Искусственные тела и перспектива абстракции

Для нача­ла, не мог бы ты ска­зать пару слов о подъ­еме [пара­диг­мы] вопло­ще­ния в совре­мен­ной фило­со­фии? Мне кажет­ся, что она глав­ным обра­зом исполь­зу­ет­ся как кор­рек­ти­ру­ю­щее сред­ство про­тив: 1) кар­те­зи­ан­ско­го пред­став­ле­ния о нема­те­ри­аль­ном разу­ме, и 2) мате­ри­а­ли­сти­че­ской тен­ден­ции опре­де­лять место [для] разу­ма в моз­гу. Но како­вы глав­ные пози­тив­ные утвер­жде­ния защит­ни­ков воплощения?

Я думаю, что зна­че­ние тер­ми­на «вопло­ще­ние» в фило­соф­ских кру­гах обман­чи­во раз­но­об­раз­но, и что те, кто отста­и­ва­ет этот кон­цепт моти­ви­ро­ва­ны про­бле­ма­ми, покры­ва­ю­щи­ми мень­шее [про­блем­ное поле], неже­ли чем [те, что обыч­но счи­та­ют­ся] важ­ны­ми. Если их и объ­еди­ня­ет нечто одно, так это спи­сок общих вра­гов. Несмот­ря на то, что Декар­та они бра­нят боль­ше всех, его ошиб­ки [все же] неред­ко вос­хо­дят к свое­об­раз­но­му пер­во­род­но­му гре­ху, совер­шен­но­му Пла­то­ном. Тем не менее, что­бы разо­брать­ся в этих кон­цеп­ту­аль­ных пре­ступ­ле­ни­ях, сто­ит спер­ва отде­лить объ­яс­ни­тель­ные (explanatory) про­бле­мы когни­тив­ной нау­ки и искус­ствен­но­го интел­лек­та от нор­ма­тив­ных про­блем поли­ти­че­ской и соци­аль­ной тео­рии, при­зна­вая при этом, что и те, и дру­гие вто­рич­ны по отно­ше­нию к более общим мета­фи­зи­че­ским про­бле­мам, свя­зан­ным с раз­ли­чи­ем и/или отно­ше­ни­ем меж­ду мате­ри­ей и созна­ни­ем. Итак, хоть здесь и есть мно­го чисто мета­фи­зи­че­ских воз­ра­же­ний про­тив пла­то­нов­ско­го дуа­лиз­ма интел­ли­ги­бель­но­го и чув­ствен­но­го миров, а так­же про­тив кар­те­зи­ан­ско­го дуа­лиз­ма мен­таль­ной и физи­че­ской суб­стан­ций, – что дей­стви­тель­но объ­еди­ня­ет пара­диг­му вопло­ще­ния, так это их воз­ра­же­ние про­тив той чрез­мер­ной роли, кото­рую Пла­тон, Декарт и их наслед­ни­ки отда­ют «жиз­ни разу­ма» в [сво­ем] объ­яс­не­нии того, как мы про­кла­ды­ва­ем свой [жиз­нен­ный] путь в этом мире, и ука­зы­вая, какие аспек­ты это­го пути нам сле­ду­ет ценить. За неиме­ни­ем луч­ше­го сло­ва мы мог­ли бы назвать это «интел­лек­ту­а­лиз­мом».

Такая «жизнь разу­ма» отли­ча­ет­ся спо­соб­но­стью к абстракт­но­му мыш­ле­нию. Это озна­ча­ет, что она абстра­ги­ру­ет­ся от реаль­ных осо­бен­но­стей кон­тек­ста, в кото­ром мыш­ле­ние име­ет место быть: она явля­ет­ся тео­ре­ти­че­ской, или не огра­ни­чен­ной прак­ти­че­ски­ми про­бле­ма­ми, созда­ва­е­мы­ми нашим телес­ным (bodily) окру­же­ни­ем; она созер­ца­тель­на, или неза­ви­си­ма от сен­со­мо­тор­ных спо­соб­но­стей, через кото­рые мы вза­и­мо­дей­ству­ем с этой сре­дой. И Пла­тон, и Декарт исполь­зу­ют мате­ма­ти­ку для того, что­бы при­ве­сти при­мер тако­го спо­со­ба мыш­ле­ния, и, на осно­ве это­го, [что­бы при­ве­сти при­мер] мыш­ле­ния как тако­во­го. Мате­ма­ти­че­ские тео­ре­мы не каса­ют­ся, стро­го [гово­ря], чего-либо из нашей физи­че­ской сре­ды, и они могут быть под­верг­ну­ты про­вер­ке таки­ми спо­со­ба­ми (даже если они [вовсе] непри­ме­ни­мы к ней), кото­рые не тре­бу­ют вза­и­мо­дей­ствия с этой сре­дой. Вме­сте с тем, что дей­стви­тель­но отли­ча­ет Декар­та от Пла­то­на, так это убеж­ден­ность пер­во­го в том, что физи­че­ский мир может быть точ­но репре­зен­ти­ро­ван с помо­щью мате­ма­ти­че­ских моде­лей, из чего сле­ду­ет то, что наш опыт мож­но рас­смат­ри­вать как внут­рен­ние репре­зен­та­ции, род­ствен­ные таким моде­лям. У кар­те­зи­ан­ско­го виде­ния есть и дру­гие про­блем­ные аспек­ты, но на дан­ный момент это­го будет достаточно.

Так како­вы глав­ные объ­яс­ни­тель­ные воз­ра­же­ния про­тив интеллектуализма?

Их два. С одной сто­ро­ны, его про­тив­ни­ки утвер­жда­ют, что интел­лек­ту­а­лизм игно­ри­ру­ет подав­ля­ю­щее боль­шин­ство [из того, что состав­ля­ет] чело­ве­че­ское позна­ние: бо́льшую часть жиз­ни мы тра­тим [на] выпол­не­ние задач и пре­одо­ле­ние пре­пят­ствий, очер­та­ния кото­рых опре­де­ля­ют­ся тем, как наше тело впи­сы­ва­ет­ся в его соб­ствен­ную сре­ду, неже­ли чем [на логи­че­ские] рас­суж­де­ния от посы­лок к заклю­че­ни­ям. При­го­тов­ле­ние чаш­ки чая на незна­ко­мой кухне – это более репре­зен­та­тив­ный при­мер нашей спо­соб­но­сти решать про­бле­мы чем демон­стра­ция бес­ко­неч­но­сти [ряда] про­стых чисел. С дру­гой сто­ро­ны, про­тив­ни­ки интел­лек­ту­а­лиз­ма заяв­ля­ют, что его при­о­ри­те­ты [выстро­е­ны] задом напе­ред: вме­сто того, что­бы рас­смат­ри­вать при­ве­ден­ный выше вид «уме­ло­го пре­одо­ле­ния труд­но­стей» как несо­вер­шен­ную фор­му абстракт­но­го позна­ния, мы можем понять послед­нее толь­ко пока­зав, как оно воз­ни­ка­ет из пер­во­го. Даже наша спо­соб­ность пред­став­лять слож­ные гео­мет­ри­че­ские кон­струк­ции в какой-то момент вырос­ла из базо­во­го телес­но­го пони­ма­ния ори­ен­та­ции и жестов.

