Ах, это так экспоненциально!

Я была рада, что меня было кому защи­тить, что у меня было место, кото­рое мож­но назвать домом. Так мно­гие из нас, пас­са­жи­ров рей­са ANA 008, оста­лись вооб­ще одни-одинёшеньки.

Если нель­зя дове­рить­ся мужу и род­ной сест­ре, кому тогда вооб­ще ты можешь дове­рять? Прав­да, мой муж женил­ся на моей сест­ре. В 2037‑м Билл и Кэти были дву­мя людь­ми сред­не­го воз­рас­та. У них было двое детей, оба подростки.

Билл и Кэти были очень срод­нив­шей­ся парой. Буд­то одна душа на два тела. Мой муж и моя сест­ра вели себя ров­но так, как и ведут все про­шед­шие испы­та­ние вре­ме­нем пары, — когда люди про­сто зна­ют, без малей­ших сомне­ний, что чув­ству­ет дру­гой. Они дого­ва­ри­ва­ли фра­зы друг за дру­гом. У них было оди­на­ко­вое выра­же­ние лиц. Когда мы спус­ка­лись к пар­ку Пре­зи­дио, по ули­це они шага­ли в одном темпе.

Их взгля­ды, мол­ча­ли­вые и испол­нен­ные зна­че­ния, или же бро­шен­ные иско­са, уга­ды­ва­ю­щи­е­ся по дро­жа­нию век, — все эти неза­мет­ные сиг­на­лы про­ле­та­ли мимо меня. Они оба так вол­но­ва­лись обо мне.

А обо мне сто­и­ло вол­но­вать­ся, ведь я была путе­ше­ствен­ни­цей во вре­ме­ни. И я была для них той самой Дру­гой Жен­щи­ной, пото­му что оста­ва­лась — ну, или была когда-то — мис­сис Саман­той Фер­ра­ро, патен­то­ван­ной тех­но­чик­сой с биле­том в биз­нес-класс, место номер 6E.

И в обла­сти Зали­ва в 2037‑м меня прям ну вооб­ще никто не ждал. Я была тут абсо­лют­но неумест­ной. Толь­ко что из Токио 2017 года, я смот­ре­лась кош­мар­ней при­зра­ка с япон­ской ксилографии.

Рейс 008: люди зва­ли нас «жерт­ва­ми путе­ше­ствия во вре­ме­ни». Мы были сот­ня­ми рип-ван-вин­клей. И всё же эмо­ци­о­наль­но Билл и Кэти дер­жа­лись. Даже более того: их сил и сочув­ствия хва­та­ло, что­бы под­дер­жать меня в при­клю­чив­шей­ся катастрофе.

На рей­се 008 я ещё ока­за­лась в чис­ле везун­чи­ков. Все мы удо­сто­и­лись чести лице­зреть буду­щее, вот толь­ко у «буду­ще­го» и сво­их забот хва­та­ло. Мы были дико­вин­ны­ми иско­па­е­мы­ми. Буду­щее едва мог­ло пове­рить в наше суще­ство­ва­ние. Мы дав­ным-дав­но про­па­ли без вести, нас никто и не чаял най­ти в живых, но вот мы сно­ва здесь и вышли на свет дневной.

Билл и Кэти взя­ли меня на про­гул­ку в парк, пото­му что я все­гда люби­ла Пре­зи­дио, и мне вновь хоте­лось ощу­тить дере­вья, и тра­ву, и цве­ты. Пото­му что дере­вья не ста­нут бро­сать оце­ни­ва­ю­щих взгля­дов; цве­ты не будут шокированы.

С той ужас­ной посад­ки в аэро­пор­ту про­шло четы­ре дня. Меня всё ещё дони­мал джет­лаг — даже мой цир­кад­ный ритм ещё оста­вал­ся токий­ским. Зато всё осталь­ное пере­ме­ни­лось во мгно­ве­ние ока; я оста­лась без­ра­бот­ной бежен­кой без гро­ша в кар­мане. У меня не было доку­мен­тов, все мои навы­ки без­на­дёж­но уста­ре­ли. У меня не было мобиль­но­го телефона.

Мой муж Билл ока­зал­ся мор­щи­ни­стым лысе­ю­щим типом, кото­рый женил­ся на моей млад­шей сест­ре. Билл все­гда нра­вил­ся Кэти. Теперь она была зре­лой и опыт­ной мате­рью дво­их детей. Стар­ше и муд­рее меня.

