Ксенофилия

Совре­мен­ные пост­гу­ма­низ­мы мож­но пони­мать как опе­ра­ции вычи­та­ния (substraction) (McNulty 2013, 32–3). Каж­дый из них пре­ры­ва­ет или «отвя­зы­ва­ет» (‘unbinds’) при­сущ­ность неко­то­рой эпи­сте­мо­ло­ги­че­ской и эти­че­ской при­ви­ле­гии от чело­ве­ка: будь то как виталь­но-вопло­щен­но­го (vital embodied) субъ­ек­та или же как сво­бод­но­го раци­о­наль­но­го субъ­ек­та [в духе] посткан­ти­ан­ской мыс­ли. Одна­ко каж­дый пост­гу­ма­низм соче­та­ет в себе суб­трак­тив­ную или абстрак­тив­ную эпи­сте­мо­ло­гию с эро­ти­кой отчуж­де­ния (alienation), ксе­но­филь­ским стрем­ле­ни­ем скле­ить [воеди­но образ] буду­ще­го, кото­рое не про­сто вос­про­из­во­дит насто­я­щее, но кото­рое, каким-то пока что нево­об­ра­зи­мым обра­зом, разъ­еди­не­но с ним.

Я исхо­жу из пред­по­ло­же­ния о том, что одна толь­ко суб­трак­тив­ная ори­ен­та­ция не в силах объ­яс­нить ори­ен­та­цию пост­че­ло­ве­ка в буду­щее. Что­бы понять пост­че­ло­ве­ка, мы долж­ны понять эро­ти­че­ский или «жела­ю­щий» аспект, пред­пи­сы­ва­е­мый этим про­из­вод­ством ново­го (Roden 2018).

Проблема Фильтра

Пост­гу­ма­низм про­ти­во­сто­ит про­стран­ству тех­ни­че­ски воз­мож­ных исто­рий (space of technically possible histories), в кото­ром могут воз­ник­нуть «широ­кие» пост­че­ло­ве­че­ские потом­ки людей (Roden 2014, 53). Тем не менее, каж­дая вер­сия пост­гу­ма­низ­ма име­ет соб­ствен­ные филь­тры, кото­рые огра­ни­чи­ва­ют [воз­мож­но­сти] наше­го ана­ли­за это­го про­стран­ства [лишь] до кон­крет­ных его частей. ¹

Для лево­го аксе­ле­ра­ци­о­низ­ма (ACC) и Ксе­но­фе­ми­низ­ма (XF), идея разум­но­сти или раци­о­наль­ной авто­но­мии огра­ни­чи­ва­ет [всю сово­куп­ность] пост­че­ло­ве­че­ских аген­тов лишь до тех, чья агент­ность и спо­соб­ность к кон­цеп­ту­а­ли­за­ции (conception) и осмыс­ле­нию явля­ют­ся дис­кур­сив­ны­ми и соци­аль­ны­ми (Hester 2019). С дру­гой сто­ро­ны, для видо­во­го эга­ли­тар­но­го кри­ти­че­ско­го пост­гу­ма­низ­ма (species egalitarian critical posthumanism) имен­но спо­соб­ность стра­дать и огра­ни­чен­ность во вре­ме­ни (duration) гаран­ти­ру­ет [им] серьез­ный эти­че­ский ста­тус (Braidotti 2006)

Тем не менее, у каж­дой пози­ции есть некон­тро­ли­ру­е­мые, «экс­т­ре­мо­филь­ные» (‘extremophile’) тен­ден­ции, кото­рые обхо­дят­ся без таких филь­тров. У Ника Лан­да без­услов­ная [по сво­е­му харак­те­ру] аксе­ле­ра­ция не про­во­дит раз­ли­чия меж­ду разум­ны­ми и нера­зум­ны­ми фор­ма­ми [жиз­ни], с помо­щью кото­рых гипер­ка­пи­та­лизм может быть осво­бож­ден от любо­го орга­ни­че­ско­го или телес­но­го суб­стра­та (Land 2017).

Воз­мож­но более умест­но то, что я неза­ви­си­мо утвер­ждал что такие филь­тры не могут сдер­жи­вать буду­щее. Они не в состо­я­нии зажать в эпи­сте­ми­че­ские тис­ки этот вре­мен­ной гори­зонт. Огра­ни­че­ние разум­но­стью (sapience), напри­мер, пред­по­ла­га­ет, что серьез­ные (serious) аген­ты участ­ву­ют в общих линг­ви­сти­че­ских и интер­фе­рен­ци­он­ных функ­ци­ях. Тем не менее, наи­луч­шее опи­са­ние тако­го функ­ци­о­на­лиз­ма демон­стра­тив­но непол­но, — оно пред­по­ла­га­ет [нали­чие] интер­пре­ти­ру­ю­ще­го аген­та, спо­соб­но­го при­пи­сы­вать нор­ма­тив­ные ста­ту­сы в целях объ­яс­не­ния раци­о­наль­ной субъ­ек­тив­но­сти. К сожа­ле­нию, это удва­и­ва­ет субъ­ек­тив­ность таким обра­зом, что высво­бож­да­ет ее, сни­мая [нало­жен­ные на] агент­ность огра­ни­че­ния. «[В] прин­ци­пе, интер­пре­ти­ру­е­мость пло­хо опре­де­ле­на пока у нас нет какой-либо кон­цеп­ции о том, что совер­ша­ет интер­пре­та­цию» (Roden 2014, 128; Roden 2017).

