- Автор: Steve Fuller
- Оригинал публикации: Prolegomena to any future transhumanist politics
- Перевод: Павел Мокин
Может ли трансгуманизм не стать марксизмом XXI века?
Комментарий переводчика: Стив Фуллер, американский философ, социолог и теоретик трансгуманизма, работающий в Англии, нуждается в более широком освещении для русскоязычной аудитории. С этой целью была переведена одна из его недавних статей, весьма познавательный и провокационный материал. Нужно ли нам повсеместное смягчение и размывание трансгуманизма в процессе его популяризации, либо же гонка полувоенных мегапроектов, грубых и беспощадных, но дающих технологический результат? Русскоязычным трансгуманистам нужно задать себе этот и ряд других вопросов, не имеющих перспективы быстрого и прямого ответа, чтобы осознать всю сложность формирования трансгуманистической политики.
Пересматривая Маркса и Бисмарка
В древнегреческой трагедии термином гамартия называют отличительную черту характера главного героя, которая является источником как его успехов, так и неудач, обычно потому, что герою не достаёт рассудительности держать эту черту своего характера под контролем. (Первородный грех является сопоставимой библейской концепцией, если рассматривать Адама как переоценившего свои данные Богом права.) Пристрастие к проектированию будущего, часто с указанием конкретных дат (как с достижением сингулярности у Курцвейла), является гамартией трансгуманизма. Но трансгуманизм лишь позднейшее из самопровозглашённых «прогрессивных» движений, страдающих от этого потенциально фатального изъяна.
Карл Маркс, как известно, предсказывал, что пролетарская революция может произойти в Германии из-за быстрой индустриализации, сделавшей её самой динамично развивающейся экономикой Европы во второй половине XIX века, давшей пристанище самому большому и наиболее организованному рабочему движению на континенте. Однако широкая известность этого достаточно правдоподобного предсказания — начиная с Манифеста коммунистической партии — привела Бисмарка менее двух поколений спустя к созданию первого государства всеобщего благосостояния, которое использовало предположение Маркса о том, что государство всегда будет поддерживать капитал больше труда, тем самым увеличивая неравенство в распределении богатства, пока общество не достигнет точки перелома. Бисмарк фактически опроверг Маркса, использовав его предсказание как вакцину, позволившую политической верхушке реорганизоваться — эффективно развивая иммунитет — через приемлемое, основанное на налогах перераспределение доходов от богатых к бедным, что обеспечило им скромное, но осязаемое чувство социальной безопасности на всю жизнь. Со стороны бедных Бисмарк извлёк выгоду из того, что люди склонны игнорировать рисковые будущие перспективы (то есть коммунистическую утопию), когда дана уверенность в завтрашнем дне (то есть обеспечена социальная защита).
Таким образом марксистская революция была предотвращена — по крайней мере в Германии. Несомненно, как инородные биоагенты (вирусы, бактерии и им подобные) со временем порождают более опасные штаммы, способные преодолеть иммунитет поражаемого организма, так и марксизм породил куда более воинственно революционный штамм, который отказался работать с «социал-демократами», как стали называть удовлетворённых Бисмарком левых. Он победил в России, благодаря Ленину. Конечно, это повлекло за собой различные компромиссы реальной политики (например, Брест-Литовский мирный договор с Германией), которые установили зону, свободную от внешнего вмешательства, что позволило нужному режиму получить некоторую поддержку в неспокойной России. Но как только Советский Союз появился, марксизм развил ещё более опасный штамм благодаря Троцкому, который предположил, что марксизм не станет полностью процветать до тех пор, пока весь мир не будет переделан по образу и подобию Маркса, даже если это подразумевает принесение жертв в стране и экспорт революции за границу.