Наи­бо­лее важ­ны­ми мише­ня­ми таких воз­ра­же­ний явля­ют­ся клас­си­че­ская вычис­ли­тель­ная тео­рия созна­ния в когни­тив­ной нау­ке и так назы­ва­е­мый «ста­рый доб­рый искус­ствен­ный интел­лект» (СДИИ; (Good Old-Fashioned Artificial Intelligence – GOFAI)). Они рас­смат­ри­ва­ют позна­ние глав­ным обра­зом как управ­ля­е­мое пра­ви­ла­ми мани­пу­ли­ро­ва­ние сим­во­ла­ми, что мало чем отли­ча­ет­ся от мате­ма­ти­че­ских рас­суж­де­ний. Им оппо­ни­ру­ют «4Е-пер­спек­ти­вы» {{«4Е-пер­спек­ти­вы» – содер­жа­тель­ная часть «тези­са о рас­ши­рен­ном созна­нии» (extended mind thesis (EMT)), выра­жа­е­мая, соотв., в четы­рех поло­же­ни­ях, начи­на­ю­щих­ся сло­ва­ми на англ. бук­ву «Е».}} (4E perspectives), назван­ные так, посколь­ку они при­да­ют осо­бое зна­че­ние неко­то­рой ком­би­на­ции вопло­щен­ных (embodied), встро­ен­ных (embedded), актив­ных (enactive) и рас­ши­рен­ных (extended) изме­ре­ний позна­ния. Сте­пень, в кото­рой этот под­ход рас­хо­дит­ся с тра­ди­ци­он­ны­ми взгля­да­ми на позна­ние, варьи­ру­ет­ся, одна­ко, наи­бо­лее спор­ны­ми момен­та­ми, в при­мер­ном поряд­ке, здесь явля­ют­ся: 1) та сте­пень, в кото­рой позна­ние зави­сит от осо­бен­но­стей тела вне моз­га (напр., от стро­е­ния орга­нов чувств) и от осо­бен­но­стей окру­жа­ю­щей сре­ды вне тела (напр., от доступ­но­сти позна­ва­тель­ных ресур­сов), 2) явля­ют­ся ли кон­цеп­ции вычис­ле­ния и репре­зен­та­ции без­на­деж­но интел­лек­ту­а­лист­ски­ми (напр., могут ли они объ­яс­нить до-линг­ви­сти­че­ское «зна­че­ние»), и 3) под­ра­зу­ме­ва­ет ли зави­си­мость встро­ен­ность [одно­го в дру­гое] (напр., если мой ноут­бук явля­ет­ся частью моей памяти).

Что [мож­но ска­зать о] нор­ма­тив­ных возражениях?

Опять же, воз­ра­же­ния два. С одной сто­ро­ны, оппо­нен­ты [интел­лек­ту­а­лиз­ма] утвер­жда­ют, что он отра­жа­ет и под­креп­ля­ет импли­цит­ные соци­аль­ные иерар­хии: те, кто исто­ри­че­ски насла­ждал­ся рос­ко­шью тео­ре­ти­че­ско­го созер­ца­ния зани­ма­лись этим, пото­му что о прак­ти­че­ских про­бле­мах и телес­ных про­цес­сах, от кото­рых созер­ца­ние абстра­ги­ру­ет­ся, забо­ти­лись дру­гие, – неред­ко это были груп­пы [людей], такие как жен­щи­ны, рабы и коло­ни­зи­ро­ван­ные наро­ды, кото­рые систе­ма­ти­че­ски отож­деств­ля­лись со сво­и­ми тела­ми и их спо­соб­но­стя­ми. Раз­во­пло­щен­ное кар­те­зи­ан­ское эго – это иллю­зия, порож­ден­ная неве­же­ством и при­ви­ле­ги­я­ми. С дру­гой сто­ро­ны, оппо­нен­ты интел­лек­ту­а­лиз­ма утвер­жда­ют, что он обес­це­ни­ва­ет важ­ные источ­ни­ки чело­ве­че­ско­го зна­ния: есть фор­мы «жиз­нен­но­го опы­та» и «ситу­а­тив­но­го зна­ния», кото­рые цен­ны даже если они не сфор­му­ли­ро­ва­ны (воз­мож­но они и вовсе не могут быть) таким спо­со­бом, кото­рый поз­во­ля­ет отде­лить их от кон­тек­стов вопло­ще­ния, в кото­рых они встре­ча­ют­ся (напр., от их эмо­ци­о­наль­ной валент­но­сти). Такое лож­ное кар­те­зи­ан­ское созна­ние не про­сто вли­я­ет на то, как мы отно­сим­ся к дру­гим, но даже на то, как мы отно­сим­ся к себе, потен­ци­аль­но отсе­кая нас от наше­го вопло­щён­но­го существования.

Идея о том, что при­ви­ле­ги­ро­ва­ние разу­ма над телом свя­за­на с дру­ги­ми вида­ми непра­во­мер­ных при­ви­ле­гий (напр, эко­но­ми­че­ской, расо­вой, сек­су­аль­ной и т. д.) сего­дня доволь­но широ­ко рас­про­стра­не­на в совре­мен­ной феми­нист­ской и кри­ти­че­ской тео­рии. Тем не менее, суще­ству­ет мно­же­ство фило­соф­ских фрейм­вор­ков, взя­тых из кон­ти­нен­таль­ной тра­ди­ции, кото­рые исполь­зу­ют­ся для того, что­бы арти­ку­ли­ро­вать, раз­ра­ба­ты­вать и пред­ла­гать реше­ния для этой про­бле­мы. Гру­бо гово­ря, основ­ны­ми направ­ле­ни­я­ми такой [кри­ти­че­ской рабо­ты], хоть и при доста­точ­ном уровне вза­и­мо­вли­я­ния, явля­ют­ся спи­но­зист­ское (Делёз, тео­рия аффек­тов и т. д.), ниц­ше­ан­ское (Фуко, Бат­лер и т. д.) и фено­ме­но­ло­ги­че­ское (Хай­дег­гер, Мер­ло-Пон­ти и т. д.). Пер­вое направ­ле­ние харак­те­ри­зу­ет­ся мета­фи­зи­че­ской окрас­кой его кри­ти­ки и пред­ла­га­ет некую фор­му мате­ри­а­ли­сти­че­ско­го мониз­ма как аль­тер­на­ти­ву дуа­лиз­му Пла­то­на и Декар­та. Вто­рое харак­тер­но тем, что фоку­си­ру­ет­ся на соци­аль­ной дина­ми­ке, пред­ла­гая, посред­ством интер­на­ли­за­ции пат­тер­нов мыш­ле­ния и дей­ствия, ана­лиз того, как тела «оду­шев­ля­ют­ся». Одна­ко послед­нее [направ­ле­ние сво­им про­блем­ным полем] в наи­боль­шей сте­пе­ни сов­па­да­ет с объ­яс­ни­тель­ны­ми про­бле­ма­ми, обсуж­дав­ши­ми­ся выше, посколь­ку оно обес­пе­чи­ва­ет подроб­ный интро­спек­тив­ный ана­лиз вовле­чен­но­сти тела в [про­цесс] кон­сти­ту­и­ро­ва­ния опы­та. Фено­ме­но­ло­гия ока­за­ла замет­ное вли­я­ние на «4E» под­хо­ды к позна­нию, и она ответ­ствен­на за [созда­ние] кон­цеп­та «живо­го тела», объ­еди­ня­ю­ще­го, а ино­гда и под­со­еди­ня­ю­ще­го все эти раз­лич­ные про­бле­мы [друг к другу].

