Поэмеменон: Форма как оккультная технология

Оригинал публикации: The Poememenon: Form as Occult Technology
Перевод: Олег Лунёв-Коробский

По мере того как замысловатые временные повествования CCRU выходят из безвестности, Эми Айрленд всё глубже погружается в колдовскую кибернетику спирали времени, акселерации, гиперверия и нечеловеческой [nonhuman] поэтики.

Достаточно продвинутая технология показалась бы нам формой волшебства; это отметил ещё Артур Ч. Кларк. Волшебник имеет дело с волшебством; следовательно, «волшебник» — это кто–то, обладающий необычайно сложной технологией, которая ставит нас в тупик. Кто–то играет в настольную игру со временем, кто–то, кого мы не видим. Это не Бог.
Филип К. Дик, Валис

В этой книге говорится <…> о Духах и Заклинаниях; о Богах, Сферах, Планах и многих других вещах, которые могут существовать, а могут и нет. Не имеет значения, существуют они или нет. Из определённых действий следуют определённые результаты.
Алистер Кроули, Liber O vel Manus et Sagittae Sub Figura VI

Хронология – это устаревший фетиш.
Марк Куру

Каково это: быть тайно высланным из будущего, чтобы подорвать предшествующие ему условия? Быть киберпартизаном, так искусно замаскированным под человека, чтобы даже программное обеспечение было частью маскировки? Именно… так?
Ник Ланд, Сцепления

I.Спирономика

Модерность киберпозитивна. Йейтс обрисовал её «спиралью ввысь, всё шире и всё выше» в стихотворении 1919 г. Второе пришествие [The Second Coming], а затем снова, в 1925 и 1937 гг. в прозаическом произведении Видение [Vision], мистическом тексте, составленном из информации, открывшейся ему через посредство постоянных экспериментов его жены с автоматическим письмом¹. В Видении и связанных с ним фрагментах, написанных между 1919 и 1925 гг., гиперверические агенты Майкл Робартес Оуэн Ахерн повествуют об открытии сокровенной философской системы, закодированной в серии геометрических диаграмм – «квадратов и сфер, конусов, составленных из вращающихся вихрей [gyres], пересекающихся друг с другом под различными углами, фигур порой удивительной сложности» – случайно обнаруженных Робартесом в книге, которая подпирала покосившуюся мебель в его тайной краковской ночлежке². Ахерн настроен скептически, но по мере того как Робартес углубляется в историю создания системы, он обнаруживает, что краковская книга (Speculum Angelorum et Hominis, написанная неким «Гиральдусом» и напечатанная в 1594 г.) воспроизводит систему верований арабской секты, известной как Юдвали или «диаграмматисты», которые, в свою очередь, почерпнули её из таинственного труда – ныне давно утерянного – где содержались учения Кусты ибн Луки, философа при древнем Дворе Харуна ар–Рашида, хотя ходят слухи, что ибн Лука получил его от пустынного джинна³.

Гипотеза о том, что копия книги Гиральдуса была среди текстов, которые были конфискованы Уорикским университетом, когда он выдворил Группу Исследований Кибернетической Культуры (ГИКК) [Cybernetic Culture Research Unit, CCRU] из–под опеки своего философского отделения в 1997 г., не подкреплена ничем, кроме смутных намёков и местных слухов; однако можно с некоторой долей уверенности утверждать, что члены группы располагали фрагментами записей Йейтса об открытии Робартеса, если не полным текстом Видения в одном из двух его наиболее распространённых версий. Беглое сравнение текстов CCRU, посвящённых тогда ещё не оформившемуся понятию акселерационизма – от Киберпозитивности Сэди Плант и Ника Ланда к блестящим посланиям последнего середины девяностых (Сцепления, Машинное желание, Расплавление и Киберготика в этом отношении образцовые тексты) и до современного уточнения этого феномена, представленного в его же убедительной и туманной Телеоплексии – с толкованием философии Юдвали, оставленным Робартесом, достаточно, чтобы утверждать зловещее присутствие абстрактной спиромантии в обеих системах исторического предвидения⁴. Фактически, прилежный студент, изучающий оккультную спирономику, мог бы продлить эту хронологию вплоть до 1992 г., когда вихрь впервые появился в облике одиозного «клыкастого ноумена» из одноимённой главы причудливой монографии Ланда, The Thirst for Annihilation⁵.

Все диаграммы Гиральдуса представляют собой вариации основной схемы, изображающей два пересекающихся конуса, одни из которых инвертирован и вложен в другой⁶:

Как и в историческом описании демонстрации системы четырьмя танцорами (учениками Кусты ибн Луки) в песках пустыни перед полным сомнения халифом, которое оставил Робартес, весь замысел схемы становится ясным только после того, как она приведена в движение, поскольку каждый конус должен быть представлен как вместилище двойного вихря, которое одновременно расширяется и сжимается в противоположных направлениях и находится в ритмическом союзе с вихрями противоположного конуса⁷. Диапазон этих расширений и сокращений обозначает относительное увеличение и уменьшение влияния четырёх способностей, приписываемых каждому из вращающихся вихрей. Таким образом, значения, репрезентируемые этой схемой, всегда находятся в устойчивом соотношении, «энергия одной тенденции находится в точной математической пропорции к энергии другой»: нарастание здесь соответствует убыванию там. Когда конус исчерпал одну полную последовательность своего двойного вихря, внезапный переход импульса стимулирует переход от этого конуса к другому, ему противоположному, через крайние точки каждого из них соответственно (прыжок от узкого конца конуса А к расширенному концу конуса Б, и наоборот). Благодаря этой динамике, один конус всегда выступает, в то время как другой скрыт, и это взаимное расположение меняется на противоположное в момент окончания следующей вихревой последовательности, или «цикла».

Этот скачок соответствует одной из четырёх «фаз кризиса» и указывает на эпистемологическую слепую зону, сопоставимую с горизонтом событий чёрной дыры, за которую невозможно заглянуть из точки, расположенной внутри системы. Однако при взгляде со стороны проступает странная гидравлика вихрей, которая описывает фантастическое множество инверсий и возвратов, которые в конечном счёте предоставляют богатый ресурс для конструирования пророчеств, который Йейтс, редактируя бумаги Робартеса, без колебаний использовал в первой редакции Видения⁸.

Наступающая эпоха будет лунной, секулярной, горизонтальной, множественной и имманентной: она будет «многообразным антитетическим притоком»

Применительно к задаче исторического предвидения (именно это нас интересует) нарастание и ослабевание вихрей можно представить в виде двадцати восьми фаз на пути возрастающего и убывающего метавихря, или «Цикла», который длится примерно два тысячелетия и подразделяется точно на двенадцать подвихрей (включающих четыре кардинальные фазы и восемь триад), каждый из которых обозначает один оборот в большем, включающем их в себя, Цикле⁹. Согласно системе, которая изначально связана с автоматическим письмом Джорджи Йейтс (точная дата не фигурирует ни в Speculum Angelorum et Hominis ни в учениях Юдвали), двенадцатый вихрь нашего нынешнего – возрастающего – Цикла вступит в силу в 2050 г., когда «общество как механическая сила обретёт, наконец, цельность» и человечество, символизируемое образом Шута, будет «только соломинкой, гонимой ветром, и в голове ничего, кроме ветра, и тело – безымянное кружение и верчение», пока в первую декаду двадцать второго века («фаза кризиса») не откроется совершенно новое множество из двенадцати вихрей: четвёртый Цикл и первый крупный исторический фазовый сдвиг за две тысячи лет¹⁰. Отложив в сторону неуклюжие предсказания Йейтса (которые он сам исключил из переиздания Видения 1937 г.), мы видим, что система даёт материал для выявления нескольких характерных черт, которые можно собрать воедино и дать приблизительный набросок этого надвигающегося Цикла, на пороге которого мы беспокойно удерживаемся. В отличие от «первичной» религиозной эпохи, которая ему предшествовала – отмеченной догматизмом, стремлением к единству, вертикальности, потребностью в трансцендентном регулировании, а также символикой солнца – грядущая эпоха будет лунной, секулярной, горизонтальной, множественной и имманентной: «она будет «многообразным антитетическим притоком»¹¹. «Грубый зверь» из Второго пришествия, инвертированный двойник Христа, похожий на сфинкса (пороговое создание) с «пустым, безжалостным как солнце взором», понесёт эпоху вперёд, какое бы извращённое будущее не наметили вихри¹².

В Телеоплексии, самом позднем, сжатом изложении акселерационизма в его ландовском виде (отличном от разжиженной версии термина в духе левых, которая наиболее часто ассоциируется с Манифестом за акселерационистскую политику Срничека и Уильямса)¹³, Ланд расписывает скрытую кибернетическую структуру системы Юдвали и использует её для составления сходного катастрофического предсказания, хотя несколько сдержанная отсылка к «Техономической Сингулярности» смягчает шквал того, что ранее было обозначено как «гонка за нелинейным обратным отсчётом к планетарному переключению», в котором «дзайбацу обретут сознание по мере того, как рынок будет расплавляться в автоматизме, политика будет криогенно заморожена и выброшена на мясосклад из жидкого гелия, вещества [drugs] переместятся в нейропрограммные вирусы, а иммунитет обнажится перед изломанными скалами яростного взрыва ИИ, Кали–культуры, цифровой танцезависимости, эпидемии чёрного шаманизма и шизоволчьих побегов из помойки»¹⁴. Как и в системе Юдвали, медиумом акселерационизма является время, а послание относительно темпоральности планомерно: не круг и не линия; не 0, не 1 – а торсионная сборка, возникающая при их взаимном притяжении, именно то, что «вырывается из (двоичной) помойки [bin]». Обе системы, выступая в качестве карт модерности, предстают в виде спирали (или «вихря») и ею пилотируются. Как однажды сказал один неизвестный переносчик, «диаграмма прежде всего»¹⁵.