Сейчас, когда встаёт выбор между чем-то вроде коммунистической утопии, которую представлял себе Маркс, и государством всеобщего благосостояния Бисмарка, многие люди — если не большинство — всё ещё полагают, что второй вариант был определённо лучшим историческим путём, который стоило выбрать. Конечно же, это суждение основано на большем знакомстве с реальными государствами всеобщего благосостояния, чем с реальными коммунистическими обществами. Или, что более точно, легче дать оценку нереализованному коммунизму по сравнению с реализованным государством благосостояния, чем наоборот — несмотря на яркие фантазии самых пылких марксистов. Месть Бисмарка разрекламированному предсказанию Маркса вылилась в управление общественным мнением, достигнутое в последующей истории — не в самую последнюю очередь благодаря англоязычным последователям Бисмарка среди левых, британским фабианцам и американским прогрессивистам начала XX века.
Я полагаю, что нечто подобное обязательно случится и с трансгуманизмом. Кратко сформулирую свой тезис. Трансгуманизм это марксизм XXI века: как и предшественник XIX века, он становится обременённым своей раздутой популярностью (и это задаёт направление политического движения), оставаясь при этом лёгкой мишенью для оппонентов. Так что давайте продумаем политические последствия.
Первым делом вспомним изречение Бисмарка о том, что политика есть искусство возможного. Сама идея, что можно творить искусство возможного, предполагает ощущение ограничений, если не обусловленностей, в рамках которых возможности могут быть развёрнуты. Эти ограничения обусловлены тем, что, как предполагается, действует подобно закону, вроде исторического материализма у Маркса. Однако, как превосходно заметил Лейбниц, даже законы природы лишь гипотетические императивы с точки зрения Бога. Другими словами, определённые последствия обязательно наступят, но только если начальные условия соблюдены. Если политика существует на Небесах, тогда можно играть на что угодно, пытаясь убедить Бога в том, какие вероятности должны быть закреплены, а какие должны оставаться изменчивыми. Когда Анри Пуанкаре говорил об аксиомах математики и физики как об «общепринятых», он пытался секуляризировать именно эту точку зрения. Применительно к нашему случаю: исключая одну из аксиом Маркса — что государство всегда будет оставаться слабым и уступчивым перед лицом растущего капитала — Бисмарк открыл совершенно иную политическую вселенную. То, что марксисты полагали предрешённым выводом, дало новые пределы возможного. Результатом является политическая вселенная, широко определяемая как социальная демократия, исходно по названию сговорчивых левых парламентских оппонентов консервативной партии Бисмарка.
Современный трансгуманизм
Теперь обратимся к современному трансгуманизму. Здесь заметны две тенденции. С одной стороны, есть смелые, даже милленаристские предсказания того, что за одно поколение наши вычислительные и/или биотехнологические возможности радикально трансформируют материальные условия человеческого существования. Это аналогично предсказанию Маркса, что германское рабочее движение может запустить первую коммунистическую революцию. С другой стороны, есть устойчивый поток в основном дистопических научно-фантастических романов и фильмов, которые вызывают настолько же преувеличенный уровень страха. Бисмаркским ходом перед лицом этого диалектического напряжения является прецедент, созданный Национальным научным фондом США в 2002 году планом «Конвергентные технологии», который утвердил программу опережающего управления, в соответствии с которой социальные исследователи могли бы попытаться оценить вероятную общественную реакцию на реализацию таких предсказаний. Инструменты опережающего управления взяты из маркетинговых исследований, но подняты на новый уровень, поскольку «продукты», о которых идёт речь, остаются умозрительными, хотя ярко представляются и часто формулируются. Однако эффект от такого исследования состоит в создании спроса на явно «трансгуманистические» продукты, и в то же время сводятся на нет худшие опасения, окружающие их.