Идея живо­го тела пред­по­ла­га­ет, что тело есть не про­сто кау­заль­ный мост меж­ду нами и миром, а, ско­рее, что тело есть наше вза­и­мо­дей­ствие с миром в том смыс­ле, что оно слу­жит усло­ви­ем для воз­ник­но­ве­ния нашей субъ­ек­тив­но­сти. Это гово­рит о том, что для воз­ник­но­ве­ния субъ­ек­тив­но­сти подой­дет толь­ко «пра­виль­ное» тело, – ника­кой суб­сти­тут или искус­ствен­ная аль­тер­на­ти­ва не сго­дит­ся. Вопло­ще­ние [в таком смыс­ле] фак­ти­че­ски озна­ча­ет вопло­ще­ние «реаль­ной пло­ти». Вер­но ли такое пред­став­ле­ние, как для фено­ме­но­ло­гии, так для тех фрейм­вор­ков, кото­рые обсуж­да­лись выше?

Хотя не каж­дый сто­рон­ник вопло­ще­ния зай­дет так дале­ко, что­бы наста­и­вать на необ­хо­ди­мо­сти свя­зи меж­ду разу­мом и пло­тью, я думаю, будет спра­вед­ли­во заявить, что рито­ри­ка [кон­цеп­ции] вопло­ще­ния ведет имен­но к это­му. В неко­то­рой сте­пе­ни по той при­чине, что она согла­су­ет­ся с дру­ги­ми фило­соф­ски­ми и поли­ти­че­ски­ми целя­ми, таки­ми как под­рыв пагуб­ных раз­ли­чий меж­ду чело­ве­ком и живот­ным или диа­гно­сти­ро­ва­ние опас­ных фан­та­зий, импли­цит­но [содер­жа­щих­ся] в самом пред­по­ло­же­нии о том, что созна­ние может быть загру­же­но в ком­пью­тер­ную симу­ля­цию. Тем не менее, есть неко­то­рые аргу­мен­ты в поль­зу тако­го под­хо­да, и я поста­ра­юсь вычле­нить общую схе­му того, как я это вижу. Но спер­ва сто­ит ска­зать еще кое-что об идее живо­го тела.

Кра­е­уголь­ным кам­нем фено­ме­но­ло­ги­че­ской тра­ди­ции явля­ет­ся идея о том, что содер­жа­ние экс­пли­цит­но-арти­ку­ли­ро­ван­ных репре­зен­та­ций, таких как декла­ра­тив­ные или мате­ма­ти­че­ские моде­ли, зави­сит от более при­ми­тив­ной фор­мы зна­че­ния, импли­цит­но­го обы­ден­но­му созна­тель­но­му опы­ту. Гус­серль, Хай­дег­гер и Мер­ло-Пон­ти фор­му­ли­ру­ют это несколь­ко ина­че, но они, по сути, соглас­ны с тем, что мно­го­чис­лен­ные и раз­но­об­раз­ные пред­став­ле­ния в нашем [созна­нии] спо­соб­ны выде­лять один и тот же объ­ект (напр., галак­ти­ки, селе­зен­ки, рецес­сии) сквозь [их] временны́е изме­не­ния, сме­ны точ­ки наблю­де­ния [за ними], рас­хож­де­ния во мне­ни­ях и раз­ли­чия в инте­ре­сах толь­ко пото­му, что уста­нав­ли­ва­е­мые ими рефе­рент­ные фрейм­вор­ки (напр., звезд­ные кар­ты, ана­то­мия, эко­но­мет­ри­ка) пред­став­ля­ют собой мно­же­ство сло­ев, рас­по­ло­жен­ных поверх тех про­стых еди­ниц, свя­зы­ва­ю­щих нашу повсе­днев­ную дея­тель­ность в еди­ное целое (вро­де мест, пре­пят­ствий, инстру­мен­тов). Моя кофей­ная чаш­ка уни­фи­ци­ро­ва­на как нечто, до чего я могу дотя­нуть­ся и схва­тить, но это хва­та­ние не явля­ет­ся тща­тель­но спла­ни­ро­ван­ной после­до­ва­тель­но­стью мышеч­ных дви­же­ний, управ­ля­е­мой меха­ни­че­ским пони­ма­ни­ем форм и сил, – это еди­ное плав­ное дви­же­ние, в кото­ром мои паль­цы ложат­ся на кон­ту­ры чаш­ки без лиш­ней мыс­ли. «Живое тело» от «био­ло­ги­че­ско­го тела» отли­ча­ет не толь­ко то, что оно еще не явля­ет­ся объ­ек­том науч­но­го пред­став­ле­ния (scientific representation), но и то, что оно явля­ет­ся чем-то пре­дель­ным, что свя­зы­ва­ет все [аспек­ты пред­став­ле­ния] воеди­но. Оно явля­ет­ся источ­ни­ком всей интен­ци­о­наль­ной направ­лен­но­сти, и оно пере­жи­ва­ет­ся (experienced) как тако­вое, как момен­таль­ное осо­зна­ние [сво­е­го] посред­ни­че­ства. Оста­ет­ся вопрос: если живое тело не явля­ет­ся био­ло­ги­че­ским телом, поче­му же «реаль­ная плоть» так важна?

Пред­став­ле­ние о том, что суще­ству­ет неко­то­рый раз­рыв меж­ду исход­ной и зави­си­мой (или про­из­вод­ной) фор­мой интен­ци­о­наль­но­сти, харак­тер­но не толь­ко для фено­ме­но­ло­гии. Вит­ген­штейн изве­стен сво­им утвер­жде­ни­ем того, что пра­ви­ла упо­треб­ле­ния [язы­ка], кото­рые при­да­ют сло­вам их зна­че­ние, в конеч­ном ито­ге име­ют смысл толь­ко в кон­тек­сте неко­то­рой общей «фор­мы жиз­ни», в то вре­мя как Джон Серль (печаль­но) изве­стен тем, что в сво­ем мыс­лен­ном экс­пе­ри­мен­те с китай­ской ком­на­той утвер­жда­ет, что созна­ние не может быть созда­но (built) посред­ством мани­пу­ли­ро­ва­ния сим­во­ла­ми, управ­ля­е­мо­го пра­ви­ла­ми [извне], имен­но пото­му, что эти сим­во­лы уже долж­ны [были] быть [кем-то] интер­пре­ти­ро­ва­ны в каче­стве осмыс­лен­ных. Вит­ген­штейн и его после­до­ва­те­ли склон­ны под­чер­ки­вать роль, кото­рую соци­аль­ное огра­ни­че­ние игра­ет в обес­пе­че­нии воз­мож­но­сти интен­ци­о­наль­но­сти, в то вре­мя как Серль и его после­до­ва­те­ли склон­ны под­чер­ки­вать абсо­лют­ную уни­каль­ность спо­соб­но­сти чело­ве­че­ско­го тела к интен­ци­о­наль­но­сти, в чем бы она ни заклю­ча­лась. Впро­чем, эти [под­хо­ды] пол­но­стью сов­ме­сти­мы с фено­ме­но­ло­ги­ей вопло­ще­ния и дру­ги­ми направ­ле­ни­я­ми этой пара­диг­мы, и часто они сме­ши­ва­ют­ся друг с дру­гом. Таким обра­зом, воз­ни­ка­ет вто­рой вопрос: как мы долж­ны пони­мать «зави­си­мость» меж­ду исход­ным (воплощённым/конкретным) и про­из­вод­ным (развоплощённым/абстрактным)?