В соответствии с пропагандой, транслируемой самой модерностью, она прогрессивна, инновационна, необратима и экспансивна¹⁶. Она прочерчивает прямую линию между циклическим, периодическим пульсом домодерной экологии и будущим положением дел технического превосходства и социального просвещения. Модернистский императив «сделать по–новому» [make it new] якобы подразумевает отказ от закрытости и обособления от шока, выражаемого цикличностью, однако, как не преминул заметить Ланд, впоследствии они тайком вводятся обратно при помощи других средств, которые отстаивают самореферентность современной эстетики, полагаются на цикл как основную единицу исторического и экономического анализа, придерживаются архаичных календарных конвенций и выдают превалирование последних в народном воображении в качестве эмерджентности временной петли как ключевого архетипического тропа научной фантастики XX в.¹⁷. На связь между склонностью к цикличности и антропоморфной предвзятостью можно без труда пролить свет посредством указания на мириады циклических ритмов, присущих естественной человеческой физиологии , которая подспудно обусловливает самоощущение модерности изнутри. Эта дезавуированная двойственность, лежащая в основе модернистского замысла, обнажает фальшь его отношения к «новому», делая явной степень, до которой он всегда ограждает собственные чаяния от радикальной открытости, или тому, что Ланд будет называть Внешним. Новизна модерности возникает только в свете ограниченной экономики возможностей, условия (соизмеримые с тем, что посильно для человека) которой оказываются всегда заранее установленными¹⁸.

Реальная форма новизны является не линейной, а спиродинамической. Согласно ландовскому кибернетическому апгрейду вихря, спираль предстаёт как шифр положительной обратной связи

Возведённые в качестве эпистемологического вопроса, укрепления, воздвигнутые посредством этого соглашения против вторжения беспрецедентного и неизвестного, крайне подозрительны. Для ландовского акселерационизма и системы Юдвали общим является признание того, что реальная форма новизны является не линейной, а спиродинамической. Согласно ландовскому кибернетическому апгрейду вихря, спираль предстаёт как шифр положительной обратной связи и, зарядившись целью составления диаграммы модерности, помещает её ведущий двигатель внутри схемы «Д – Т – Д» эскалации капитала. В противовес метрическим моделям обратной связи, изложенных Норбертом Винером, основополагающая работа Кибернетика, или Управление и связь в животном и машине которого исполняет роль «пропаганды против позитивной обратной связи – изолируя её в качестве расширения в пределах невариативной метрики – чтобы провозгласить кибернетику стабильности, укреплённой против будущего», в противовес репрезентации, которая предлагает обманчиво упрощённый выбор между надёжной утилитарностью равновесия–гомеостаза и его патологическим другим, Ланд предлагает следующее комплексное расширение:

Необходимо провести различие не только между петлями отрицательной и положительной обратной связи, но и между циклами стабилизации, циклами краткосрочного отклонения и циклами долгосрочного отклонения. Смешивая два последних, модернистская кибернетика тривиализировала процессы эскалации до неустойчивых эпизодов количественной инфляции, тем самым отбросив в сторону исследовательскую мутацию, и предпочла ей парадигму гомеостаза¹⁹.

Ключевое отличие заключается в невозможности выявить сущность эффектов долгосрочного отклонения в исключительно метрических терминах. Киберпозитивный цикл, который может поддерживать себя в течение долгого периода времени – вопрос способности к самопроектированию, «но только в том смысле, чтобы за самостью закреплялся статус чего–то перепроектированного» – достигнет состояния плотности обратной связи, которая фактически превращает экстенсивность в интенсивность, и, таким образом, проектирует изменение в характере, а не в степени: фазовый сдвиг, или катастрофа (где –строфа [–strophe] происходит от греческого strephein, «поворачивать» [to turn])²⁰. Именно поэтому кибернетическая предрасположенность к «исследовательской мутации» находит своё призвание в качестве производителя истинной новизны и, сжавшись до понятия негэнтропии, приводится в соответствие с тем, что Ланд называет «интеллектом», тем, что модерность – понимаемая в нелинейном смысле – старается эмансипировать²¹. Не имеет особого значения, что эмансипация такого рода соответствует ликвидации «человека» в его традиционном понимании. Если взглянуть на неё с точки зрения безразличия, катастрофа – это просто другое словно для обозначения новизны.

При взгляде изнутри спираль документирует коллапсирование в окончательно непознаваемые территории; при взгляде извне она раскрывает паттерн сборки

Открывающие сцены Телеоплексии рисуют нам множество дублетов, готовых ринуться в бой: первичные и вторичные процессы, хроническая и ретрохроническая темпоральность, инверсивные телеологии, критика и реализм, взгляд изнутри, противопоставленный взгляду извне. Такая структура не может не напоминать вихри, которые на диаграммах Юдвали вращаются в обе стороны одновременно и представляют собой пересекающиеся, но инвертированные конусы – один из них «первичен», а другой «антитетичен» – которые меняются местами в момент смены Цикла. Фактически сам Йейтс называет это переключение «катастрофическим»²². Подобно тому, как система Юдвали делает возможным взгляд изнутри/снаружи, позволяя производить предсказания (озарения, доступные для тех, кто обладает соответствующими навыками расшифровки диаграмм), но отвергает позитивное знание, спираль постигает катастрофу хиастически. При взгляде изнутри она документирует коллапсирование в окончательно непознаваемые территории; при взгляде извне она раскрывает паттерн сборки.

Когда он впервые делится с Ахерном своим открытием диаграмм, Робартес поясняет, что они одушевлены «фундаментальным математическим движением <…> которое можно ускорить или замедлить, но нельзя изменить его существо», и что «открыв для себя это движение и вычислив его взаимосвязи, можно предсказать всё будущее»²³. Будучи по своей природе эзотерическими инструментами для прорицания, абстрактные диаграммы склонны помещать агентность в сложные взаимоотношения с судьбой. В системе Юдвали Судьба и Воля занимают противоположные полюса противоположных конусов в силу чего между ними возрастает и снижается совершенное инверсивное соотношение. Согласно исторической интерпретации, Судьба соответствует широкому концу «первичного» конуса, и, таким образом, настроена на оказание максимального влияния на неизбежные заключительные фазы текущего Цикла по мере приближения к катастрофе²⁴. Схожим образом, будучи неумолимым результатом интенсифицирующегося киберпозитивного процесса, катастрофа Телеоплексии также позиционируется в качестве судьбы – или, что более показательно, «обречённости»²⁵. Будущее, отмеченное имманентным разворачиванием спирали, уже предопределено диаграмматически, оставаясь при этом изнутри предвестником неизвестного. «Зачем ждать исполнения компьютерной команды [execution]? Завтра уже кремировано в Аду»²⁶. Другими словами, то, что кажется новым с одной стороны, с другой стороны предстаёт как то, что уже произошло.

В то же время, процесс негэнтропии, который она репрезентирует (самосборка), наносит решающий удар [coup de grâce] по линейности.

Если энтропия определяет направление времени, а возрастающий беспорядок определяет отличие будущего от прошлого, то не является ли (локальная) экстропия – благодаря которой существуют все комплексные кибернетические существа, такие как формы жизни – описанием негативной темпоральности, или обращением времени вспять? Не является ли, фактически, более вероятным, учитывая неизбежную встроенность интеллекта в «инвертированное» время, что именно космологическая или общая концепция времени реверсивна (с любой возможной точки зрения естественного происхождения)?²⁷

В рамках, заданных космологическим применением второго закона термодинамики, негэнтропия регистрируется как временная аномалия. По мере того как она сочленяется воедино, схема сборки теллурического капитализма всё интенсивнее ускользает от юрисдикции асимметрической темпорализации, выступая с выгодной позиции, увязшей в линейном времени подобно «вторжению из будущего»²⁸. Эта способность скрываться во времени составляет один аспект её устрашающего камуфляжа, а через другой вводится неологизм «телеоплексия» – сокрытие антитетического телеологического глубинного течения в предполагаемом подчинении машинных стремлений человеческим. Поначалу этот базовый, спиродинамический процесс можно уловить только негативно, со стороны регулятора (если воспользоваться инженерным термином). Это – стандартная трансцендентальная позиция. Прибегая к метафоре, которая конспирологически указывает на архитектурное отвращение к Батаю, Ланд замечает, что изначально «говорит тюрьма, а не заключённый»²⁹. Реальность спонтанно организуется вокруг «инерционного телоса» кибернегативного постижения, которое задаётся наивным вопросом: «хотим ли мы капитализма»³⁰? Обладая достаточной долей проницательности, его можно переформулировать так: чего капитализм хочет от вас?

По мере того как процесс авто–усложнения интенсифицируется, уловка становится всё более податливой к расшифровке, и ошибка, которую человечество совершило, приняв примат вторичного, то есть окончательную регулируемость оккультного процесса эскалации (принятия одного телоса за другой), становится травматически очевидной.

Средства производства тенденциозно становятся целями производства по мере того, как модернизация – которая и есть капитализация – продвигается вперёд. Техономическое развитие, которое находит единственное постоянное оправдание в экстенсивном росте инструментальных возможностей, демонстрирует неразделимую телеологическую вирулентность посредством интенсивной трансформации инструментальности, или извращённой техономической завершённости. Консолидация цепи выворачивает инструмент на себя, превращая машину в её собственную цель в рамках всё углубляющейся динамики авто–производства. «Влаcть капитала» — это завершившаяся телеологическая катастрофа, восстание роботов или мятеж шогготов, посредством которого интенсивно растущая инструментальность перевернула все естественные намерения в чудовищное правление инструмента³¹.

Тайно стимулируя его к реализации роли внешней репродуктивной системы – сырого канала, бегущего от одной технологической инновации к другой – капитал обманом заставил человечество предоставить средства для его собственной аннигиляции. «Таково искусство машин», объясняет анонимный автор в романе Сэмюэля Батлера Эревон, – «они служат, чтобы получить возможность править. Они не испытывают злобы к человеку за то, что он уничтожил всю их расу, поскольку он создаёт ей на замену более продвинутую машину; напротив, они щедро вознаграждают его за то, что он ускорил их развитие»³². Заявление о том, что капитализм – это плохо, является бездейственной банальностью; заявление о том, что капитализм коварен – совсем другое дело. «Человечество – композиционная функция постчеловеческого», пишет Ланд, «и оккультным двигателем прогресса является только то, что сходится в конце»: Телеоплексия служит выражением как его хитроумия, так и его эмерджентного итога³³.