Кэти не сде­ла­ла мне ниче­го пло­хо­го. Даро­вать любовь и под­держ­ку без­утеш­но­му вдов­цу — пожа­луй, даже кра­си­вый посту­пок со сто­ро­ны сво­я­че­ни­цы. Напро­тив, это я, Саман­та Фер­ра­ро из крес­ла 6E — пре­ступ­ле­ние про­тив При­ро­ды. Само моё суще­ство­ва­ние — постыд­ный факт.

Мои покро­ви­те­ли — хотя мне сто­и­ло бы назы­вать их семьёй, ведь они — всё, что у меня оста­лось — были любез­ны и доб­ры ко мне. Они про­сти­ли мне, что суще­ствую. Они не очень-то сме­я­лись мое­му иди­от­ско­му чёр­но­му юмо­ру, но пони­ма­ли, что я про­сто пыта­юсь сохра­нить стой­кость духа. Пыта­юсь нащу­пать выход.

В про­ме­жут­ках меж­ду при­сту­па­ми дро­жи и при­пад­ка­ми рыда­ний во мне про­буж­да­лась жаж­да жиз­ни. Само собой, у меня нико­гда боль­ше не полу­чит­ся почув­ство­вать себя по-насто­я­ще­му нор­маль­ной, но я хоте­ла ходить по ули­цам род­но­го горо­да с под­ня­той голо­вой. У меня оста­лось пра­во быть лич­но­стью и чув­ство­вать себя не хуже прочих.

Мы с Бил­лом были эмо­ци­о­наль­но близ­ки пять дней назад, — но это было два­дца­тью года­ми ранее. Он опоз­дал на рейс 008, при­шлось пере­бро­ни­ро­вать билет, всё из-за вне­зап­ных неуря­диц в «Фуд­жит­су». Нас с Бил­лом объ­еди­ня­ла куча внут­рен­них при­ко­лов — ну, в то вре­мя, когда «Гугл» и «Сам­сунг» ещё суще­ство­ва­ли. Мы были баш­ко­ви­той тех­но­па­роч­кой из Сан-Фран­цис­ко, быст­ро­но­гие в сво­их най­ков­ских крос­сах, насмеш­ли­вые пере­бран­ки, дурац­кие ник­нэй­мы, вот это вот всё. «Умное» то, умное это.

Билл на два­дцать лет пере­рос наши дав­но отжив­шие пред­став­ле­ния об «умно­сти». Он не был каким-то тех­но­дель­цом из Доли­ны. Билл при­бег к стра­те­гии отступления.

Мир сде­лал нечто боль­шое и важ­ное. Нечто мас­шта­ба Атом­ной Бом­бы, мас­шта­ба Высад­ки на Луну, одну из тех вещей, кото­рые меня­ют ход исто­рии. Я соби­ра­ла все намё­ки о про­изо­шед­шем, пока соци­аль­ные работ­ни­ки рас­спра­ши­ва­ли меня, — ведь, само собой, это я была Боль­шой Про­бле­мой, а не они. Они были абсо­лют­но нор­маль­ны, — и всё же сде­ла­ли нечто глу­бо­кое и при­чуд­ли­вое. Они изме­ни­ли чело­ве­че­ское мыш­ле­ние с помо­щью Искус­ствен­но­го Интеллекта.

Они сотво­ри­ли с ней­рон­ны­ми сетя­ми нечто, ради­каль­но улуч­шив­шее чело­ве­че­ские ней­ро­ны. Объ­яс­ни­ли мыш­ле­ние с помо­щью вычис­ле­ний. Что-то в таком духе. Все эти НИО­К­Ры вырва­лись из лаб и каким-то обра­зом выско­чи­ли на боль­шую S‑кривую. Они пре­вра­ти­лись в мэйнстрим.

И они ста­ли экспоненциальными.

Экс­по­нен­ци­аль­ность — вот в чём боль­шое раз­ли­чие меж­ду моим 2017‑м и их 2037‑м. Одно из раз­ли­чий, как бы то ни было. Боль­шое, быст­рое и взле­та­ю­щее ввысь.

Как буд­то мир катил­ся в гору, вра­ща­ясь вокруг сво­ей оси. Вся пла­не­та, всё чело­ве­че­ство про­шли через про­цесс гро­мад­но­го, все­лен­ско­го мета­фи­зи­че­ско­го про­свет­ле­ния. Они постиг­ли истин­ную кар­ти­ну того, как рабо­та­ют ней­ро­ны. В смыс­ле, мозг, созна­ние, память и мысль. Они раз­га­да­ли ста­рин­ные Декар­то­вы голо­во­лом­ки о пере­пле­те­нии Духа и Мате­рии. Отыс­ка­ли пер­во­прин­ци­пы, мате­ри­аль­ные суб­стра­ты все­го это­го. Разо­бра­лись в этих вопро­сах глуб­же, чем мы изу­чи­ли ДНК.