Зна­чит, важ­ность «реаль­ной пло­ти» как-то свя­за­на со спо­со­бом пони­ма­ния «зави­си­мо­сти». Как это работает?

Думаю, полез­но про­ве­сти два раз­ли­чия. С одной сто­ро­ны, мы долж­ны отли­чать эмпи­ри­че­ские утвер­жде­ния о рабо­те чело­ве­че­ско­го созна­ния от транс­цен­ден­таль­ных утвер­жде­ний о рабо­те любо­го воз­мож­но­го созна­ния. С дру­гой сто­ро­ны, мы долж­ны отли­чать усло­вия, кото­рые акти­ви­ру­ют наши позна­ва­тель­ные спо­соб­но­сти, от огра­ни­че­ний, обу­слов­ли­ва­ю­щих фор­му, кото­рую те при­ни­ма­ют. Когда эти гра­ни­цы раз­мы­ва­ют­ся, ста­но­вит­ся слиш­ком про­сто при­нять важ­ные чер­ты нашей мен­таль­ной струк­ту­ры за суще­ствен­ные чер­ты любой воз­мож­ной когни­тив­ной архи­тек­ту­ры: зави­си­мость де-факто ста­но­вит­ся огра­ни­че­ни­ем де-юре.

Напри­мер, суще­ству­ет мно­же­ство экс­пе­ри­мен­таль­ных иссле­до­ва­ний, пока­зы­ва­ю­щих, что основ­ные зада­чи по обра­бот­ке инфор­ма­ции (напр., опре­де­ле­ние направ­ле­ния, [отку­да исхо­дит] какой-либо шум) осу­ществ­ля­ют­ся с помо­щью эври­сти­ки, тща­тель­но подо­гнан­ной под пара­мет­ры окру­жа­ю­щей сре­ды и/или под телест­ност­ные пара­мет­ры (напр., под рас­сто­я­ние меж­ду наши­ми уша­ми). Озна­ча­ет ли это, что все [наше] позна­ние эври­стич­но, или же оно про­сто доста­точ­но хоро­шо соче­та­ет­ся с теми усло­ви­я­ми окру­жа­ю­щей сре­ды, к кото­рым оно адап­ти­ро­ва­но? Схо­жим обра­зом в зна­чи­тель­ной части фено­ме­но­ло­ги­че­ских иссле­до­ва­ний утвер­жда­ет­ся, что бо́льшая часть [наше­го] мен­таль­но­го содер­жи­мо­го (напр., при­ня­тие к све­де­нию пре­ду­пре­жде­ния «осте­ре­гай­тесь соба­ки») состо­ит из сен­со­мо­тор­ных ожи­да­ний, свя­зан­ных с кон­крет­ны­ми сен­сор­ны­ми модаль­но­стя­ми (т. е., с вооб­ра­жа­е­мым набо­ром потен­ци­аль­ных обра­зов, запа­хов, зву­ков и дви­же­ний). Озна­ча­ет ли это, что вся­кая мысль узка или огра­ни­че­на диа­па­зо­ном наше­го чув­ствен­но­го воображения?

Я пола­гаю, ты захо­чешь под­верг­нуть сомне­нию такие выво­ды, но поче­му? Не упу­сти­ла ли кри­ти­ка интел­лек­ту­а­лиз­ма что-то важное?

Отда­вая долж­ное Пла­то­ну и Декар­ту: чистая и при­клад­ная мате­ма­ти­ки дают нам мно­же­ство контр­при­ме­ров, и не толь­ко пото­му, что они задей­ству­ют гру­бые вычис­ле­ния, в про­ти­во­по­лож­ность твор­че­ско­му вдох­но­ве­нию. Мате­ма­ти­ки, без­услов­но, при­ме­ня­ют эври­сти­че­ские мето­ды для поис­ка реше­ний слож­ных про­блем (см. George Pólya’s How to Solve It), а физи­ки явно осу­ществ­ля­ют свои фан­та­зии, иссле­дуя тео­ре­ти­че­ские воз­мож­но­сти (см. «мыс­лен­ные экс­пе­ри­мен­ты» Эйн­штей­на). То, что два слу­чай­ных прак­ти­ка дума­ют об одних и тех же вещах (напр., о скру­чен­ном мно­го­об­ра­зии или собы­тии аль­фа-рас­па­да) не свя­за­но с атри­бу­та­ми телес­ной непо­сред­ствен­но­сти, будь то паль­цы, с помо­щью кото­рых они счи­та­ют, или гла­за, кото­ры­ми они видят. Один из спо­со­бов подо­брать­ся к это­му, – иссле­до­вать модаль­ные раз­ли­чия в ана­ло­ги­ях, кото­рые физи­ки счи­та­ют полез­ны­ми (напр., визуальное/слуховое вос­при­я­тие частиц), но мой люби­мый при­мер, – это тео­ре­ма Смей­ла (Smale’s theorem), кото­рая, в целом, дока­зы­ва­ет, что дол­жен быть спо­соб вывер­нуть сфе­ру наизнан­ку без созда­ния скла­док (эвер­сия). Это невоз­мож­но не толь­ко физи­че­ски (и поэто­му телес­но), но и [к тому же] в то вре­мя никто вовсе не мог вооб­ра­зить (envision), как это сде­лать. В конеч­ном ито­ге, что­бы най­ти такой спо­соб потре­бо­ва­лась сов­мест­ная рабо­та несколь­ких мате­ма­ти­ков, один из кото­рых (Бер­нар Морен (Bernard Morin)) был сле­пым.

Я думаю, нет вес­ких осно­ва­ний пола­гать, что ана­ло­гич­но­го сотруд­ни­че­ства меж­ду мате­ма­ти­ка­ми с более ради­каль­ны­ми раз­ли­чи­я­ми в [их телес­ных] вопло­ще­ни­ях не может быть (напр., люди, ино­пла­не­тяне и ИИ). Это и есть пер­спек­ти­ва абстрак­ции: мы можем исполь­зо­вать раз­лич­ные позна­ва­тель­ные спо­соб­но­сти для дости­же­ния общих репре­зен­та­тив­ных целей. Я думаю, что ошиб­ка зна­чи­тель­ной части рабо­ты над [пара­диг­мой] вопло­ще­ния состо­ит в том, что­бы рас­смат­ри­вать ее как лож­ную пер­спек­ти­ву: все, что поз­во­ля­ет нам непо­сред­ствен­но (immediate) обре­тать [что-либо в] мире, неиз­беж­но огра­ни­чи­ва­ет любое более опо­сре­до­ван­ноe (mediated) пони­ма­ние его содер­жа­ния; что нет истин­но­го бег­ства от кон­крет­но­го, есть толь­ко оши­боч­ный (misguided) эска­пизм. Как след­ствие, идея абстрак­ций, при­вя­зан­ных к миру каким-либо обра­зом, кро­ме наше­го соб­ствен­но­го, ста­но­вит­ся подо­зри­тель­ной по сво­ей сути. Не толь­ко непо­сред­ствен­ный («про­жи­тый») опыт рас­смат­ри­ва­ет­ся как более под­лин­ный, чем тот, кото­рый опо­сре­до­ван, но и та фор­ма, кото­рую при­ни­ма­ет наше непо­сред­ствен­ное («вопло­щён­ное») обре­те­ние [чего-либо в] мире – плоть и все осталь­ное – ста­но­вит­ся един­ствен­ной под­лин­ной фор­мой. Я утвер­ждаю, что имен­но эта ассо­ци­а­ция меж­ду непо­сред­ствен­но­стью и под­лин­но­стью, по всей види­мо­сти, изоб­ра­жа­ет искус­ствен­ные разу­мы и тела [чем-то] «нере­аль­ным».