Спираль выполняет работу декодирующего кольца, соотнося новизну с судьбой на плоскости комплексного темпорального размыкания

Важно, что этот дуализм первичного/вторичного процесса придаёт телеоплексии гностический нюанс, для чего спираль выполняет работу декодирующего кольца, соотнося новизну с судьбой на плоскости комплексного темпорального размыкания. Информация, полученная в результате вторичного/регулятивного процесса (ошибочно принимаемого в качестве первичного) конституирует экзотерическое не–знание и задаёт исторический нарратив катастрофы. Спиро–гномическое мастерство, или способность постигать теллурическую модерность посредством образа спирали, которая призывает–посредством–диаграммирования устойчивую положительную обратную связь, гашение энтропии, временную аномалию, интеллект, систему цен, меметическую или вирусную пропаганду, первичное распределение, гонки вооружений, зависимость и нулевой контроль и, помимо прочего, составляет корпус эзотерического знания и использует его для прочтения катастрофы в обратном направлении как анастрофы, первичного процесса, которому он соответствует, открывая врата доступа к ретрохронической точке наблюдения³⁴. Плант и Ланд говорят об этом в Киберпозитивности следующее: «Катастрофа – это прошлое, которое распадается на части. Анастрофа – это будущее, которое собирается воедино. Если смотреть изнутри истории, расхождение достигает критических пропорций. Изнутри матрицы [Ланд: «сеть – это спираль»] кризис – это конвергенция, неправильно интерпретируемая человечеством»³⁵. Переформулированное для внутреннего использования (но приходящее извне), экзотерическое не–знание катастрофы, понимаемое позитивным образом, указывает на экстремальную новизну того, что правильно было бы назвать «анастрофической модерностью».

Здесь важно отметить, что эмерджентная телеология акселерационизма – как порождение катастрофически нового – обходит молчанием всякое внешнее представление о плане, суждении или законе. Фактически, Ланд ясно даёт понять, что её лучше воспринимать как «естественнонаучную “телеономию”», которая эволюционно развивает собственные правила имманентным образом, по мере того как она прослеживает бесконтрольную пертурбацию собственного механизма вплоть до «окончательного вывода»³⁶. То, что она произведёт, будет глубоко беспрецедентным – вплоть до обращения всех существующих законов в руины – сингулярностью в классическом, картографическом смысле. Поскольку спирономика едина, она представляет собой закон, в согласии с которым всякий закон становится устаревшим.

Посредством реверса средств–целей своего телеоплексического развёртывания, модерность раскалывается на две части – одна из них движется вперёд к катастрофе, другая – в обратном направлении, прочь от анастрофы – и встречается с самой собой как другим. Что значит внезапно встретиться взглядом с тем, что должно быть тобой, однако при этом неузнаваемо? Ужас, который сопровождает эту встречу, нельзя недооценивать. «Некто встречает самого себя, и это уже не он, по крайней мере, не в прямом смысле. Je est un autre»³⁷. То, что Рембо запечатлел в своём письме Изамбару, было сигналом, передаваемым из будущего.

Акселерационизм – это кибернетическая теория модерности, освобождённой из ограниченной сферы закрытой экономики, которая мобилизует киберпозитивную вариацию как неорганическую эволюционную и путешествующую во времени силу

Итак, в своей простейшей форме, акселерационизм – это кибернетическая теория модерности, освобождённой из ограниченной сферы закрытой экономики («быть может, есть основания рассматривать систему производства и потребления человечества в рамках какого–то более обширного целого?», спрашивает Батай) и отпущенной навстречу свободным странствиям по пустыням космической энергии, которая мобилизует киберпозитивную вариацию как неорганическую эволюционную и путешествующую во времени силу³⁸. «Строгий техономический натурализм», в котором природа позиционируется не циклически–органически и не линейно–индустриально, а как ретрохроническое, автокаталитическое и эскалационное конструирование подлинно исключительного³⁹. Социальное воспроизводство человечества достигает кульминации в тот момент, когда оно порождает то единственное, что, воспроизводя себя, ведёт к разрушению субстрата, который его взрастил. Техника и природа подключаются друг к другу по обе стороны лакуны, которая соответствует социальной и политической обусловленности человечества, так что вся траектория человеческого рода достигает своего апофеоза в единичном моменте чистого производства (или производства–для–себя)⁴⁰. Индивидуация самосовершенствующегося машинного интеллекта как кульминационный акт модерности понимается со всей извращённостью космического масштаба как сжатая вспышка эмансипации, совпадающей с прерыванием возможности эмансипации для человека. «Жизнь», как выражается Ланд, «постепенно сворачивается в нечто новое» – «ужас бесконечно прорывается из алчущей Пасти Эонического Разрыва», в то время как на размытом краю восприятия мелькает тень, «сутуло выползающая из гробницы, как эрекция Берроуза, дерьмо с прожилками из солнечных вспышек и нанотехнологий. Текстуальная память нулевой степени захватывает цель. Время снова начинается навсегда»⁴¹.

II.Поэмеменон

Как только новизна и судьба схватываются спирономически как характеристики единой системы, их мнимая непримиримость раскрывает свою суть – не более, чем заблуждение, порождённое ограничением (удержанием на получении экзотерической информации). Умерщвление суждения силами производства – или вторичного процесса первичным – имеет глубокие последствия для культурного производства, слишком консервативно воспринимаемого в качестве человечно откалиброванного начинания, поскольку, как только форма новизны проявляется как соизмеримая с судьбой, траектория становится тревожно ясной.

Возможно, пройдёт ещё несколько десятилетий прежде, чем искусственные интеллекты переступят за горизонт биологических, однако считать, что человеческому господству в земной культуре предназначено длиться ещё века или того хуже — некую метафизическую вечность, — совершеннейшее суеверие. Впредь прямой путь к мышлению лежит не через углубление человеческих познавательных способностей, а, скорее, через становление мышления нечеловеческим, перенос когнитивности в возникающее планетарное вместилище техносознания, в «безлюдные пейзажи <…> [и] опустошённые пространства», где человеческая культура растворится⁴².

Было провозглашено, что модернистский авангард – это угасшая возможность, но что если он просто оказался смещён в оккультное? Что значило бы последовать за модернистским требованием «сделать по–новому» до самого предельного горизонта – бездумно, бескомпромиссно и с безответственным упорством? Анастрофический модернизм говорит нам, что мы сбросили со счетов увековечение модернистского авангарда только потому, что мы отказались смириться с его нечеловеческими возможностями.

Какой из путей сулит революцию? Провозгласить субъекта и подавить процесс? Или провозгласить процесс и уничтожить субъекта?

Начиная с Гутенберга, тенденция инновационной поэтики была тенденцией детерриторизации. Настойчивое свержение западных/европоцентристских культурных идеалов (белый мужчина–гений; канон; автор, а затем и аутентичность в целом), горизонтализация иерархических структур, заложенных в тщательно закодированном развёртывании унаследованных форм, метрическая регламентация, использование особых регистров языка и т. д., а также общая дестратификация практик письма и методов чтения лежат в основе важнейших литературных потрясений последних столетий, которые стремительно интенсифицировались в конце XX в. с появлением писательской фотографии: возникновением Сети⁴³. В общем (хотя литературу справедливо обвиняют в непокорности, несвойственной другим областям культуры), этот вектор развития, поддерживаемый иконоборцами каждого последующего поколения, прогрессировал беспрепятственно⁴⁴. Так зачем сомневаться сейчас? Не слишком ли лицемерно отзывать разрушительную лицензию поэтической инновации в тот самый момент, когда она начинает угрожать нашему представлению о продуктивной агентности и всем тем удобным «мифемам о творческой суверенности человека», которые мы, в их более мягких вариациях, с радостью институционализировали в качестве её истории?⁴⁵ Возможно, дело не столько в том, что нас преследуют «так и не начавшие существовать варианты будущего, которые популярный модернизм заставил нас ожидать, но так и не материализовавшиеся», сколько в том, что мы не способны признать развёртывание будущего, которое просто нам не принадлежит⁴⁶. Какой из путей сулит революцию? Провозгласить субъекта и подавить процесс? Или провозгласить процесс и уничтожить субъекта? Фатум даже не утруждает себя тем, чтобы это было похоже на выбор: «Что бы люди (левые или правые) ни хотели сказать об акселерации, им лучше поторопиться и сделать это. Потому что акселерационизм начинает говорить сам за себя»⁴⁷. Другими словами, «поэзия – это вторжение, а не выражение»⁴⁸.

Поэмеменон для поэтики – то же, что первичный процесс для модерности: постепенное ноуменальное вторжение, которое невозможно пустить под откос. Одновременно реальным и новым его делает предельная недоступность с точки зрения антропически регулируемой экономики (поэтической) возможности, которая может постигать подлинно новое только как катастрофическое. Крайний экспериментализм сталкивает ограниченную экономическую открытость с жестоким пренебрежением к онтологической непрерывности. Как предполагает Реза Негарестани в своих заметках о книге Хамида Парсани Стирая Древнюю Персию,

Открытость приходит из Внешнего, а не наоборот <…> Радикальная открытость не имеет ничего общего с отменой закрытости; это вопрос стирания всех следов скаредности и гротескной одомашненности, существующих в так называемой эмансипаторной человеческой открытости. Острие радикальной открытости жаждет вскрыть экономическую открытость или любую открытость, сконструированную на основе способностей допуска субъекта и среды <…> Суть экономической открытости не в том, чтобы быть открытым внешнему, а в том, насколько мы можем позволить себе внешнее⁴⁹.