Они боль­ше не поль­зо­ва­лись сла­ща­вы­ми мисти­че­ски­ми тер­ми­на­ми из 2017-го, рас­плыв­ча­ты­ми сло­веч­ка­ми, вро­де «мыс­ли», «чув­ства», «настро­е­ния», «души», «интел­лект». Для этих явле­ний у них были точ­ные, науч­ные фор­му­ли­ров­ки, и мил­ли­он высо­ко­тех­но­ло­гич­ных тер­ми­нов. Они сыпа­ли фра­зоч­ка­ми в духе «авто­ка­та­ли­че­ские пер­цеп­тив­ные цик­лы» и «очист­ка гипо­та­ла­ми­че­ско­го регистра».

Вот что обсуж­да­ли кали­фор­ний­цы, рас­сев­шись за сто­лом во вре­мя лан­ча. Вот что было самой совре­мен­ной темой, вот в чём заклю­чал­ся самый боль­шой вопрос наших дней. И я вслу­ши­ва­лась, насколь­ко толь­ко мог­ла, но зву­ча­ло это как юник­со­вый код впе­ре­меш­ку с дзен.

Когда являл­ся офи­ци­ант, на него вовсе не смот­ре­ли как на без­ли­ко­го слу­гу, вынуж­ден­но­го жить на чаевые.

Нет, офи­ци­ант пре­вра­тил­ся в участ­ни­ка это­го гигант­ско­го все­об­ще­го при­клю­че­ния. Офи­ци­ант был ава­та­ром про­свет­лён­ной сущ­но­сти, как и они. Он был бра­том по духу, вопло­щён­ным созна­ни­ем. Ну и чисто слу­чай­но он заод­но при­но­сил про­ро­щен­ных бобов и соус авокадо.

Мой быв­ший муж был под­вер­жен это­му син­дро­му в выс­шей сте­пе­ни. Мой Билл Фер­ра­ро, тот парень, за кото­рым я была заму­жем все­го-то пять субъ­ек­тив­ных дней назад, был, если чест­но, типич­ным нер­дом и бал­бе­сом из Крем­ни­е­вой доли­ны, застен­чи­вым, милым, неса­мо­сто­я­тель­ным пар­нем, пута­ю­щим­ся в соб­ствен­ных шнур­ках. Но Билл Фер­ра­ро из 2037-го был совсем дру­гим суще­ством. Он по-преж­не­му выгля­дел как Билл Фер­ра­ро, ну, более или менее, но в нём появи­лась пуга­ю­щая про­сто­та дзен­ско­го гуру. У него была поход­ка масте­ра кунг-фу.

Мой свё­кор, Говард Фер­ра­ро, при­гля­ды­вал за вну­ка­ми. Говард оста­вал­ся Говар­дом, несмот­ря на свои юные 72. Он сни­зо­шёл, что­бы ода­рить меня радуш­ным при­вет­стви­ем, ну, или, ина­че гово­ря, Говард вне­зап­но мате­ри­а­ли­зо­вал­ся посре­ди моей ком­на­ты. Говард был объ­ём­ным изоб­ра­же­ни­ем в нату­раль­ный рост, создан­ным из «струк­ту­ри­ро­ван­но­го све­та». Так они теперь дела­ли, вме­сто того, что­бы позво­нить по теле­фо­ну. Никто меня не пре­ду­пре­дил об этом. Они слиш­ком при­вык­ли к этой шту­ке, что­бы меня предупреждать.

Я забле­ва­ла ему всю допол­нен­ную реальность.

Впро­чем, этот без­об­раз­ный тош­нот­ный инци­дент стал пово­рот­ным пунк­том. Он раз­ве­ял удуш­ли­вый мрач­ный туман над Суме­реч­ной зоной наших отно­ше­ний. Я была боль­на, и люди ста­ли смот­реть на меня ина­че. Я про­сто захво­ра­ла, стран­ная при­бо­лев­шая бед­няж­ка из даль­них земель, кто-то вро­де загрип­по­вав­шей при­гла­шён­ной домработницы.

По пути в парк я ещё была блед­на, поход­ка была нетвёр­дой, меня под­таш­ни­ва­ло, но по край­ней мере я шла на сво­их дво­их. Дви­га­лась впе­рёд. Шла на поправ­ку. Это была хоро­шая сто­ро­на дела. Я жива, а зна­чит, у меня есть надежда.