Я не уве­рен, что это­го доста­точ­но, что­бы отри­цать важ­ность пло­ти. Мне кажет­ся, это по-преж­не­му суще­ствен­ная про­бле­ма, – рас­смот­ре­ние воз­мож­но­сти суще­ство­ва­ния разу­ма в искус­ствен­ных телах. Доста­точ­но взгля­нуть на соци­аль­ное дистан­ци­ро­ва­ние и его вли­я­ние, кото­рое изме­не­ния наших меж­те­лес­ные при­вы­чек ока­жут на наше позна­ние, на наше чув­ство дове­рия, откры­тость по отно­ше­нию к дру­гим и т.д. Раз­ве наша плоть не явля­ет­ся чрез­вы­чай­но важ­ной здесь?

Я не думаю, что люди при­да­ют боль­шое зна­че­ние «реаль­ной пло­ти» отто­го, что они опре­де­ли­ли некую поло­жи­тель­ную осо­бен­ность, дела­ю­щую плоть един­ствен­но вер­ным меди­у­мом позна­ния. Ско­рее, она слу­жит пока­за­те­лем под­лин­но­сти: заме­ни­те­лем того, что, чем бы оно ни явля­лось, пред­по­ло­жи­тель­но обес­пе­чи­ва­ет дей­стви­тель­ное чело­ве­че­ское позна­ние ценой тех не более чем воз­мож­ных [искус­ствен­ных] раз­умов, кото­рые такие люди пред­по­чли бы исклю­чить. Этот [аспект] мас­ки­ру­ет­ся по-раз­но­му: напри­мер, [посред­ством] наста­и­ва­ния на том, что толь­ко соци­а­ли­за­ция «во пло­ти» может предо­ста­вить нам сво­е­го рода соци­аль­ное огра­ни­че­ние, кото­рое, по мне­нию вит­ген­штей­ни­ан­цев, дела­ет интен­ци­о­наль­ность воз­мож­ной. Но для тако­го [утвер­жде­ния] мало осно­ва­ний, поми­мо [ука­за­ния на] цен­траль­ную роль [соци­а­ли­за­ции] в нынеш­ней фор­ме жиз­ни, частью кото­рой мы явля­ем­ся. У меня нет пре­тен­зий к тем, кто хочет про­ана­ли­зи­ро­вать эту важ­ность. Я не сомне­ва­юсь, есть боль­шой фило­соф­ский инте­рес в том, что­бы гово­рить о духов­ном обед­не­нии, вызван­ном заме­ной физи­че­ско­го кон­так­та вир­ту­аль­ным в жиз­ни во вре­мя каран­ти­на. Про­сто я счи­таю, что воз­ве­де­ние физи­че­ско­го кон­так­та в ста­тус транс­цен­ден­таль­но­го усло­вия – это гипер­бо­ли­зи­ро­ван­ная вер­сия зна­ко­мых нам жалоб на «совре­мен­ных детей и их смарт­фо­ны». Плоть функ­ци­о­ни­ру­ет не более чем как общий зна­ме­на­тель тех фак­то­ров, кото­рые люди счи­та­ют при­су­щи­ми «реаль­ной жиз­ни», заклю­ча­ю­щей в себе все: от наше­го спе­ци­фи­че­ско­го спек­тра эмо­ций и цен­траль­ной роли телес­но­го кон­так­та, до нашей неиз­беж­ной смерт­но­сти и зна­чи­мо­сти страдания.

Рас­крою свои кар­ты, – я пол­но­стью убеж­ден в том, что искус­ствен­ные тела и умы воз­мож­ны, с пло­тью или без нее, но я думаю, что мы можем осла­бить связь меж­ду «живым» и «био­ло­ги­че­ским», начав с менее спор­ных при­ме­ров. Как мини­мум, в зна­чи­тель­ной части [наше­го] био­ло­ги­че­ско­го тела про­сто нет жиз­ни. Нет ника­ко­го про­жи­то­го опы­та моей селе­зен­ки, моих лим­фа­ти­че­ских узлов или мито­хон­дрий как отдель­ных еди­ниц, кото­рые име­ют отно­ше­ние к телу. Их (дис)функционирование удру­ча­ю­ще непро­зрач­но. Точ­но так же, несмот­ря на то что про­тя­ги­ва­ние [руки] к моей чаш­ке с кофе это еди­ное плав­ное дви­же­ние, я с помо­щью рефлек­сии могу до неко­то­рой сте­пе­ни раз­ло­жить его: [в моем созна­нии] я могу раз­де­лить дви­же­ния пле­ча, лок­тя и запя­стья; рас­смот­реть дви­же­ния отдель­ных паль­цев, а затем их суста­вов; но у это­го про­цес­са [рефлек­сии] есть пре­де­лы. Когда дело дохо­дит до физи­че­ских ощу­ще­ний, непо­сред­ствен­ность не под­ра­зу­ме­ва­ет про­зрач­ность. Гра­ни­цы воли раз­мы­ва­ют­ся по мере того, как мы погру­жа­ем­ся все глуб­же в наши сома­ти­че­ские глу­би­ны. Пара­диг­ма вопло­ще­ния ино­гда пози­ци­о­ни­ру­ет это как даль­ней­шее отхож­де­ние от Декар­та, для кото­ро­го внут­рен­няя рабо­та опы­та долж­на быть пол­но­стью откры­той для интро­спек­ции. Живое тело – это не кар­те­зи­ан­ский театр.

А как насчет обрат­но­го? Может ли живое тело выхо­дить за рам­ки биологии?

Да! Мер­ло-Пон­ти был чрез­вы­чай­но заин­те­ре­со­ван фено­ме­ном фан­том­ных конеч­но­стей или слу­ча­я­ми, когда инва­ли­ды все еще могут ощу­щать при­сут­ствие частей тела, кото­рых боль­ше нет. Это клю­че­вое сви­де­тель­ство суще­ство­ва­ния «схе­мы тела» (“body schema”) или внут­рен­ней моде­ли тела, кото­рая отсле­жи­ва­ет и систе­ма­ти­зи­ру­ет наш опыт. Суще­ству­ют раз­но­гла­сия по пово­ду при­ро­ды этой схе­мы (напри­мер, явля­ет­ся ли она «репре­зен­та­ци­ей»), но есть дру­гие пси­хо­ло­ги­че­ские фено­ме­ны, кото­рые поз­во­ля­ют нам про­сле­дить ее пара­мет­ры. Рас­смот­рим иллю­зию рези­но­вой руки, при кото­рой чья-то рука скры­та от [их] глаз, но кото­рая рас­по­ло­же­на и под­вер­га­ет­ся тем же погла­жи­ва­ни­ям, как и рези­но­вая рука, кото­рую им вид­но. Это вызы­ва­ет ощу­ще­ние, что рези­но­вая рука явля­ет­ся частью тела испы­ту­е­мо­го. Это пока­зы­ва­ет, что схе­ма тела явля­ет­ся муль­ти­мо­даль­ной, или что она объ­еди­ня­ет инфор­ма­цию из раз­лич­ных орга­нов чувств (напр., зре­ния, а так­же ося­за­ния и кине­сте­зии), и что она может иден­ти­фи­ци­ро­вать небио­ло­ги­че­ские вещи как при­над­ле­жа­щие наше­му телу. Суще­ству­ет ряд дру­гих так назы­ва­е­мых «иллю­зий пере­но­са тела» (“body transfer illusions”), но важ­но пони­мать, что они счи­та­ют­ся иллю­зи­я­ми толь­ко при допу­ще­нии, что их объ­ек­ты на самом деле не часть тела, даже если они вос­при­ни­ма­ют­ся как таковые.