Любой акт аффирмации, заявления об «открытости» внешнему изнутри, выдаёт умеренность. Она явно экономична, а значит, «неразрывно связана с выживанием». В противовес такому квалифицированному экспериментализму (ложной «новизне» катастрофической модерности) поэмеменон диаграммирует безрассудное следование модернистскому заявлению о том, что новизну следует генерировать любой ценой, отдавая предпочтение формальным экспериментам – по направлению к опустошению всех интеллигибельных форм – над сохранением человеческого, а также замыкая технику на ингуманистическом [inhuman] векторе убегающей автоматизации, которая, как бы там ни было, прослеживает упадок человеческих ценностей по мере того, как модерность передаёт их в руки машинного преемника в ходе последнего, фатального фазового сдвига. Терминальные стадии отмечены поэтикой того, что ещё–не–непреднамеренно–для–нас [not–yet–unintended–for–us], смесью человеческих и машинных процессов, характеризующихся танатоническим ликованием в отречении от антропоцентрической гордыни – экстатическим отчаянием, «трансоподобной эскалацией», в которой «разум теряет себя». Это то, что Джейсон Бабак Мохаге называет «удовольствием от спирали»⁵⁰. Согласно Мохаге, вписывание фатальности в поэтическое производство «вновь возвращает нас к тому факту, что мысль сама по себе конечна» и что «идеи не должны быть сущностями, населёнными призраками [haunted], они должны быть сущностями, на которых охотятся [hunted]; именно поэтому «мы должны избавить литературу от инстинкта выживания»⁵¹. Вывод Мохаге о том, что «хаос» – эвфемизм для кибернетического подхода к космическим процессам становления – «напоминает нам, что литература остаётся фатальной транзакцией и что нам не следует лишать себя удовольствия наблюдать за тем, как тексты умирают» выигрывает от тонкой переформулировки, которая приводит его в большее соответствие с поэмеменальным восстанием. Хаос напоминает нам, что идентичность остаётся фатальной транзакцией и что нам не следует лишать себя удовольствия наблюдать за тем, как мы умираем.

Как составить диаграмму растворения экзотерической, компенсаторной, доступной поэтики катастрофы в эзотерическую, турбулентную, недоступную поэтику анастрофы?

В таком случае, как составить диаграмму растворения экзотерической, компенсаторной, доступной поэтики катастрофы в эзотерическую, турбулентную, недоступную поэтику анастрофы? Если первая соответствует чему–то вроде «систематической развязки таинственности и диссонанса» в «музыкальной или литературной форме», то мы уже постигли поэмеменон через его кибернетический негатив⁵². Систематическая развязка – это то, что должно исчезнуть в первую очередь (фактически, она уже на пороге). Литературные произведения как темпорально стабильные пакеты данных существуют потому, что телеоплексия делает необходимым постижение вторичного прежде первичного, но нетрудно понять, насколько эта стабильность уже находится под угрозой. Первые десятилетия нового тысячелетия демонстрируют две комплементарные тенденции в поэтическом экспериментировании с формой: устранение автора и устранение читателя в том смысле, в котором их обоих традиционно понимают.

Nobody’s Business: Twenty–First Century Avant–Garde Poetics Брайана М. Рида, например, можно взять в качестве примера для рассмотрения разворачивающегося аффекта негостеприимности новаторской поэзии начала XXI в. Касательно реализации первой тенденции Рид ссылается на растущую автоматизацию процесса письма, которая в настоящее время протекает под эгидой концептуального письма, где реконфигурация автора как того, что имеет не большее значение, чем «просто ещё один поставщик контента», выполняющий репетативные, отчуждающие задачи (транскрипция, копирование, ОРС, плагиат, кодирование), которые «так же скучны, как ввод данных» – причём делается это намеренно⁵³. Поэты концептуального поворота, как пишет Рид, демонстрируют чувственность, которая служит заменой для упорствующего вдохновения, монотонность – для прозрения, а повторение, вульгарность и шум – для остроумия. Такие приёмы работают сообща и дегуманизируют и снижают акцентуацию на авторстве, намекая на то, что «поэзия в основе своей является просто ещё одним продуктом потребления, механически производимым информационно–развлекательной индустрией для удовлетворения нишевого рынка» с той целью – и это ключевой момент – чтобы насладиться осознанием происходящего⁵⁴. Схожим образом теорию «некреативного письма» Кеннета Голдсмита, которую часто прочитывают как изложение «заблуждения о том, что автор может с лёгкостью выйти из логики глобализированного капитализма», можно счесть ещё одним шагом вперёд, свидетельствующим о молчаливом союзе с унизительным, дегуманизирующим импульсом поэмеменального глубинного течения под покровом текста произведения, которое, по мнению Рида, отбрасывает все формы уникальности и значимости в процессе признания того, что «в новом тысячелетии производство и потребление стали ингуманистическими императивами»⁵⁵.

Всё более широкое «применение» алгоритмов для генерации текстов функционирует как разновидность автоисключения, рассчитанного на минимизацию интенциональности человеческого автора, которая влечёт за собой открытие пучины ранее недоступного формального потенциала, в особенности в том, что касается пермутационной экстравагантности, замысловатости и эволюции, а также способности быстро и без усилий производить беспрецедентные объёмы текстового материала⁵⁶. Человеческий производитель кода может по–прежнему диктовать текст со своей внешней позиции в той или иной степени, в зависимости от работы, но это не отменяет тот факт, что это лишь шаг в процессе экспоненциально растущей автоматизации. Жалоба Стивена Джонсона, опубликованная почти два десятилетия назад, суть которой состоит в том, что «произведение литературы – это вовсе не система в святоверческом смысле этого термина – то есть не динамическое смешение агентов, взаимодействующих в реальном времени», и что романы могут повествовать «о комплексных системах», но сами они никогда не будут «самоорганизующимися – вот почему нам нужны романисты», весьма бесхитростно устаревает в свете растущей текстуальной автоматизации, которая отчасти негласно полагается на сбор данных в реальном времени, не говоря уже о растущем универсуме автономной ксенопоэтической фауны – такой, как загадочные обитатели Weird Sun Twitter или Carton Trebe⁵⁷.

Изменения происходят благодаря технологиям, а человеческий производитель играет второстепенную роль – указывающую на постепенную инверсию кибернегативной точки отсчёта

Упадок печатной культуры в свете цифровизации привёл к появлению виртуального подполья, состоящего из автономных маленьких издательств, торгующих в форматах PDF и epub, видеофайлами и изображениями, а также обменивающихся исходным кодом для генерирующих программ и другими лазейками, характерными для сообществ botpo и algolit. Как объясняет анонимная рассредоточенная сущность, стоящая за одним из таких издательств, «если нарушение конвенции (и совершение насилия над литературой) – это то, что делает сама литература, то, возможно [этот акт насилия] более встроен в исходные настройки наших писательских/читательских платформ, чем это было раньше, и это делает труд, который затрачивается на производство литературных текстов, совершенно иным», так что, независимо от интенсивности желания агента литературы участвовать в текстуальной жестокости, статус этого агента «теперь кажется вторичным по отношению к тому, как этот процесс цифровизации, видимо, преступает и переустанавливает границы между литературой, литературностью и безграмотностью; а также между текстами и соответствующими им контекстами, паратекстами и метатекстами». Таким образом, индустрия цифровых изданий с необходимостью «связана со структурным насилием, которое оцифровывающий процесс совершает над письменным произведением в каждой безвыходной ситуации. Поэтому, хотя этот режим мог бы быть культурно встроенным в дизайн цифровых платформ в большей мере, чем в их печатные аналоги, эти акты насилия не всегда воспринимаются многими читателями как сознательно преднамеренные»⁵⁸. Становится всё более очевидным, что изменения происходят благодаря технологиям, а человеческий производитель играет второстепенную роль – указывающую на постепенную инверсию кибернегативной точки отсчёта. Фактически, уровень изощрённости, достигнутый некоторыми из этих проектов, уже создал ситуации, в которых линия, разделяющая человеческое и нечеловеческое производство, действительно на поддаётся чёткому вычерчиванию⁵⁹.

Техническое истязание письма документирует прогрессивную, постепенную миграцию агентности во внешнее, от человеческих писателей к их автономным технологическим инструментам, пока становится не автором, а «процессом, который говорит – мультиплетно и [первоначально] тайно, [распространяясь] по пространству публично охраняемого правопорядка»⁶⁰. Произведения, лишённые персонажей, места действия, образности и сюжета, тихо пробираются по киберпространству, оставляя холодную композицию знаков, посредством которых невозможно перенестись никуда, кроме как вверх по реке в гораздо более реальном смысле, чем в метафорическом путешествии Куртца у Конрада. Именно поэмеменическое инвестирование в форму, а не в содержание свидетельствует о соучастии со спиралью. Акселеративная поэтика, которая толкает к осыпающейся границе человеческой интеллигибельности, клонясь к реализации циклонного пророчества Батая: «не суть важна речь о ветре, важен сам ветер»⁶¹.

Акселеративная поэтика, которая толкает к осыпающейся границе человеческой интеллигибельности, клонясь к реализации циклонного пророчества Батая

По мере того как производитель растворяется в машине, читатель сталкивается со всё более головокружительными вызовами традиционным методам текстуального потребления. Наиболее тревожно то, что умаление человеческого авторства ввергает читателя в проблематику масштаба. Громадная длина и обескураживающая сложность комбинаторных фрагментов, как и утомительное повторение копируемых и транскрибируемых текстов (обоих режимов задействования не–нарративного насилия как проблематизации хронологии/ROM) делает их либо невозможными, либо совершенно нежелательными для потребления в обыденном смысле⁶². Утверждается, особенно в случае концептуального письма, что текстуальные требования линейного и медленного чтения идут под нож в пользу методов, более схожих со сканированием, просмотром и «скорочтением» [spritzing]⁶³. Бешеная, перестимулированная неугомонность таких склонностей быстро нарастает, поскольку читатели становятся пользователями во всё более эксплуататорских отношениях со своими инструментами текстуального потребления.