Мне было все­го 26. Я ещё могу как-то при­спо­со­бить­ся. Госу­дар­ство и феде­раль­ные вла­сти — (они тут ещё вро­де как оста­лись) — спеш­но изоб­ре­та­ли для меня спо­соб суще­ство­вать вновь в каче­стве граж­дан­ско­го субъ­ек­та. Мне выде­лят неко­то­рую эко­но­ми­че­скую под­держ­ку — «дол­ла­ров» тут не сохра­ни­лось, они уста­ре­ли, но мне предо­ста­ви­ли грант в «БОД Гло­бо» или про­сто «гло­бах».

«Гло­бы» тра­ти­ли, взма­хи­вая на людей рука­ми, буд­то кида­лись в них комоч­ка­ми влаж­ной сли­зи. Нико­му подоб­ная модель опла­ты вовсе не каза­лась стран­ной или забав­ной. Люди про­сто дела­ли так, и всё тут. Для них это было ничуть не хуже, чем «свай­пать» паль­цем по стёк­лыш­ку теле­фон­но­го экра­на, — что, в свою оче­редь, ста­ло чрез­вы­чай­но стран­ным, так никто боль­ше не делал.

Все мобиль­ные теле­фо­ны пре­вра­ти­лись в раз­но­вид­ность «мёрт­вых медиа»¹, вымер­ли, подоб­но теле­гра­фу или факс-маши­нам. Мой воз­люб­лен­ный мёрт­вый теле­фон­чик всё ещё поко­ил­ся у меня в сумоч­ке, и его без­глас­ное тём­ное стек­ло слу­жи­ло непре­стан­ным источ­ни­ком печали.

Как бы то ни было, мир оста­вал­ся миром. Воз­дух был чист, солн­це про­дол­жа­ло све­тить мне. Над голо­вой сколь­зил какой-то лета­тель­ный аппа­рат, но инвер­си­он­но­го сле­да тот не остав­лял. Как по мне, так вовсе непло­хо, что на ули­цах Сан-Фран­цис­ко не оста­лось машин. Если в Сан-Фран­цис­ко нет улич­ной рекла­мы — ни еди­но­го бил­бор­да, ника­ких брэн­дов, даже лого­ти­пов, раз­ве что на каком-нибудь анти­ква­ри­а­те… Что ж, да будет так.

Люди, спя­щие на ули­цах, — они вовсе не были безум­ца­ми или без­дом­ны­ми отще­пен­ца­ми. Про­сто нор­маль­ные при­ят­ные люди, кото­рым при­шла на ум блажь вздрем­нуть на улице.

Все­об­щее отсут­ствие обу­ви — что ж, так посту­пал каж­дый. Босые ноги были стиль­ны­ми, в сво­ём роде. Мусо­ра или битых стё­кол тут не было, так что поче­му бы и нет?

За «гло­бы» я при­ку­пи­ла новую, при­лич­ную одеж­ду, так что боль­ше не выгля­де­ла как чья-то поте­ряв­ша­я­ся поло­ум­ная бабу­ля. Бла­го­да­ря гло­баль­но­му потеп­ле­нию в моде у них была лет­няя одеж­да, лёг­кая и тон­чай­шая, с уко­ро­чен­ны­ми рука­ва­ми, тро­пи­че­ских рас­цве­ток. Жите­ли обла­сти Зали­ва охот­но выстав­ля­ли кожу на все­об­щее обо­зре­ние. Толь­ко у ста­ре­ю­щих нор­маль­ных людей мое­го поко­ле­ния были татуировки.

Муж­чи­ны носи­ли маки­яж. Жен­щи­ны, как пра­ви­ло, нет. Жен­щи­ны в Сан-Фран­цис­ко 2037-го выгля­де­ли поис­ти­не чуже­род­но. Они были мрач­ны­ми и угрю­мы­ми. Их лица были холод­ны­ми, утом­лён­ны­ми, лишён­ны­ми улы­бок, у меня такие поче­му-то ассо­ци­и­ро­ва­лись с рус­ски­ми дива­ми или копа­ми под прикрытием.

Жен­щи­ны выгля­де­ли так, буд­то стой­ко про­ти­во­сто­я­ли самым наи­худ­шим чув­ствам, какие когда-либо испы­ты­ва­ли, и уже свык­лись с этой борь­бой. Эти житель­ни­цы цен­траль­ных рай­о­нов Сан-Фран­цис­ко, оче­вид­но, были утон­чён­ны­ми горо­жан­ка­ми, выс­ший класс бла­го­со­сто­я­ния и вку­са, и одна­ко же выгля­де­ли гру­бо и пуга­ю­ще. Выгля­де­ли как быв­шие шлю­хи, пере­ква­ли­фи­ци­ро­вав­ши­е­ся в фельд­ше­ров ско­рой помощи.