Это допу­ще­ние ста­вит­ся под сомне­ние в момент пере­се­че­ния фан­то­мов и иллю­зий, а имен­но в про­те­зи­ро­ва­нии. Цель раз­ра­бот­ки про­те­за руки состо­ит в том, что­бы исполь­зо­вать сен­сор­ную осно­ву иллю­зии рези­но­вой руки для сопо­став­ле­ния фан­то­ма с меха­низ­мом, – что­бы сво­е­го рода поме­стить при­зра­ка в маши­ну. К сча­стью, чело­ве­че­ский мозг очень гибок и может пере­на­зна­чать сен­со­мо­тор­ные сиг­на­лы, так что дав­ле­ние на куль­тю может ощу­щать­ся в руке, или сги­ба­ние несвя­зан­ной мыш­цы может ощу­щать­ся как сжа­тие. Если про­тез пред­на­зна­чен для того, что­бы как мож­но луч­ше играть роль соот­вет­ству­ю­щей части тела, он дол­жен быть инте­гри­ро­ван в схе­му тела. Глу­бин­ный вопрос состо­ит в том, доста­точ­но ли это­го, что­бы сде­лать этот про­тез под­лин­ной частью мое­го тела. Рези­но­вая рука чув­ству­ет­ся, но не пере­жи­ва­ет­ся. Но про­тез руки пере­жи­ва­ет­ся, даже если он, стро­го гово­ря, не живой. Насколь­ко я могу судить, в живом теле нет ниче­го, что меша­ло бы нам кон­стру­и­ро­вать его в соот­вет­ствии с тре­бо­ва­ни­я­ми, пред­по­чти­тель­ны­ми для нас, до тех пор, пока им под­дер­жи­ва­ет­ся непо­сред­ствен­ное осо­зна­ние наше­го посредничества.

А как насчет более про­ти­во­ре­чи­вых при­ме­ров, на кото­рые ты намекал?

Есть осно­ва­ния пола­гать, что схе­ма тела даже более подат­ли­ва, чем кажет­ся, и что упо­мя­ну­тые выше виды уме­ло­го пре­одо­ле­ния [телес­ных] огра­ни­че­ний вовле­ка­ют инстру­мен­ты, кото­рые бук­валь­но исполь­зу­ют­ся как вре­мен­ные рас­ши­ре­ния наше­го тела. Опыт­ный бильярд­ный игрок не чув­ству­ет сами­ми рука­ми как кий уда­ря­ет по бело­му шару, но чув­ству­ет это на кон­чи­ке само­го кия. Опыт­ный води­тель зна­ет раз­ме­ры сво­ей маши­ны точ­но так же, как он зна­ет раз­ме­ры сво­е­го тела, – не в футах и дюй­мах, а в диа­па­зоне дви­же­ний, кото­рые кажут­ся ему ком­форт­ны­ми. Этот мно­го­об­раз­ный (protean) потен­ци­ал живо­го тела мож­но исполь­зо­вать для созда­ния про­те­зов, кото­рые отли­ча­ют­ся от сво­их есте­ствен­ных ана­ло­гов по фор­ме и функ­ци­ям, поз­во­ляя нам внед­рять­ся в наши окру­же­ния (environments) новы­ми и неожи­дан­ны­ми спо­со­ба­ми (напр., мыс­лен­но управ­ля­е­мые ком­пью­тер­ные кур­со­ры, исполь­зу­е­мые пара­ли­зо­ван­ны­ми людь­ми). Эта [ситу­а­ция] долж­на быть крайне при­ем­ле­ма для тех сто­рон­ни­ков «4E», кото­рые верят в [тео­рию] рас­ши­рен­но­го разу­ма (см. Andy Clark’s Natural Born Cyborgs), а так­же для тех критических/феминистских/континентальных тео­ре­ти­ков, кото­рые под­дер­жи­ва­ют опре­де­лен­ные фор­мы пост­гу­ма­низ­ма (см. «Мани­фест кибор­гов» Дон­ны Харауэй).

Если [гово­рить] кон­крет­ней, эти меха­низ­мы мож­но исполь­зо­вать не толь­ко для рас­ши­ре­ния физи­че­ско­го тела, но и для внед­ре­ния наших физи­че­ских ощу­ще­ний в новые сре­ды, будь они про­стран­ствен­но уда­ле­ны (теле­при­сут­ствие) или в чистом виде смо­де­ли­ро­ва­ны (вир­ту­аль­ная реаль­ность). Бла­го­да­ря это­му были обна­ру­же­ны совер­шен­но новые рубе­жи в тех­но­ло­ги­че­ском экс­пе­ри­мен­ти­ро­ва­нии: от хирур­гов, опе­ри­ру­ю­щих паци­ен­тов на раз­ных кон­ти­нен­тах, до игро­ков, сов­мест­но иссле­ду­ю­щих общие фан­та­сти­че­ские миры: то, что зна­чит «быть там», посте­пен­но ста­но­вит­ся столь же гиб­ким, как и то, что зна­чит для руки «быть моей». Конеч­но, все еще есть те, кто будет наста­и­вать на том, что нас на самом деле там нет, если «во пло­ти» мы нахо­дим­ся здесь, но, опять же, по-мое­му, здесь напра­ши­ва­ет­ся вопрос. На кону сто­ит наша спо­соб­ность отде­лять друг от дру­га раз­лич­ные позна­ва­тель­ные роли, игра­е­мые чело­ве­че­ским телом, кото­рые, в знак ува­же­ния к «4E», мы мог­ли бы назвать «3I»: инкар­на­ция (incarnation), вза­и­мо­дей­ствие (interaction) и погру­же­ние (immersion). Для это­го необ­хо­ди­мо: 1) что­бы позна­ние было реа­ли­зо­ва­но физи­че­ски (напр., в голов­ном моз­ге и цен­траль­ной нерв­ной систе­ме), 2) что­бы позна­ние было кау­заль­но свя­за­но с окру­жа­ю­щей сре­дой (напр., в пет­лях сен­со­мо­тор­ной обрат­ной свя­зи); и 3) что­бы позна­ние было осно­ва­но на неко­то­ром непо­сред­ствен­ном прак­ти­че­ском обре­те­нии этой сре­ды (напр., уме­лое пре­одо­ле­ние труд­но­стей, обес­пе­чи­ва­е­мое схе­мой тела).