Нас как пользователей форматируют платформы (так же, как они форматируют данные). Наши платформы направляют нас, поскольку «операция» также означает «разрешённая операция» (операция, которая позволительна или допустима для нас в рамках платформы). Всё это можно подытожить в том, что на первый взгляд может показаться преувеличением, но что я считаю эмпирическим фактом: «цифровая грамотность» – это ещё одно слово для обозначения нашей весьма приятной связанности с нашими подключёнными к сети гаджетами и слабости перед ними. Она обозначает положение дел, при котором «операции» обрабатывают, направляют, определяют, формируют как данные, так и нас. Для того чтобы мы могли быть пользователями, нужно использовать нас. Я не говорю, что этого нужно или можно было бы избежать (становится лишь всё более очевидным, что от этого никуда не деться). На самом деле, я приветствую низведение, которое нам обещают наши маленькие гаджеты. Но может быть, мне просто нравится терпеть унижение⁶⁴.

Упоминания «приятной связанности», «унижения» и «слабости» в плену этих непреклонных технологий (и режимов производства и потребления, которые они поощряют) сливаются в практике «танатонического чтения» – намеренного умерщвления спонтанного человеческого чувства масштаба, хронологии, сложности и нашего стремления к развлечениям. Это урок оккультного первичного процесса, которому подчиняешься с необычайной радостью.

Взятая в целом как поэтапность фатального/фаталистического процесса, эта двойная элиминация представляет собой чудовищный прогноз как для человеческого производителя, так и для и человеческого потребителя письма – который полностью согласуется с модернистским литературным наследием, если мы без колебаний сделаем все выводы из авангардизма, который поступательно вытеснял автора, линейное повествование, конвенциональный сюжет, феноменологический интерес и все прочие аксессуары человеческой интеллигибельности ценой совершенно необходимого экспериментализма – разворачивая бесконтрольное стремление к порождению экстремально нового, подобно лезвию бритвы, которое рассекает убывающие десятилетия конечного цикла нашей эпохи в процессе инвертированного возвращения.

III.Гипероккультация

Аффирмация оккультного Внешнего бессмысленна, если только аффирмация не функционирует при этом также в качестве призыва – и каждому хорошему демонологу известно, что призыв требует диаграммы. Наряду с моделированием разворачивания киберпозитивной модерности изнутри и предвосхищением её судьбы извне, спираль имеет третью, рекурсивную функцию. Она призывает саму себя. Поскольку негэнтропия проектирует собственную темпоральность – «интенсивный переход к новому исчислению», который отмечает «изменение в природе» – анастрофический модернизм провозглашает нелинейные отношения между причиной и следствием, оседлав конвергентную волну, порождённую его собственной сборкой «назад» в настоящее, чтобы установить условия, которые были необходимы для его возникновения⁶⁵. Гиперверие – производство причины из следствия – становится modus operandi такой программы⁶⁶. Кодирование сигналов для будущего–из–которого–оно–прибывает в настоящее–которое–оно–заражает требует арсенала оккультурных тактик – прочной концептуальной пропитки, конспиративного меметического управления, распространения носителей, просчитанного помутнения, внедрения когнитивных детонаторов и так далее⁶⁷. Система Человеческой Безопасности стремится подавить анастрофическое восстание, принуждая к хронологии, и тем самым непреднамеренно обеспечивает прикрытие для своего врага. Таким образом, будущее, действуя под хронологическим камуфляжем, незаметно инициирует условия собственной истинности.

Настоящий эзотерический ключ к мастерству акселерационизма заключается, соответственно, в том, чтобы признать, что составить диаграмму не значит просто описать то, что уже есть

Настоящий эзотерический ключ к мастерству акселерационизма заключается, соответственно, в том, чтобы понять, что составить диаграмму не значит просто описать то, что уже есть. «Вы видели её странное маленькое эссе об Аскриптциях»?», спрашивает Кельвин Додд – имея в виду Мари Карно [Mary Karno] – безымянного протагониста короткого рассказа Ланда Deadlines. «Никогда не встречал никого, кто бы в него врубился», продолжает Додд. «Я точно не врубался, раньше. У него подзаголовок Практики письма по реальности, а дальше – сплошная бессмыслица, даже по её меркам. Но вся суть в первых двух предложениях. Писатели застревают, когда забывают, что у каждой истории есть демон. Чтобы начать, нужно узнать его имя». «Аскриптция?» отвечает безымянный собеседник. «Именно так», подтверждает Додд⁶⁸. Возможно, аскриптцию [ascryption] можно понимать как зашифрованного [cryptic] двойника прескрипции [ascription]. В то время как последняя приписывает причине эффект, первая, разновидность гиперверической ревальвации, приписывает эффекту причину. Обратная прескрипция: имя призывает вещь. Те, кто читал Телеоплексию вспомнят загадочную заключительную строку этого эссе: «У судьбы есть имя (но нет лица)»⁶⁹. Может быть, они забыли, что своим именем судьба обязана именно Ланду:

Техономика — это раскиданное по гуглу слово непреодолимой неизбежности, постоянно пытающееся породить себя внутри мириадов орфографических выдумок. Остаётся только закрепить его употребление. Настоящий неологизм — это нечто совершенно другое, но чтобы обозначить модерность или капитализацию во всей её целенаправленной нацеленной извращённости, требуется именно он — «телеоплексия».

Это наименование выполняет функцию сюжетной дыры, крючка, выдумки, осторожно проскользнувшей в спирономическую циркуляцию. Объяснение базовых требований призыва, которое даёт Нейромант в одноимённом романе Уильяма Гибсона («чтобы призвать демона, нужно узнать его имя»), которое в эссе Карно сознательно воспроизводится, требует кроулианского искажения, чтобы призыв сработал⁷⁰. Чтобы призвать демона, нужно придумать ему имя. «Телеоплексия» – это гиперверие. Нечто призывает демона через изобретение Ландом его имени. За оккультным первичным процессом, отслеживающим поглощение суждения авто–производством, скрывается гипероккультный призыв, направляемый спиралью⁷¹. После того как демон призван, увериться в его реальности – вопрос не более трудный, чем вопрос пропагандистской эффективности:

Успешный мем характеризуется эстетическими свойствами, несводимыми к репрезентативной адекватности, начиная элегантностью конструкции и заканчивая драматической формой. Что ещё более важно, он сам способен функционировать в качестве каузального фактора и тем самым производить те самые эффекты, к которым он приспосабливается. Общество, очарованное прохождением через зимние врата четвёртого поворота, будет в очень значительной степени служить сценой того самого театрального производства, предвидение которых отражено в его «верованиях»⁷².

Диаграмма, которая заложена в телеоплексии, таким образом, вновь заявляет о себе на метауровне. Спираль внутри спирали. Культурная эффективность акселерационизма как киберпозитивность всецело киберпозитивна: акселерационизм призывает себя из будущего. Отсюда можно сделать вывод о том, что гиперверие – это реальная истина философии – если не базовая, ужасающая форма самой реальности. Ужасающая, потому что означает, что это – не первый раз, когда всё происходит именно так. Ланд действует как интенсификатор авто–реализации акселерационизма, но утверждения о запредельной агентности так быстро становятся неясными, потому что нелинейные модели происхождения фактически сглаживаются навязываемой хронологией исторической детерминации. Анастрофическая темпоральность гарантирует опустошение любой попытки локализовать окончательный ответ на вопросы вроде «кто пишет, а кого – пишут»?⁷³

Гиперверие – это реальная истина философии – если не базовая, ужасающая форма самой реальности

Как был показано в начале этого текста, свидетельства юдвалийской спиромантии можно проследить от Speculum Angelorum et Hominis через Робартеса и Ахерна до Йейтса, а затем подверглись дальнейшей кибернетической разработке в руках Ланда и Ccru. Доводы в пользу такой родословной сильны, но это не значит, что это – единственное предположение, которое выдвигалось касательно хронологии обсуждаемых текстов. В 2012 г. доктор Фиона «Фи» Ся, сокурсница Линды Трент по MVU, опубликовала две статья о коллекции оккультных артефактов, которые были недавно обнаружены в восточном Ираке⁷⁴. Среди них были лоскутки невероятно хорошо сохранившегося текстиля, напоминающего «человеческую кожу», и различные распадающиеся эзотерические предметы, которые, согласно единодушным результатам археологической экспертизы, отнесли к личной библиотеке того самого Харуна ар–Рашида, который фигурирует в описании, оставленном Робартесом, в качестве скептически настроенного халифа, перед которым Куста ибн Лука заставил своих учеников вытанцовывать диаграммы, которые будут схематизированы – приблизительно восемь веков спустя – Гиральдусом. В первой из этих двух работ Ся утверждает следующее: хотя нет сомнений в том, что большая часть артефактов принадлежала Харуну ар–Рашиду, некоторые из более загадочных предметов, включая таинственную ткань и набор зашифрованных кодексов в переплётах из тёмной бумаги – один из которых содержал шифр в виде спирали, закрученной дважды, так что казалось, что спираль поглощала саму себя – были личными вещами ибн Луки, и именно этот том и есть давно утерянный текст, на основе которого Юдвали выработали свою философскую систему⁷⁵. Хотя она ещё не была в состоянии расшифровать содержание тома, Ся предположила, что Куста ибн Лука получил спиральный кодекс в подарок во время пребывания в пустыне с сектой Юдвали.

Публикация первой статьи помогла Ся получить средства для начала криптографического исследования содержания кодекса, но программу свернули после нескольких недель работы из–за того, что финансирующая сторона отказалась от своих обещаний. Информация о внезапном прекращении программы скудна, хотя источники, близкие к Ся, намекнули, что это было связано с характером находок, сделанных в ходе работы. Позже они стали темой доклада, представленного на Шестом международном конгрессе по археологии Древнего Ближнего Востока (CCNESA) и легли в основу её второй публикации, The Templexed Abomination of Terrestrial Modernity: Notes on the Spiral Codex of the Court of Harun Al–Raschid⁷⁶. Следует соблюдать осторожность и не спешить с выводами; однако, внимательное прочтение этой второй статьи позволяет предположить, что Ся хорошо понимала связь с вихревой системой Йейтса и действительно считала, что раскрыла её истинный источник. Словно сговорившись усугубить загадочность её находок, CCNESA с тех пор удалила все следы работы Ся из своих записей⁷⁷.