Я была SAT-овской² отлич­ни­цей с солид­ной зар­пла­той, про­ша­рен­ной чик­сой из 2017-го, но на их фоне смот­ре­лась застен­чи­вой юной барыш­ней вик­то­ри­ан­ской эпо­хи. Я мно­гое зна­ла о тор­го­вых пло­щад­ках при­ло­же­ний под «Android», и про Google Cloud. Всё рав­но что уме­ла бы выши­вать и играть на клавесине.

— Кэти, — ска­за­ла я сво­ей младшей/старшей сестре.

— Что?

— Что здесь, чёрт побе­ри, про­изо­шло? Поче­му все эти дев­чон­ки выгля­дят так, буд­то гото­вы сталь­ные гвоз­ди попо­лам перекусывать?

— Ого, нико­гда не заме­ча­ла, — ска­за­ла Кэти, её лицо засты­ло, буд­то сама толь­ко что пере­ку­си­ла желез­но­до­рож­ный костыль.

— Это эмо­ци­о­наль­ная натуж­ность, — отмэн­с­пл­эй­нил Билл. — Девуш­ки боль­ше не утруж­да­ют­ся подоб­ным. Нико­гда не симу­ли­ру­ют все эти милые, сла­день­кие эмо­ции, ведь все вокруг зна­ют, како­вы наши реаль­ные эмо­ции на самом деле. Девуш­ки при­вык­ли улы­бать­ся и жеман­ни­чать на людях. Но, конеч­но же, это все­гда было подделкой.

— Они выгля­дят ужасно.

— Это пото­му что они выгля­дят чест­но, — ска­за­ла Кэти.

— Жен­щи­ны зна­ют, что для муж­чин они — сек­су­аль­ные объ­ек­ты, — ска­зал Билл с види­мым удо­воль­стви­ем. — Это мета­бо­ли­че­ское и гор­мо­наль­ное, это жёст­ко про­ши­то в нашей пер­цеп­тив­ной систе­ме. Муж­чи­ны зна­ют, что жен­щи­ны зна­ют, поче­му муж­чи­ны гла­зе­ют. Все кар­ты вскры­ты, так что мы отри­ну­ли ложь. Мы бро­си­ли играть­ся в при­укра­ши­ва­ния, пере­ста­ли кле­пать под­дел­ки. В наши дни жен­щи­ны как пра­ви­ло выгля­дят так, как и долж­ны выгля­деть насто­я­щие жен­щи­ны, вне зави­си­мо­сти от того, смот­рят на них муж­чи­ны или нет.

— Так что же, я для всех вокруг сей­час выгля­жу дико? — спро­си­ла я с тре­во­гой. — В смыс­ле, я знаю, что долж­на выгля­деть стран­но — но насколь­ко я чудная?

— Ну, оче­вид­но, для меня и тво­ей сест­ры ты все­гда будешь весь­ма стран­ной, — отве­тил Билл. — Не хочу скры­вать перед тобой свои истин­ные чув­ства. Встре­тить свою жену спу­стя два­дцать лет — это лич­ная эмо­ци­о­наль­ная катастрофа.

— Мы спра­вим­ся. Мы смо­жем это пре­одо­леть, — пообе­ща­ла Кэти.

— Ну, да, пожа­луй, мы можем ей так ска­зать, любез­но­сти ради, — ска­зал ей Билл. — Но исход­ный шок настоль­ко трав­ма­ти­чен, он нанёс сокру­ши­тель­ный удар по моей психике.

— Это ты мне рас­ска­зы­ва­ешь, — уко­ри­ла его Кэти. — Это «раз­би­ло мне серд­це». В смыс­ле, тех­ни­че­ски я себе зара­бо­та­ла дол­го­вре­мен­ный раз­рас­та­ю­щий­ся трав­ма­ти­че­ский про­цесс в мозо­ли­стом теле. Он там сра­зу сле­ду­ю­щий после отме­ти­ны, кото­рую оста­ви­ло горе от про­па­жи моей сест­ры два­дцать лет тому назад. Эти боль­шие жиз­нен­ные трав­мы, — они руб­цу­ют­ся, но их невоз­мож­но пол­но­стью исце­лить. Смерть тех, кого мы любим, выры­ва­ет кусок самой нашей сущности.

Билл кив­нул, выра­жая абсо­лют­ную и испол­нен­ную ува­же­ния соли­дар­ность, его гла­за влаж­но блестели.