Так что даже если текущие трансгуманистические проекты не выходят, как планировалось, культура продолжает воспитываться желанием того, чтобы они стали правдой, и в результате готова поддерживать их непрерывное финансирование. В этом отношении основатель психологии самоактуализации Абрахам Маслоу может считаться интеллектуальным крёстным отцом трансгуманистической политики с его концепцией «Теории Z» как маркетинговой стратегии для формирующейся группы потребителей, которых он назвал «трансцендерами». Эти люди, впервые выявленные в поздних 1960‑х, имели достаточно большие доходы, чтобы легко удовлетворять свои материальные нужды, но они не были расположены к дальнейшим материальным инвестициям в, скажем, недвижимость или акции. Скорее они были открыты к продуктам, которые обещали позитивное самосовершенствование, даже если их материальный состав не особо отличался от версий, которые они купили ранее. Подумайте об «экологически безопасных» или «социально ответственных» товарах народного потребления.
Трансгуманистический потомок этого образа мыслей может быть найден в различных шоу и рекламных роликах, которые ведёт Джейсон Сильва. Это наиболее заметно в его выпусках «Shots of Awe» и в захватывающем информационно-рекламном видео для Russian Standard Vodka, которое за три с половиной минуты показывает, как перейти от Дмитрия Менделеева, сформулировавшего периодическую таблицу элементов, к трансгуманистическим перспективам, которые этот мейнстримный бренд спиртного открывает вашему разуму. Ещё более в тему, Университет сингулярности в Калифорнии стал меккой для развития этого ощущения «визионерства», которое, по крайней мере при первом рассмотрении, что-то вроде Маркетинга 2.0 для Человечества 2.0. Незаданный вопрос бизнес-плана, скрытый во всём этом: как долго эти «трансцендеры» готовы ждать, прежде чем их символические ценности дойдут до воплощения в серьёзных материальных улучшениях, скажем, их качества жизни и продуктивности. Бисмаркский ход по срыву трансгуманистического нарратива может включать, например, канализирование скромных успехов, достигнутых через релевантные науки и технологии, в мейнстримное здравоохранение, образование, производственные системы и так далее – при этом обрезается финансирование более фантастичных проектов. В конце концов, даже такие скромные успехи, усиленные через всю экономику, могут привести к резкому изменению уровня жизни, что может заставить людей забыть о сингулярности, особенно если это не влечёт за собой массовый подрыв того образа жизни, который уже видится как желательный (например, оцените разницу между увеличением продолжительности жизни на 20 и на 200 лет).
Рекомендации
Итак, есть ли какая-нибудь политически податливая стратегия для трансгуманизма, позволяющая избежать бисмаркский ход, который в конечном итоге сокращает возможности фундаментальных исследований для изучения и преодоления основных ограничений нашего бытия? Мой ответ таков: трансгуманистам нужно позитивнее относиться к военным силам.
Сильная либертарианская линия внутри трансгуманизма рассматривает военные расходы как растрачивание денег налогоплательщиков на ведение войн, о которых им мало что есть сказать, вместо того, чтобы тратиться, например, на продлевающую жизнь терапию, которая может напрямую приносить пользу конкретным людям. Тем не менее, это близорукий взгляд на военную силу, который намекает на изоляционистскую точку зрения, идущую против естественного космополитизма трансгуманизма. (В конце концов, разве трансгуманисты не являются теми, кто заинтересован в колонизации космоса и поиске внеземной жизни?) Если говорить более конкретно, такая близорукая позиция пренебрегает столь положительной ролью, которую фантастические военные исследования (например, DARPA в США) сыграли в продвижении многого из того, что сейчас мы вносим в трансгуманистическую повестку дня, и не в последнюю очередь это революция в Кремниевой долине, начавшаяся с реорганизации финансируемых военными исследований под гражданские нужды, когда Холодная война подошла к завершению. Эта модель техно-коммерческого процветания на обратной стороне от устойчивого военного фокуса была распространённой как минимум начиная с Франко-прусской войны.