Хотя инкар­на­ция и погру­же­ние могут пока­зать­ся нам, по суще­ству, чем-то еди­ным, нет ника­ких осно­ва­ний пола­гать, что их нель­зя раз­де­лить. Вполне воз­мож­но, что изо­ли­ро­ван­ный чело­ве­че­ский мозг может «ожив­лять» андро­и­дов на рас­сто­я­нии или что рас­пре­де­лен­ные искус­ствен­ные интел­лек­ты могут насе­лять чело­ве­че­ские тела из «обла­ка», не жерт­вуя при этом позна­ва­тель­ны­ми спо­соб­но­стя­ми, доступ­ны­ми бла­го­да­ря [тако­му] вопло­ще­нию. В прин­ци­пе нет ниче­го, что меша­ло бы вир­ту­аль­но­му ава­та­ру быть живым телом или что меша­ло бы его вычис­ли­тель­ной осно­ве быть столь же удру­ча­ю­ще непро­зрач­ной, как наши соб­ствен­ные сома­ти­че­ские глу­би­ны. В ито­ге, хоть и пара­диг­ма вопло­ще­ния очень мно­гое сде­ла­ла для того что­бы помочь нам понять функ­ции тел, кото­ры­ми нас снаб­ди­ла при­ро­да, само это пони­ма­ние поз­во­ля­ет нам созда­вать систе­мы, реа­ли­зу­ю­щие эти функ­ции новы­ми и, воз­мож­но, совер­шен­но ины­ми способами.

В [сво­ем] недав­нем обзо­ре иссле­до­ва­ний ИИ для [жур­на­ла] TLS, Тим Крейн (Tim Crane) упо­ми­на­ет о том, что искус­ствен­ные разу­мы могут «счи­тать», то есть вычис­лять, но не «судить», то есть выра­жать пори­ца­ние (damn). Крейн отме­ча­ет, что «[ИИ] не явля­ет­ся и нико­гда не был тео­ри­ей чело­ве­че­ско­го мыш­ле­ния». Кро­ме того, он утвер­жда­ет, что нет еди­но­го мне­ния о том, что озна­ча­ет само поня­тие «общий интел­лект» (“general intelligence”), что вызы­ва­ет вопро­сы о том, в какой сте­пе­ни его мож­но вос­про­из­ве­сти искус­ствен­но. Счи­та­ешь ли ты что внед­ре­ние [спо­соб­но­сти к] позна­нию в небио­ло­ги­че­ские тела не будет точ­но вос­про­из­во­дить кон­крет­но чело­ве­че­ское мыш­ле­ние или общий интел­лект, но может поспо­соб­ство­вать появ­ле­нию отчет­ли­во-сверх­че­ло­ве­че­ской или тран­с­че­ло­ве­че­ской фор­мы мышления/интеллекта?

Тим Крейн не совсем прав здесь. Он прав отли­чая сим­во­ли­че­ский под­ход СДИИ, кото­рый сосре­до­то­чен на эму­ля­ции типов ком­пе­тен­ций, кото­рые мы можем раз­ло­жить на чет­кие пра­ви­ла (напр., вычис­ле­ние орби­таль­ных тра­ек­то­рий), от совре­мен­ных суб­сим­во­ли­че­ских под­хо­дов (как [напри­мер под­ход] глу­бин­ных ней­рон­ных сетей (ГНС; (Deep Neural Networks – DNN)), фоку­си­ру­ю­щих­ся на эму­ля­ции типов неяв­ной ком­пе­тен­ции, кото­рая может быть при­об­ре­те­на толь­ко путем обу­че­ния (напр., клас­си­фи­ка­ция фото­гра­фий живот­ных по типам). Но он оши­ба­ет­ся, гово­ря о том, что ИИ ниче­му не научил нас в отно­ше­нии чело­ве­че­ско­го мыш­ле­ния, посколь­ку меж­ду иссле­до­ва­ни­я­ми есте­ствен­ных и искус­ствен­ных ней­рон­ных сетей про­ис­хо­дил доволь­но про­дук­тив­ный обмен иде­я­ми. Что наи­бо­лее важ­но, иссле­до­ва­ния струк­ту­ры зри­тель­ной коры голов­но­го моз­га у людей и живот­ных вдох­но­ви­ли раз­ра­бот­ку свер­точ­ных ней­рон­ных сетей, широ­ко исполь­зу­е­мых в насто­я­щее вре­мя в машин­ном зре­нии и ана­ли­зе изоб­ра­же­ний (напр., DeepDream [создан­ный] Google), в то вре­мя как послед­ние предо­ста­ви­ли новые спо­со­бы моде­ли­ро­ва­ния и про­вер­ки гипо­тез о пер­вом. Более того, вся эта рабо­та над глу­бин­ны­ми [ней­рон­ны­ми] сетя­ми, кото­рые репре­зен­ти­ру­ют [неко­то­рые осо­бые] при­зна­ки в виде сло­ев, дви­га­ясь от кон­крет­но­го к абстракт­но­му (напр., реб­ра > гра­ни > струк­ту­ра объ­ек­та > тип объ­ек­та), помог­ла создать более общие тео­ре­ти­че­ские фрейм­вор­ки, наце­лен­ные на пони­ма­ние того, что явля­ет­ся общим как для есте­ствен­но­го, так и для искус­ствен­но­го интел­лек­та (напр., пре­дик­тив­ное коди­ро­ва­ние, бай­е­сов­ская моз­го­вая гипо­те­за и прин­цип сво­бод­ной энер­гии Кар­ла Фри­сто­на (Karl Friston)). Я мог бы ска­зать что-то более про­ни­ца­тель­ное об этих фрейм­вор­ках, но, воз­мож­но, луч­ше ука­зать на то, что они нахо­дят­ся в актив­ном­вза­и­мо­дей­ствии с упо­мя­ну­ты­ми выше 4Е-перспективами.

Крейн так­же прав, утвер­ждая, что имен­но то, что состав­ля­ет «общий интел­лект», явля­ет­ся серьез­ной фило­соф­ской про­бле­мой, по пово­ду кото­рой нет уве­рен­но­го кон­сен­су­са. ОИ чаще индек­си­ру­ют по видам ком­пе­тен­ций, кото­рые демон­стри­ру­ют люди, чем дают ему неза­ви­си­мое опре­де­ле­ние, под­хо­дя­щее для изу­че­ния «мыш­ле­ния как тако­во­го». Одна­ко идея о том, что он харак­те­ри­зу­ет­ся суж­де­ни­ем, сфор­му­ли­ро­ван­ным в рецен­зии Крей­на как «все­объ­ем­лю­щий, систем­ный потен­ци­ал или обя­за­тель­ство, вклю­ча­ю­щее в себя все обя­за­тель­ства всей систе­мы перед всем миром», явля­ет­ся вос­хи­ти­тель­но-кан­ти­ан­ской, и я искренне под­дер­жи­ваю эту фор­му­ли­ров­ку. Систе­ма, спо­соб­ная выно­сить суж­де­ния о мире, долж­на, в прин­ци­пе, быть спо­соб­на инте­гри­ро­вать в еди­ную кар­ти­ну любую и вся­кую реле­вант­ную этим суж­де­ни­ям инфор­ма­цию. Слож­ность раз­ра­бот­ки систем с такой спо­соб­но­стью акцен­ти­ру­ет­ся одним из глав­ных кам­ней пре­ткно­ве­ния СДИИ, извест­ном как «про­бле­ма фрей­ма». Разо­брать­ся в этом – хоро­ший спо­соб понять кон­траст меж­ду СДИИ и совре­мен­ны­ми подходами.