— Чело­ве­че­ское суще­ство­ва­ние тра­гич­но. Теперь мы осо­зна­ём эту исти­ну, пото­му что можем объ­ек­тив­но оце­нить меру чело­ве­че­ских стра­да­ний. Важ­ней­шие эмо­ции име­ют экс­по­нен­ци­аль­ные мас­шта­бы, они похо­жи на гро­мад­ные гор­ные хреб­ты. Ещё одна при­чи­на, по кото­рой мы зна­ем, что нико­гда не смо­жем загру­зить наши моз­ги в компьютер.

— Ах, эти син­гу­ляр­ные ребя­та, — ска­за­ла я. — Вот кто за всем этим сто­ит. Я зна­ла это!

— Ага, они были безум­ны. Но они реши­лись дей­ство­вать, так что полу­чи­ли неко­то­рые резуль­та­ты. Кучу тех­но­ло­ги­че­ских побоч­ных про­дук­тов, в первую очередь.

Я кив­ну­ла. Вот имен­но так всё все­гда и происходило.

— Так что со вре­ме­нем выяс­ни­лись неко­то­рые при­ме­ча­тель­ные фак­ты о функ­ци­ях наше­го моз­га, — или о наших «душах», и вот это уже намно­го важ­нее… Само собой, мы не назы­ва­ем их «душа­ми», это жар­гон, бели­бер­да, но речь об опре­де­лён­ных струк­ту­рах. Невраль­ных, элек­тро­хи­ми­че­ских пат­тер­нах… Ничто и нико­гда не пре­взой­дёт по сво­ей обще­че­ло­ве­че­ской зна­чи­мо­сти — чело­ве­че­скую душу. Ничто! День­ги, бла­го­со­сто­я­ние, власть, это всё при­зра­ки, мир­ские иллю­зии, в срав­не­нии с наши­ми душами.

— Мы уве­ли­чи­ли нашу осо­знан­ность, — ска­за­ла Кэти, про­сто что­бы вста­вить такое чудес­ное ста­рин­ное сло­веч­ко — спе­ци­аль­но для меня.

— Пф, ну это же Кали­фор­ния. Мне сле­до­ва­ло об этом помнить.

— Ага, но на этот раз всё сра­бо­та­ло, — ска­за­ла Кэти. — Посколь­ку речь о тех­но­ло­гии, а не все­го лишь о какой-то пси­хо­де­ли­че­ской нар­ко­фигне, всё раз­ви­ва­лось очень быст­ро. Экс­по­нен­ци­аль­но быстро.

— Экс­по­нен­ци­аль­но — это хоро­шо, — про­воз­гла­сил Билл. — Экс­по­нен­ци­аль­ность озна­ча­ет ради­каль­ное воз­рас­та­ние пара­мет­ров жиз­ни. Толь­ко пред­ставь все эти XPRIZE’овские сорев­но­ва­ния раз­ра­бот­чи­ков, в кото­рых теперь участ­ву­ют ком­пью­те­ры. Наши цели пре­вос­хо­дят самые сме­лые чело­ве­че­ские мечты.

Они рас­суж­да­ли так уве­рен­но и счаст­ли­во, что я ощу­ти­ла холод­ное дуно­ве­ние отчаяния.

— Люди, да о чём вы вооб­ще говорите?

— Это не так-то про­сто, я знаю, — ска­зал Билл. — Тако­ва кар­ма — при­знать всю глу­бин­ную, чело­ве­че­скую исти­ну Радо­сти и Скор­би… Само­со­зна­ние. Разум. Осо­знан­ность. Рас­су­док. Чело­ве­че­ское досто­ин­ство. Рели­ги­оз­ный пыл… Это слож­ные вещи, но не настоль­ко, что­бы их нель­зя было про­яс­нить с помо­щью ней­рон­ных сетей. И мы разо­бра­лись в них. Про­сто поня­ли. Мы теперь можем рас­суж­дать о соб­ствен­ных душах в функ­ци­о­наль­ных инже­нер­ных терминах.

— «Любовь» была самой важ­ной вещью во всей моей жиз­ни, но в ито­ге любовь ока­за­лась абсо­лют­но непод­хо­дя­щим тер­ми­ном, — ска­за­ла Кэти, крас­ка при­ли­ла к её лицу. — Или «страсть», что за бес­тол­ко­вое сло­во! Сек­су­аль­ное вле­че­ние обо­зна­ча­ет восемь­де­сят семь раз­лич­ных боль­ших пер­цеп­тив­ных кла­сте­ров у муж­чин, и сто две­на­дцать у женщин.