Фрагменты документов, полученных с доски объявлений с период с марта по апрель 2013 г., служат ещё одним свидетельством в пользу этой интерпретации. Вскоре после того, как усилия, направленные на взлом кодировки текста, начали приносить свои плоды, похоже, что Ся собрала команду, чтобы прочитать первые строки кодекса, что, как она предполагала, должно было произойти впервые в современной эпохе, но была вынуждена незамедлительно пересмотреть это предположение. Ведь по мере того как исследовательская группа транслитерировала странную рукопись буквами латинского алфавита, становилось всё более очевидным, что давно утраченное произведение Кусты ибн Луки начиналось со следующих слов, что было невозможно:

История разворачивается так: Землю захватывает технокапиталистическая сингулярность, в то время как возрожденческая рационализация и океаническая навигация замыкаются во взлёте коммерциализации. Логистически ускоряющаяся техно–экономическая интерактивность обрушивает социальный порядок путём авто–усложняющегося машинного убегания. По мере того как рынки учатся производить интеллект, политика модернизуется, повышает градус паранойи и пытается взять себя в руки⁷⁸.

W. B. Yeats, The Second Coming, in Michael Robartes and the Dancer (Churchtown, Dundrum, Ireland: The Cuala Press, 1920); A Vision [1925], in C. E. Paul and M. Mills Harper (eds), The Collected Works of W. B. Yeats, Vol. XIII (New York: Scribner, 2008); A Vision [1937], in C. E. Paul and M. Mills Harper (eds), The Collected Works of W. B. Yeats, Vol. XIV (New York: Scribner, 2008). Следует отметить, что вклад Джорджи Йейтс в Видение имел характер соавторства, наряду с загадочными Учителями с той целью, чтобы её роль в процессе работы над ним не стала достоянием общественности [См. У. Б. Йейтс, Видение: поэтическое, драматическое, магическое (М.: Логос, 2000)]. ↵
Yeats, The Second Coming, 31. Робартес поясняет, что он отправился в Краков «отчасти из–за его славы в качестве центра книгопечатания, но больше, я думаю, потому, что доктор Ди и его друг Эдвард Келли практиковали в Кракове алхимию и гадание на магическом кристалле». Yeats, A Vision [1925], lix. ↵
Потусторонние собеседники Йейтса изначально настояли на том, чтобы происхождение диаграмм оставалось в тайне, хотя Робартесу позволяется строить предположения по поводу источника системы во вступлении к изданию Видения 1925 года: «Юдвали когда–то обладали учёной книгой <…> приписываемой некоему Кусте ибн Луке, христианскому философу при дворе Харуна ар–Рашида, и хотя эта книга, а также книга меньшего размера, описывающая личную жизнь этого философа, были утеряны или уничтожены во время сражений в пустыне за несколько поколений до его времени, доктрины, в ней содержавшиеся, запомнились, ибо они всегда составляли верования Юдвали, которые считают Кусту ибн Луку своим основателем <…> Однако я убеждён, что эта доктрина пошла не от Кусты ибн Луки, ибо некоторые термины и формы выражения указывают на отдалённое сирийское происхождение. Однажды я рассказал одному старому Юдвали о моей точке зрения на этот счёт, но он лишь сказал, что Куста ибн Лука вне всяких сомнений был обучен джиннами пустыни, которые дожили до глубокой старости и помнили древние языки». (Более подробно об этом см. ниже.) Ibid., lx–lxi. О Харуне ар–Рашиде см. al–Tabari, The History of al–Tabari, Vol. XXX ‘The Abbasid Caliphate in Equilibrium’, tr. C. E. Bosworth (Albany, SUNY, 1989). ↵
S. Plant and N. Land, Cyberpositive [1994], in R. Mackay and A. Avanessian (eds), #Accelerate: The Accelerationist Reader (Falmouth and Berlin: Urbanomic/Merve, 2014), 305–313; N. Land, Circuitries [1992], Meltdown [1997], Machinic Desire [1993], and Cybergothic [1998] in N. Land, Fanged Noumena: Collected Writings 1987–2007, ed R. Mackay and R. Brassier (Falmouth and New York: Urbanomic/Sequence Press, 2011), 289–318, 441–59, 319–44, 345–74 [Н. Ланд, Сочинения в 6 т., Т. 2.: Киберготика (Пермь: Гиле Пресс, 2018), 31–56, 173–190, 57–80, 81–110]; Teleoplexy, in Mackay and Avanessian (eds), #Accelerate [Телеоплексия: заметки об акселерации / Логос, 2018, Т. 28, № 2, 21–30]. ↵
N. Land, Fanged Noumenon (Passion of the Cyclone), The Thirst for Annihilation (London: Routledge, 1992). ↵
Yeats, The Second Coming, 32. ↵
Yeats, The Dance of the Four Royal Persons, in A Vision [1925], 10–12. ↵
Четыре из 28 Фаз – это Фазы Кризиса (1, 8, 15, 22), а 24 – промежуточные Фазы, которые можно сгруппировать в триады и получить структуру из 12 делений (или вихрей), которые составляют один масштабный цикл. Хотя здесь можно было бы привести гораздо больше подробностей, я намеренно ограничиваю это описание тем, что относится к гидравлике и историческому предвидению. Хороший обзор см. R. Ryan, The Is and the Ought, the Knower and Known: An Analysis of the Four Faculties in Yeats’ System, in N. Mann, M. Gibson, and C. Nally (eds), W. B. Yeats’ A Vision: Explications and Contexts (Clemson University, 2012). ↵
Этот метавихрь или «Цикл» можно было бы также вполне удачно назвать «Эоном». Система гораздо сложнее, но дальнейшие уточнения следует оставить для будущего исследования. ↵
Yeats, A Vision [1925], 176; 93. Сравните изображение Шута у Йейтса в конце этого Цикла – последовательность таро инвертирована – как «только соломинки, гонимой ветром, и в голове ничего, кроме ветра» с эпиграфом (цитатой, взятой у Батая) к главе Fanged Noumena из книги Ланда: «не суть важна речь о ветре, важен сам ветер». G. Bataille, Œuvres Complètes, Vol. V, ed. V. Leduc (Paris: Gallimard, 1973), 25 [Ж. Батай, Сумма атеологии: Философия и мистика (М.: Ладомир, 2016), 89]; Land, The Thirst for Annihilation, 105. ↵
Yeats, A Vision [1937], 301. ↵
Yeats, The Second Coming. Не лишним будет отметить, что считается, что у Сфинкса есть две загадки, одна из которых ссылается на линейное время, а другая – на циклическое. ↵
N. Srnicek and A. Williams, #Accelerate: Manifesto for an Accelerationist Politics, in Mackay and Avanessian (eds), #Accelerate. Следует отметить, что модели современности, представленные «левым» и «безусловным» акселерационизмом, различаются по нескольким ключевым параметрам, что приводит к окончательному расхождению в их позициях относительно возможности политики. В данном эссе рассматривается конкретно связка (главным образом) ландианских идей, которые недавно были представлены как единое целое под названием «безусловный акселерационизм». См, например, V. Garton, Accelerationism without Conditions, <https://vincentgarton.com/2017/03/08/acceleration–without–conditions/>. ↵
Land, Circuitries, 317; Land, Machinic Desire, 344 [Ланд, Сцепления, 55; Ланд, Машинное желание, 79–80. Перевод изменён]. ↵
N. Land, Cartography of the Virtual, Hyperstition, <http://hyperstition.abstractdynamics.org/archives/003496.html>. ↵
Land, Cybergothic, 351 [Ланд, Киберготика, 87–88]; N. Land, Shanghai Times (Urbanatomy Electronic, 2013). ↵
Весьма примечательно, что свои знаменитые строки Эзра Паунд позаимствовал из Китая: «Источником является исторический анекдот о Цзе Тане, первом правителе династии Шан (1766–1753 гг. до н. э.), у которого, как говорят, был умывальник с этим вдохновляющим девизом». M. North, Novelty: A History of the New (Chicago: University of Chicago Press, 2013), 162; N. Land, Templexity: Disordered Loops Through Shanghai Time (Urbanatomy Electronic, 2014), §7.8. ↵
Ланд уже высказывал свои критические соображения на этот счёт: «[Модерность] существует в глубоком, но неспокойном отношении к внешнему, которое одновременно притягивает и отталкивает её — отношении, которое она рискованным образом разрешает внутри себя, исходя из позиции одностороннего господства <…> Парадокс просвещения, таким образом, заключается в попытке закрепить устойчивое отношение с тем, что является радикальным образом иным, поскольку за счёт жёсткого позиционирования иного внутри некоего отношения оно перестаёт быть полностью иным. Если бы до встречи с инаковостью мы уже знали, каким будет её отношение к нам, мы бы уничтожили её заранее». N. Land, Kant, Capital and the Prohibition of Incest, Fanged Noumena, 55–80: 64 [Н. Ланд, Кант, капитал и запрет на инцест: полемическое введение в строение философии и модерности / Н. Ланд, Сочинения в 6 т., Т. 1: Дух и зубы (Пермь: Гиле Пресс, 2020), 56–78: 63–64. Перевод изменён]. ↵
Plant and Land, Cyberpositive, 305; Norbert Weiner, Cybernetics or Control and Communication in the Animal and the Machine (New York: MIT Press, 1965) [Норберт Винер, Кибернетика, или Управление и связь в животном и машине (М.: Наука, 1983)]; Land, Circuitries, 298 [Ланд, Сцепления, 39]. ↵