Про­бле­ма заклю­ча­ет­ся в сле­ду­ю­щем: если вы попы­та­е­тесь создать «уни­вер­саль­ный реша­тель задач», напи­сав про­грам­му, кото­рая выво­дит реше­ния про­блем из набо­ра про­по­зи­ций, опи­сы­ва­ю­щих его окру­же­ние (с исполь­зо­ва­ни­ем клас­си­че­ской логи­ки пер­во­го поряд­ка), коли­че­ство про­по­зи­ций, кото­рые вам нуж­но дать ему на обра­бот­ку рас­тет экс­по­нен­ци­аль­но. Для каж­дой новой пере­мен­ной, отсле­жи­ва­е­мой про­грам­мой, вы долж­ны ука­зы­вать, как она свя­за­на с каж­дой дру­гой пере­мен­ной, даже если пере­мен­ные неза­ви­си­мы. Напри­мер, если вы хоти­те, что­бы про­грам­ма выво­ди­ла инструк­ции по при­го­тов­ле­нию омле­та, вы сооб­щить ей долж­ны не толь­ко то что яйца будут гото­вить­ся быст­рее при повы­ше­нии тем­пе­ра­ту­ры, но и то что ниче­го не изме­нит­ся, если на ули­це вдруг нач­нет­ся дождь. Все в мире потен­ци­аль­но реле­вант­но все­му осталь­но­му, но обыч­но разум­ный агент дол­жен уметь справ­лять­ся с этим, не изу­чая все акту­аль­ные отно­ше­ния сра­зу. Это озна­ча­ет, что ему необ­хо­ди­мо уметь изу­чать «фрей­мы» или локаль­ные отно­ше­ния, кото­рые опре­де­ля­ют, какая инфор­ма­ция име­ет отно­ше­ние к кон­крет­ным про­бле­мам без необ­хо­ди­мо­сти иметь гло­баль­ную кар­ти­ну, под­хо­дя­щую для каж­дой проблемы.

Это имен­но то, что хоро­шо уме­ет ГНС. Посред­ством обу­че­ния типо­вым при­ме­рам (sample cases), ГНС изу­ча­ет слож­ные отно­ше­ния меж­ду эле­мен­та­ми вход­ных дан­ных, кото­рые име­ют отно­ше­ние к полу­че­нию пра­виль­ных выход­ных дан­ных, непро­по­зи­ци­о­наль­но коди­руя их как мно­го­слой­ную струк­ту­ру свя­зей и зна­че­ний (connections and weights). Про­бле­ма в том, что нет про­сто­го спо­со­ба научить их при­ни­мать в рас­чет более широ­кий диа­па­зон вхо­дов и выхо­дов без пере­обу­че­ния всей систе­мы с нуля. Еще раз, модель мира этой систе­мы не может быть про­сто рас­ши­ре­на что­бы [стать спо­соб­ной] вклю­чать [в себя] новые вещи. Мы можем исполь­зо­вать обу­чен­ные ГНС в каче­стве «чер­ных ящи­ков» для встра­и­ва­ния в более круп­ные систе­мы, подоб­но тому, как мозг вклю­ча­ет в себя под­си­сте­мы, спе­ци­фич­ные для кон­крет­ных задач (напр., рас­по­зна­ва­ние лиц, оцен­ка рас­сто­я­ния и т. д.), но их репре­зен­та­ции не скла­ды­ва­ют­ся [воеди­но]. Напро­тив, обще-разум­ный агент (generally intelligent agent) дол­жен уметь пере­осмыс­лять (re-frame) про­бле­мы, путем пере­оцен­ки реле­вант­но­сти дру­гой инфор­ма­ции, нахо­дя­щей­ся в его рас­по­ря­же­нии. Это озна­ча­ет, что его под­си­сте­мы долж­ны быть орга­ни­зо­ва­ны таким обра­зом, что­бы инфор­ма­цию мож­но было инте­гри­ро­вать меж­ду ними.

Я думаю, что этот кон­траст меж­ду сим­во­ли­че­ским и суб­сим­во­ли­че­ским под­хо­да­ми парал­ле­лен кон­трасту меж­ду абстрактным/развоплощенным мыш­ле­ни­ем и конкретным/воплощенным позна­ни­ем, о кото­рых гово­ри­лось выше. Пер­вое созда­ет явные «репре­зен­та­ции зна­ния» спо­со­бом, более или менее неза­ви­си­мым от целей, для кото­рых они могут исполь­зо­ва­ны, в то вре­мя как послед­нее доволь­ству­ет­ся «ноу-хау», кото­рое импли­цит­но при­сут­ству­ет в эври­сти­ках, [ори­ен­ти­ро­ван­ных на] кон­крет­ные зада­чи. Пер­вый под­ход орга­ни­зо­ван, но труд­но­ре­а­ли­зу­ем с вычис­ли­тель­ной точ­ки зре­ния, а вто­рой реа­ли­зу­ем, но с вычис­ли­тель­ной точ­ки зре­ния дез­ор­га­ни­зо­ван. Реаль­ный вопрос состо­ит не в том, какой под­ход верен, а в том, как их мож­но объ­еди­нить, подоб­но тому, как Кант доби­вал­ся един­ства рас­суд­ка и чув­ствен­но­сти. Воз­мож­но, это путь к созда­нию отчет­ли­во-сверх­че­ло­ве­че­ских интел­лек­тов, одна­ко мне не ясно, поче­му такой интел­лект не может так­же быть путем для [рас­ши­ре­ния] наше­го само­по­ни­ма­ния. Инфор­ма­ти­ка предо­став­ля­ет нам ресур­сы для изу­че­ния того, что Кант назвал бы «транс­цен­ден­таль­ной пси­хо­ло­ги­ей», поми­мо пло­хих ана­ло­гий (напр., тело/разум ≈ аппаратное/программное обес­пе­че­ние) и сомни­тель­ных мета­фор (напри­мер, «фай­лы памя­ти»), на кото­рые сету­ют феноменологи.

Закан­чи­вая на более мето­до­ло­ги­че­ском заме­ча­нии, раз­ни­ца меж­ду тем, что я пред­ла­гаю, и зна­чи­тель­ной частью фено­ме­но­ло­гии вопло­ще­ния состо­ит в том, что, как я думаю, мы можем опи­сать фор­му и функ­цию кон­крет­но­го опы­та в пол­но­стью абстракт­ных тер­ми­нах, не впа­дая в про­ти­во­ре­чие. Я счи­таю, что мы можем объ­яс­нить погло­ща­ю­щий харак­тер вопло­ще­ния толь­ко если сна­ча­ла пой­мем вычис­ли­тель­ную струк­ту­ру вза­и­мо­дей­ствия вооб­ще. Напро­тив, в пара­диг­ме вопло­ще­ния есть те, кто не толь­ко дума­ет, что мы долж­ны начи­нать с живо­го тела, но и что его «исти­на» (truth) может быть толь­ко пере­жи­та. Для них, непо­сред­ствен­ность – это не толь­ко содер­жа­ние, но и фор­ма, кото­рую долж­но при­нять наше пони­ма­ние. Неуди­ви­тель­но, что это при­во­дит к свое­об­раз­но­му сома­ти­че­ско­му шови­низ­му, кото­рый не может пред­ста­вить себе фор­мы жиз­ни, не похо­жие на его собственную.