— «Само­со­зна­ние» корен­ным обра­зом отли­ча­ет­ся от наших преж­них пред­став­ле­ний о нём, — ска­зал Билл. — Ока­зы­ва­ет­ся, не осво­ив­шие речь мла­ден­цы в колы­бе­ли намно­го созна­тель­нее зре­лых взрос­лых. Созна­ние у мла­ден­цев гро­мад­ное, как оке­ан. Их необу­чен­ные пер­цеп­тив­ные кла­сте­ры широ­ко рас­пах­ну­ты навстре­чу неоформ­лен­но­му пото­ку ощу­ще­ний! Мла­ден­цы тыся­че­крат­но пол­нее осо­зна­ют про­ис­хо­дя­щее, чем мы; толь­ко им нечем выра­зить это, кро­ме кри­ков и плача.

— Вот видишь, едва толь­ко тебе откро­ет­ся, как рабо­та­ет твой мозг, прак­ти­че­ски всё, что ты зна­ла преж­де об «интел­лек­те», тот­час пре­вра­тит­ся во вздор­ную чепу­ху, — пообе­ща­ла Кэти. Она взгля­ну­ла на робо­те­леж­ку с закус­ка­ми, при­та­ив­шу­ю­ся в тени жака­ран­ды. — Хочешь какое-нибудь из этих мороженых?

— Нет, — отве­ти­ла я, погла­жи­вая ною­щий живот.

— Ваниль­ные очень хоро­ши, — при­ня­лась уго­ва­ри­вать она. — В них куча про­био­ти­ков, кото­рые мож­но под­се­лить в твой холо­бионт³.

— В моло­до­сти я был таким бота­ном, — вздох­нул Билл. Он лов­ко под­хва­тил босы­ми заго­ре­лы­ми паль­ца­ми ног с мосто­вой обёрт­ку от моро­же­но­го. — Но если изме­рить функ­ци­о­ни­ро­ва­ние моз­га ней­рон­ной вычис­ли­тель­ной мощ­но­стью — в раз­ря­дах синап­сов, потреб­ле­нии саха­ров — то дей­ствия, кото­рые мы при­вык­ли назы­вать «дура­че­ства­ми», тре­бу­ют от моз­га куда боль­ших уси­лий, чем любое нор­маль­ное пове­де­ние. Вот в чём правда.

Это было уже выше моих сил, и я рас­тя­ну­лась на пар­ко­вой ска­мей­ке. Джет­лаг и куль­тур­ный шок — убой­ное комбо.

Борясь с под­ка­тив­шей дур­но­той, я при­мо­сти­ла свою бед­ную иду­щую кру­гом голо­ву и взгля­ну­ла сквозь тонень­кие зелё­ные вет­ви и кру­жев­ные обла­ка. Летай­те Дру­же­ствен­ным Небом Путе­ше­ствий во Вре­ме­ни⁴. Оно было пря­мо надо мной, гро­мад­ное синее тихо­оке­ан­ское небо, пре­дав­шее меня.

Там навер­ху что-то дви­жет­ся по наклон­ной тра­ек­то­рии. Это была ост­ро­но­сая хро­ми­ро­ван­ная раке­та, пуза­тая, с четырь­мя плав­ни­ка­ми ста­би­ли­за­то­ров, она сни­жа­лась с небес с досто­ин­ством, захо­дя на посад­ку зад­ни­цей вперёд.

— Про­сти, что обес­ку­ра­жи­ва­ем тебя все­ми эти­ми фак­та­ми, — ска­зал Билл, уса­жи­ва­ясь у меня в ногах. — Но луч­ше уж свык­нуть­ся с ними. Люди толь­ко об этом и гото­вы рас­суж­дать в наши дни.

— Я вижу раке­ту, вон там, навер­ху, — ска­за­ла я, ука­зы­вая пальцем.

— Ну да, немно­го таких шту­ко­вин у нас тоже есть

Но глав­ная наша забо­та — это душа. Это наша поли­ти­ка. Обра­зо­ва­ние. Обще­ствен­ное здра­во­охра­не­ние. Куль­ту­ра. Это наша мета­фи­зи­ка, наша фило­со­фия, наша рели­гия. Наше зако­но­да­тель­ство. Наша систе­ма мораль­ных ценностей…

— Это наше есте­ство, — ска­за­ла Кэти, дого­ва­ри­вая мысль за ним.- Муравьи, или пчё­лы — они ведь абсо­лют­но есте­ствен­ны. Они вовсе не обла­да­ют «интел­лек­том», как мы, люди, но мы, кста­ти гово­ря, уме­ем оце­ни­вать и изме­рять и эти вещи тоже, в смыс­ле, схе­ма­ти­за­ци­ей про­цес­сов и ката­ли­ти­че­ски­ми пет­ля­ми — маль­чик мой, раз­ве муравьи и пчё­лы не изу­ми­тель­ны. А тер­ми­ты, о Боже ж ты мой!