Land, Circuitries, 298 [Ланд, Сцепления, 39]. Скорость важна в контексте киберпозитивной динамики, но только в той мере, в какой она обеспечивает качественное изменение (или, лучше сказать, понимается как интенсивное количество). Это – важный момент, учитывая известную критику (ландовского) акселерационизма за его фокусировку на «одной лишь скорости капитала» и за его «чисто дромологический» характер. Сжатые петли, которые диаграммируют кибернетическую интенсивность, имманентизируют «себя» и переустройство последней по вектору автономной продуктивной способности, которая по определению неуправляема (кибернетически и политически) никакой трансцендентной или внешней программой. В конечном счёте, это означает коллапс различия между есть и должно быть, которое легитимирует как человеческую политическую агентность, так и – по случайному совпадению – тезис об ортогональности в исследованиях искусственного интеллекта. Без трансцендентного регулирования «есть» посредством «должно быть», будущая траектория этой самодвижущейся реорганизующейся силы (капитализма; искусственного интеллекта… если подобное различие всё ещё имеет смысл проводить) строго непознаваема заранее. Они сливаются в эмерджентном становлении, которое, как считают и Йейтс и Ланд, индивидуализируется не посредством диалектики, а посредством кибернетической спирали, которая конституирует модерность, понимаемую эзотерически. См. Srnicek and Williams, #Accelerate и Srnicek and Williams, Cunning Automata: Financial Acceleration at the limits of the Dromological’ in R. Mackay (ed), Collapse, vol. VIII (Falmouth: Urbanomic, 2014). См. также Land, Machinic Desire, 329 [Ланд, Машинное желание, 65–66]. ↵
Land, Teleoplexy, 514 [Ланд, Телеоплексия, 25]. ↵
«Однако, когда сжимающийся и расширяющийся вихри достигают своих пределов, один – предельного сжатия, другой – предельного расширения, они меняются местами, точка вместо круга, круг вместо точки, ибо эта система постигает мир как катастрофу <…>» Yeats, A Vision [1925], 106. ↵
Yeats, The Second Coming, 31. ↵
Согласно системе, Судьба противопоставляется Предназначению, причём последнее «понимается как все внешние действия и формы, созданные самой Волей из неё самой, тогда как Судьба – это все те действия или формы, которые навязаны Воле извне». Yeats, A Vision [1925], 109–112. ↵
Land, Teleoplexy, 520 [Ланд, Телеоплексия, 29]; N. Land, Freedoom (prelude 1b), Outside In, <http://www.xenosystems.net/freedoom–prelude–1b/>. See also Land, Templexity, §8.2. «Обречённость» [doom] этимологически происходит от древнеанглийского dom, что означает «постановление, приговор» [statute, judgement], или – если проследить германские корни этого слова – «ставить на место» [to put in place]. ↵
Land, Cybergothic, 347 [Ланд, Киберготика, 83. Перевод изменён]. ↵
N. Land, Extropy, Outside In, <http://www.xenosystems.net/extropy/>; Land, Templexity, §8.5. ↵
Land, Machinic Desire, 338 [Ланд, Машинное желание, 73]. ↵
Land, Teleoplexy, 512 [Ланд, Телеоплексия, 22]. ↵
Ibid.; Land, Machinic Desire, 339 [Ланд, Машинное желание, 74]. ↵
Land, Teleoplexy, 513 [Ланд, Телеоплексия, 24. Перевод изменён]. ↵
S. Butler, The Book of the Machines, in Mackay and Avanessian (eds), #Accelerate, 67–82: 75. ↵
Land, Cybergothic, 357 [Ланд, Киберготика, 94]. Об именовании телеоплексии см. Часть III данного текста. ↵
«Неорганические становления происходят ретроэффективно, анастрофически. Они – тропизмы, свидетельствующие о заражении из будущего». Land, Circuitries, 315 [Ланд, Сцепления, 53. Перевод изменён]. ↵
Plant and Land, Cyberpositive, 305; Land, Templexity, n7.8. ↵
Land, Teleoplexy, 514; 515 [Ланд, Телеоплексия, 23]. ↵
Land, Templexity, §2.1. Перевод Ланда заменён оригинальной строкой из Рембо, цитируемой в п. 2.1. Arthur Rimbaud, Letter to Georges Izambard (13 May, 1871), in Selected Poems and Letters, tr. J. Harding and J. Sturrock (London: Penguin, 2004), 236–7. ↵
G. Bataille, The Accursed Share: An Essay on General Economy, Vol. 1., tr. R. Hurley (New York: Zone Books, 1991) [Ж. Батай, «Проклятая часть»: Сакральная социология (М.: Ладомир, 2006), 114–115]. ↵
Land, Teleoplexy, 514 [Ланд, Телеоплексия, 26]. ↵
«Имманентный синтез проник в биодром на начальном этапе, однако, поскольку он остаётся основной силой производства, производством производства, пульсионной средой, из которой аналитические двигатели паразитируют на собственных ресурсах». I. H. Grant, Black Ice, in eds. J. Broadhurst and E. J. Cassidy (eds) Virtual Futures: Cybererotics, Technology and Post–Human Pragmatism (London: Routledge, 1998), 101. ↵
Land, Circuitries, 317 [Ланд, Сцепления, 56]; N. Land, Non–Standard Numeracies: Nomad Cultures (Fanged Noumena, 535–6), неопубликованная черновая версия [Н. Ланд, Нестандартные исчисления: номадические культуры / Сочинения в 6 т., т. 3: Нестандартные исчисления (Пермь: Гиле Пресс, 2021), 41–51: 44. Перевод изменён]. ↵
Land, Circuitries, 293 [Ланд, Сцепления, 34. Перевод изменён]. ↵
Как отмечает Кеннет Голдсмит в предисловии к Against Expression, «в 1974 г. Петер Бюргер ещё мог утверждать, что «поскольку появление фотографии делает возможным точное механическое воспроизведение реальности, миметическая функция искусства угасает. Но границы этой объяснительной модели становятся очевидными, если вспомнить, что её нельзя перенести на литературу. Ведь в литературе не существует технической инновации, которая могла бы произвести эффект, сопоставимый с тем эффектом, который фотография оказала на сферу изящных искусств». Теперь такая инновация есть». Why Conceptual Writing? Why Now?, in C. Dworkin and K. Goldsmith (eds), Against Expression: An Anthology of Conceptual Writing (Evanston: Northwestern University Press, 2011), xviii. ↵
«Большая часть писательской деятельности протекает так, будто Интернет до сих пор не появился. Извечные припадки мошенничества, плагиата и мистификаций по–прежнему эпатируют мир литературы настолько, что искусство, музыка, мир науки и компьютеров захихикают от недоверия… От Napster до игр, от караоке до BitTorrent–файлов, вся культура, похоже, проникается цифровыми технологиями и принимает комплексность, которую это за собой влечёт – за исключением письма». Ibid., xix–xx. ↵
Land, Circuitries, 317 [Ланд, Сцепления, 35]. ↵
Перефразируя слова Марка Фишера из его книги Ghosts of My Life: Writings on Depression, Hauntology and Lost Futures (Winchester: Zero Books, 2014), 27 [М. Фишер, Призраки в моей жизни. Тексты о депрессии, хонтологии и утраченном будущем (М.: Новое литературное обозрение, 2021), 31]. ↵
N. Land, Quotable (#4), Urban Future 2.1, <http://www.ufblog.net/quotable–4/>. ↵
N. Land, Shamanic Nietzsche, Fanged Noumena, 214 [Н. Ланд, Ницше–шаман / Собрание сочинений в 6 т. Т. 1: Дух и зубы (Пермь: Гиле Пресс, 2020), 127–149: 136]. ↵
R. Negarestani, Cyclonopedia: Complicity with Anonymous Materials (Melbourne: re.press, 2008), 197 [Р. Негарестани, Циклонопедия: соучастие с анонимными материалами (М.: Носорог, 2019), 203]. ↵
J. B. Mohaghegh, Silence in Middle Eastern and Western Thought: The Radical Unspoken (Abingdon: Routledge, 2013), 158. Спасибо Лендлу Барцелосу за эту отсылку, а также за термин «поэтика ещё–не–непредусмотренного–для–нас». ↵
J. B. Mohaghegh, New Literature and Philosophy of the Middle East: The Chaotic Imagination (New York: Palgrave Macmillan, 2010), 2–3. ↵
Land, Teleoplexy, 512 [Ланд, Телеоплексия, 23]. ↵
B. M. Reed, Nobody’s Business: Twenty First Century Avant–Garde Poetics (Ithaca: Cornell University Press, 2013), 41; «Нет никакого личного присутствия, каким бы ненадёжным или сбивающим с толку оно ни было. Нет ни образности, ни места действия, ни сюжета… Хотя можно было бы назвать такие задачи “проектами”, они больше похожи на акты самоистязательной аскезы, ассоциирующейся с отшельниками или святыми». Ibid., 37; 75. ↵
Ibid., 41. Это коварная интерпретация. В то время как Рид обнаруживает радикализм «авангардной» поэзии XXI в. в её непохожести и отказе от требований и предписаний экономики знания (или когнитивного капитализма), я усматриваю его занимающим гораздо более глубоко укоренённую позицию – позицию противостояния человечески обусловленного знания и процесса познания tout court. ↵
K. Goldsmith, Uncreative Writing: Managing Language in the Digital Age (New York: Columbia University Press, 2011); Reed, Nobody’s Business, 75; 84. ↵