Поводы для возможной сосредоточенности военных на трансгуманистических задачах легко понять: это учреждение, которое по определению сосредоточено на едва воспринимаемых возможностях — вопросах жизни и смерти — в самом большом масштабе и на самых длительных периодах времени. Их организация соответствует цели: хорошо обученные, готовые к риску даже при условии открытых каналов коммуникации и управления — и, не в последнюю очередь, при условии значительного доверия извне — они могут справляться со своими неприятностями, когда те возникают. Военные не страдают ни от менталитета краткосрочных «быстрых побед», присущего большей части бизнеса, ни от тенденции более демократических институтов жертвовать своими собственными ценностями, чтобы удовлетворить влиятельные круги.
Одним из способов сделать связь между военными и трансгуманизмом крепче могла бы быть разработка биомедицинских задач трансгуманизма как вопроса национальной безопасности — своего рода долгосрочная страховка против внешних конкурентов, которые могут превзойти нас в производительности, процветании и тому подобном. Многие массовые медицинские инновации, от государственной реформы гигиены до вакцинаций, были введены с этим духом «гражданской боеготовности», с такими людьми как Луи Пастер и Роберт Кох, выступившими «национальными героями» своих стран во Франко-прусской войне. В более общих исторических терминах, крупное государственное финансирование смелых исследований обычно осуществлялось на фоне незатухающей внешней угрозы или «постоянного состояния чрезвычайной ситуации» (поразмышляйте о США и СССР в Холодной войне). Политическая партия, которая говорит, что жить 200 лет, по сути, хорошая идея, не так убедительна, как доказывающая, что жить 200 лет необходимо для поддержания нашего положения в мире. Деятельность Пекинского института геномики в Китае может помочь сосредоточить ум на данном вопросе. Это государственно-частное партнёрство стремится секвенировать геномы тысяч людей с высоким IQ, чтобы найти интересные передаваемые молекулярные паттерны. Удастся или нет им преуспеть в их стремлениях, это безусловно предполагает, что правила игры для «нормальной» и «успешной» человеческой жизни меняются, что, в свою очередь, требует солидных инвестиций в фундаментальные исследования, нацеленные на долгосрочное развитие человеческого капитала.
Кроме того, сосредоточение на военных может помочь сдвинуть направление трансгуманистического политического дискурса со свободы личности на геополитическую необходимость, но, в то же время, это дискурс в куда более позитивном смысле, чем у Ника Бострома в Оксфорде и в кембриджском Центре по изучению экзистенциальных рисков. В то время как они в основном занимаются предупреждением худших возможных исходов (например, наше непреднамеренное уничтожение от рук сверхразумных машин, нами же созданных), я предлагаю соответствовать духу «необходимость — мать изобретательности», то есть всякая потенциальная угроза является замаскированной возможностью, моментом для дальнейшего отделения плевел нашего эволюционного наследия от зёрен желания двигаться вперёд, будь то на основе углерода, кремния или их комбинации. Даже высоко вероятные долгосрочные изменения климата Земли могут быть осмыслены на этот манер, то есть как стимул для нас взять на себя сейчас — прежде любой реальной глобальной катастрофы — систематическую переоценку наших экзистенциальных приоритетов, особенно в отношении энергообеспечения. В этом отношении трансгуманисты могут объединиться с проактивным «экомодернизмом», который особенно нацелен на энергетику как на ключевую точку для инноваций, поддерживая повсеместный отход от ископаемого топлива к более экологически устойчивым формам энергии и к шире спроектированной глобальной окружающей среде, с открытой дверью к более существенным космическим исследованиям: не только как к маршруту эвакуации в случае экологической катастрофы, но также как к средству улучшения жизни на Земле.
Дополнительная литература
- Fuller, S. (2011). Humanity 2.0: What It Means To Be Human Past, Present and Future. London: Palgrave.
- Fuller, S. (2012). Preparing for Life in Humanity 2.0. London: Palgrave.
- Fuller, S. and Lipinska, V. (2014). The Proactionary Imperative: A Foundation for Transhumanism. London: Palgrave.
Примечание
Статья выше является Главой 11 книги «Envisioning Politics 2.0» (by Transpolitica).