— Мы и неде­ли бы не про­жи­ли без тер­ми­тов. Осо­бен­но при кли­ма­ти­че­ских-то изме­не­ни­ях, — ска­зал Билл. — Наде­юсь, Папа пони­ма­ет это. Если б я был Папой Рим­ским, я бы напра­вил весь свой духов­ный авто­ри­тет имен­но на это.

— Билл так пере­жи­ва­ет из-за тер­ми­тов, — про­из­нес­ла Кэти с нежностью.

— Всё из-за угле­вод­ной загруз­ки! Это же метан! — Билл пома­нил про­хо­дя­щую мимо мусор­ную робо­кор­зи­ну и швыр­нул обёрт­ку туда. — Нель­зя же про­сто бол­тать о том, что мы чув­ству­ем — не весь же день напро­лёт, день за днём! Мы всё ещё долж­ны смот­реть в лицо физи­че­ской реаль­но­сти и встре­чать кри­зи­сы наше­го вре­ме­ни во всеоружии!

— Билл поли­ти­че­ски заря­жен, — пове­да­ла мне Кэти. — Это из-за кла­сте­ров 5, 75 и — в осо­бен­но­сти — 93А… И кро­ме того, Билл пра­вый. Он рас­су­ди­тель­ный. В смыс­ле, имен­но это и зна­чит быть «пра­вым» и «рас­су­ди­тель­ным» — для муж­чин, во вся­ком слу­чае. Гово­ря в ней­ро­ло­ги­че­ских терминах.

— Я нико­гда не навер­стаю всё это, — настиг­ло меня осо­зна­ние. — Я сошла с бор­та реак­тив­но­го само­лё­та, да вот толь­ко пере­се­ла на мча­щий­ся неуправ­ля­е­мый поезд. Это всё так экспоненциально!

— Да брось, — ска­зал Билл. — Не бой­ся экс­по­нент. Ты отста­ла на два­дцать лет — но это сущие пустя­ки по срав­не­нию с теми пора­зи­тель­ны­ми скач­ка­ми, кото­рые нам пред­сто­ят. Уж если нас увлёк поток экс­по­нен­ци­аль­но­сти, уж если мы про­чув­ство­ва­ли его на себе, что ж, нас всех швыр­нёт впе­рёд и вверх! В сле­ду­ю­щие два­дцать лет нас всех трях­нёт, как на лежа­чем поли­цей­ском, — он взмах­нул рука­ми, совсем в духе тех­на­рей из MIT. — Да одна­жды мы все ещё посме­ём­ся над этим!

Я рез­ко села на ска­мей­ке и вне­зап­но рыг­ну­ла. Звук вырвал­ся из само­го мое­го нут­ра, слов­но глу­бин­ное есте­ство пода­ва­ло свой гру­бый голос.

Джет­лаг нако­нец про­шёл. Я окон­ча­тель­но при­бы­ла в здесь и сейчас.

— Это что, какая-то все­лен­ская шут­ка, что ли? — ска­за­ла я. — Так вот что, по-тво­е­му, слу­чи­лось? Ты реаль­но счи­та­ешь, что в буду­щем мы смо­жем про­сто посме­ять­ся надо всем этим?

Они обме­ня­лись быст­ры­ми взгля­да­ми. И затем оба усмехнулись.

1. Про­ект Dead Media (досл. «Мёрт­вые Медиа») изна­чаль­но был пред­ло­жен Брю­сом Стер­лин­гом в 1995 году как собра­ние уста­рев­ших и забы­тых ком­му­ни­ка­ци­он­ных тех­но­ло­гий. ↵
2. SAT — цен­тра­ли­зо­ван­ный экза­мен, кото­рый сда­ют для поступ­ле­ния в выс­шие учеб­ные заве­де­ния выпуск­ни­ки аме­ри­кан­ских школ, ана­лог оте­че­ствен­но­го ЕГЭ. ↵
3. Холо­бионт — сово­куп­ность орга­низ­ма-хозя­и­на и мно­гих дру­гих видов, насе­ля­ю­щих его или про­стран­ство вокруг него, кото­рая обра­зу­ет дис­крет­ную эко­ло­ги­че­скую еди­ни­цу. ↵
4. Обыг­ры­ва­ет реклам­ный сло­ган United Airlines «Come Fly the Friendly Skies» — при­мер­ный пере­вод «Летай­те дру­же­ствен­ным небом». ↵