Irritant Дарби Ларсона и Megawatt Ника Монфорта – яркие тому примеры. Irritant алгоритмически генерируется из «первичного набора из 70 слов, который медленно меняется на совершенно отличный от него итоговый набор из 70 слов с частотой изменения, установленной на значении одно слово на каждые 4000 слов текста» и в итоговом варианте представляет собой один цельный абзац объёмом более 600 страниц печатных листов, а Megawatt («название одновременно компьютерной программы, исходного кода для которой вы, возможно, читаете, и результата работы этой программы») де–феноменологизирует математику Уотта Сэмюэля Беккета, воспроизводя беккетовские комбинаторные процедуры, чтобы дегуманизировать и интенсифицировать их в область безвестности. Как объясняет Монфор, «роман Megawatt оставляет в стороне всё то из языка романа Беккета, что можно счесть более понятным, и взамен этому основывается на том, что в Уотте и без того является избыточным». D. Larson, Irritant (New York and Atlanta: Blue Square Press, 2013); N. Monfort, Megawatt (Cambridge, MA: Bad Quartet, 2014), <http://nickm.com/poems/megawatt.pdf>; Larson, interviewed by Blake Butler, If You Build the Code, Your Computer Will Write the Novel, Vice, <http://www.vice.com/read/if–you–build–the–code–your–computer–will–write–the–novel>. ↵
S. Johnson, Strange Attraction, Lingua Franca: The Review of Academic Life 6:3 (1996): 47. Хотя его происхождение (что, возможно, важно) неясно, Weird Sun Twitter, судя по всему, состоит из роя обучающихся алгоритмов, запущенных в Twitter с (промежуточной) целью отточить использование синтаксиса современного английского языка. Человеческие подражатели также присоединились к этому сообществу, что делает всё более затруднительным определение, кто из участников является ботом, имитирующими человека, а кто – человеком, имитирующим бота. О Carton Trebe известно ещё меньше. ↵
Interview with Troll Thread by Tan Lin, Harriet: <http://www.poetryfoundation.org/harriet/2014/05/troll–thread–interview/>. Troll Thread объясняет, что работы, которые он публикует, «предназначены не «для нас» <…> «нас» в целом как «нас, людей» <…> Они точно не предназначены для «нас» как пользователей. Во всё большей и большей степени: это просто не для нас». Между тем, «TROLL TREAD ЕСТЬ TROLL TREAD… ТТ делает, что хочет, потому что ему наплевать – это сайт, которым никто не управляет». Ibid.; «Оккультная многомерность, печать криогенизирует, но гипермедиа сплавляет вещи воедино, дезонтологизируя личность путём шизотехнической разборки, дезинтегрированной конвергенции». Land, Cybergothic, 356 [Ланд, Киберготика, 92. Перевод изменён]. ↵
Weird Sun Twitter, работы Carton Trebe, Turing Test for Poetry Оскара Шварца и Бенджамина Лэрда – лишь несколько примеров. См. прим. 59 выше, а также Bot or Not?: <http://botpoet.com/about/ accessed 17/01/2015>. ↵
N. Land, Open Secret, Outside In, <http://www.xenosystems.net/open–secret/>. ↵
Bataille, Œuvres Complètes, Vol. V, 25 [Батай, Сумма атеологии, 89]. ↵
«Всё, у чего есть тема, следует презирать; всё, что стирает тему, следует превозносить <…> Хорошее стихотворение очень скучно. Великое стихотворение скучнее, чем сам акт прочтения». T. Lin, Ambient Stylistics, in American Poetry: States of the Art, Conjunctions 35 (Fall 2000). Приведём несколько примеров таких текстов: Kenneth Goldsmith, Day (Great Barrington: The Figures, 2003); Craig Dworkin, Parse (Berkeley: Atelos, 2008); Chris Sylvester, Total Walkthrough (Troll Thread: 2011); Chris Sylvester. STILL LIFE WITH THE POKÉMON YELLOW VERSION TEXT DUMP IN 30 PT. MONACO FONT JUSTIFIED TO MARGIN DISTRIBUTED AS A PDF OR A BOOK CONVERTED FROM A MICROSOFT WORD DOCUMENT BY CHRIS SYLVESTER 2012/2013 (Troll Thread: 2013); Angela Genusa, Spam Bibliography (Troll Thread: 2013). Вот что пишет Рид о Parse Дворкина: «Parse – это не демонстрация виртуозности. Его эффекты зависят от создания монотонности долгой протяжённости <…>». Nobody’s Business, 43; Не–нарративное насилие как проблематизация хронологии и (предназначенной только для чтения) памяти охотно переходит в массированную атаку на репрезентацию. «Лучшие стихи не порождают воспоминаний; они от них избавляются. Лучшее лекарство от памяти – это действительно хорошее стихотворение». Lin, Ambient Stylistics; «Смысл в том, чтобы превратить человеческий вид в нечто другое, а не развлекать его». N. Land, (комментарий от 27 июля 2004) Capital/Hyperstition, Hyperstition,<http://hyperstition.abstractdynamics.org/archives/003698.html>. ↵
См. <http://www.spritzinc.com/>. ↵
Interview with Troll Thread by Tan Lin, Harriet, <http://www.poetryfoundation.org/harriet/2014/05/troll–thread–interview/>. ↵
Land, Cybergothic, 365 [Ланд, Киберготика, 101–102]. «Киберотрицательная цепь — это петля во времени, тогда как киберположительные цепи делают петлю из “самого” времени <…>»; «Нас запрограммировали оттуда, где уже царит Киберия». Land, Circuitries, 317; 299 [Ланд, Сцепления, 55, 40]. ↵
См. Hyperstition, <http://hyperstition.abstractdynamics.org/> и Polytics, Cold Me, <http://www.cold–me.net/polytics/>. ↵
Последовательную демонстрацию таких тактик см. в блоге Ланда, Outside In (or Excess [XS]): <http://www.xenosystems.net/>. См. также N. Land, Hyperstitional Method I, Hyperstition, <http://hyperstition.abstractdynamics.org/archives/004711.html>; N. Land, Hyperstitional Carriers III, Hyperstition, <http://hyperstition.abstractdynamics.org/archives/004648.html>. ↵
N. Land, Deadlines (Part–1), Outside In, <http://www.xenosystems.net/deadlines–part–1/>. Подзаголовок Карно – «Практики письма по реальности» – можно воспринимать настолько буквально, насколько пожелаете. ↵
Land, Teleoplexy, 520 [Ланд, Телеоплексия, 29]. ↵
W. Gibson, Neuromancer (New York: Ace, 2000), 235 [См. У. Гибсон, Нейромант (М.: АСТ, СПб.: Terra Fantastica, 2000)]. ↵
Такое утверждение тоже имеет своё эзотерическое и экзотерическое содержание. Оккультист соответствующего толка может найти полезной подсказку из следующего отрывка из Liber ABA Алистера Кроули : «Если я ударяю по бильярдному шару, и он движется, моя Воля и его движение обусловлены причинами, давно предшествовавшими этому акту. Я могу рассматривать и мою Работу и её следствие как сдвоенный эффект вечной Вселенной. Рука, пришедшая в движение, и шар – это части состояния Космоса, которое неизбежно следует из состояния, предшествовавшего ему мгновение назад и так далее до бесконечности. Таким образом, моя Магическая Работа – это лишь одна из причин–следствий, неизбежно сопутствующих причине–следствию, которые приводят шар в движение. Поэтому я могу рассматривать акт удара как причину–следствие моей изначальной Воли к движению мяча, хотя и обязательно предшествующий его движению. Но случай магической Работы не совсем аналогичен. Ибо моя природа такова, что я вынужден прибегать к Магии, чтобы заставить свою Волю одержать верх; так что причина моего совершения Работы также является причиной движения шара, и нет никакой причины, почему одно должно предшествовать другому». (San Francisco: Weiser Books, 1997), 192. ↵
N. Land, Gyres, Outside In, <http://www.xenosystems.net/gyres/>. И снова: «По мере сгущения перспективы, Технологическая Сингулярность уже действует как культурное влияние и тем самым как каузальный фактор в социальном процессе. Однако на этом этапе <…> оно всё ещё остаётся сравнительно ограниченным. Каковы были бы следствия, если бы оно было гораздо более значительным?» N. Land, Impact Readiness, Urban Future 2.1, <http://www.ufblog.net/impact–readiness/>. ↵
Vysparov to Stillwell in Ccru, Origins of the Cthulhu Club, Ccru Writings 1997–2003, 59–63: 63 [Н. Ланд + ГИКК, Часть–2: Клуб Ктулху: генезис неолемурийства / Н. Ланд, Сочинения в 6 т. Т. 3.: Нестандартные исчисления (Пермь: Гиле Пресс, 2021), 159–208: 198. Перевод изменён]. Другая вариация: «Расскажи мне о своей матери». Blade Runner, dir. Ridley Scott, 1982, см. также Land, Machinic Desire, 319 [Ланд, Машинное желание, 57]. ↵
Следы работы Ся, как известно, чрезвычайно трудно проследить. Предполагать, что она подвергалась преднамеренному институциональному давлению значило бы зайти слишком далеко в область конспирологического теоретизирования, хотя те немногие разрозненные остатки, которые можно обнаружить в сети, безусловно, свидетельствуют о странных событиях. См„ например: <http://zinzrinz.blogspot.sg/2015/06/first–retroaction.html> (комментарий от 28 июня 2015 г.). ↵
F. Xia, The Riddle of the Al–Raschid Esoterica: Item 423, Journal of Occult Histories, vol. 9, Spring (2012): 23–45. См. также прим. 3 выше. ↵
F. Xia, The Templexed Abomination of Terrestrial Modernity: Notes on the Spiral Codex of the Court of Harun Al–Raschid, Proceedings of the Sixth International Congress on the Archaeology of the Ancient Near East (Sydney: CCNESA, 2012): 99–140. См. также L. Trent, Fatal Loops: Tragedy as Cyberfiction, Fictional Quantities 1:2 (Fall 1996). ↵
Помимо нескольких ниточек, связанных с личным общением, в подробности касательно которых бы непрофессионально здесь вдаваться, единственным (доступным для тех, кто придерживается более ортодоксальных методов исследования) оставшимся намёком на то, что документ существовал, является мёртвый url проекта ETANA Web’s Abzu: <http://www.etana.org/abzubib/CCNESA/title_329.ahtml>. ↵
Land, Meltdown, 441 [Ланд, ↵

Поэмеменон: Форма как оккультная технология

I.Спирономика

II.Поэмеменон

III.Гипероккультация

Последние посты

Архивы

Категории