Эпи­сте­ми­че­ская хруп­кость антро­по­цен­трич­ных филь­тров под­ра­зу­ме­ва­ет то, что такие пост­гу­ма­низ­мы име­ют тен­ден­цию к без­ого­во­роч­но­му отсе­че­нию (excision) чело­ве­ка, даже если он обле­чен, слов­но бого­мол, в пан­цирь неора­ци­о­на­ли­ста или [если он пря­чет­ся] под дру­же­люб­ной улыб­кой видо­во­го эгалитариста

Этика Отсечения

Тако­го рода отсе­че­ние тре­бу­ет [нали­чия] того или ино­го отно­ше­ния ко вре­ме­ни или к будущ­но­сти (futurity). В ACC, про­ме­те­а­низ­ме и XF это выте­ка­ет из их поле­ми­че­ско­го и про­грамм­но­го харак­те­ра. Внеш­нее (The Outside) еще пред­сто­ит про­ек­ти­ро­вать или вымо­гать (to be solicited), преж­де чем с ним мож­но будет столк­нуть­ся. Ксе­но­фи­лия — это не толь­ко жела­ние [нали­чия] дру­го­го, но и жела­ние стать дру­гим; выжечь тепе­реш­нее новы­ми фор­ма­ми про­из­вод­ства, вос­про­из­вод­ства или при­над­леж­но­сти (affilation). [Это жела­ние] вой­ти в дру­гой поря­док бытия.

Так что до тех пор, пока Ксе­но­фи­лия удо­вле­тво­ре­на, она не может суще­ство­вать. До тех пор, пока Ксе­но­фи­лия суще­ству­ет, она не может быть удовлетворена.

Ксе­но­фи­лия вдвойне без­услов­на. Не имея усло­вий удо­вле­тво­ре­ния, она 1) не пред­став­ля­ет собой какое-либо целе­вое состо­я­ние и 2) не может про­ти­во­сто­ять тепе­реш­не­му состо­я­нию на том осно­ва­нии, что она не может реа­ли­зо­вать эти цели.

Нако­нец, если, per impossibile, пост­гу­ма­нист может пред­ви­деть усло­вия удо­вле­тво­ре­ния сво­е­го жела­ния, он боль­ше не будет моти­ви­ро­ван ксе­но­фи­ли­ей. Ксе­но­фи­ли­че­скую будущ­ность не нуж­но пред­став­лять как ради­каль­но непо­сти­жи­мое, но ее адек­ват­ная кон­цеп­ту­а­ли­за­ция долж­на дождать­ся момен­та кон­стру­и­ро­ва­ния или разъ­еди­не­ния [с этой будущностью].

Как же тогда Ксе­но­фи­лия обре­та­ет свой харак­тер ксе­но­фи­ли­че­ско­го или отчуж­да­ю­ще­го век­то­ра изме­не­ния, если не из сво­е­го содержания?

Встречи С Чужим

Одной из моде­лей [опи­са­ния] Ксе­но­фи­лии явля­ет­ся оча­ро­ва­ние или оба­я­ние чуж­до­го, выра­жен­ное в weird-лите­ра­ту­ре. Как утвер­жда­ет Марк Фишер, «weird» пред­став­ля­ет собой втор­же­ние чуже­род­ной био­ло­гии или логи­ки в номи­наль­но-чело­ве­че­ский мир, — мрач­ную Новую Англию Лав­краф­та или зер­каль­но-отра­жен­ные США из «Анни­ги­ля­ции» Джеф­фа Ван­дер­ме­е­ра (Jeff Vandermeer) (Fisher 2017, Loc 61). Эми Айр­ленд (Aly Ireland) под­чер­ки­ва­ет, что такое вкла­ды­ва­ние [чуже­род­но­го в чело­ве­че­ское] мож­но опи­сать в кан­тов­ских тер­ми­нах, как субъ­ек­та, кото­рый регу­ли­ру­ет и сгла­жи­ва­ет ввод дан­ных из ингу­ма­ни­стич­но­го Внеш­не­го, и кото­ро­му посто­ян­но угро­жа­ет неоформ­лен­ная мон­стру­оз­ность послед­не­го (Ireland 2016; 2019). ² Одна­ко, то вре­мя как эпи­сте­мо­ло­гия weird’а может рабо­тать как фило­соф­ская реа­би­ли­та­ция таких авто­ров, как Лав­крафт, она не объ­яс­ня­ет «Зону Икс» ксе­но­фи­лии. ³

Weird-эсте­ти­ка пре­тен­ду­ет на то что­бы [гово­рить] об этой [«Зоне] Икс», но Ксе­но­фи­лия [не гово­рит] ни о чем. Таким обра­зом, явное содер­жа­ние weird-тек­ста с его кан­тов­ской обо­лоч­кой явля­ет­ся непра­виль­ным тол­ко­ва­ни­ем его соб­ствен­но­го гене­зи­са. ⁴ Это сво­е­го рода эффект ксе­но-жела­ния (xeno-desire), кото­рый, в сво­ей узко-кан­ти­ан­ской фор­ме, не спо­со­бен обра­тить­ся к соб­ствен­но­му разъ­еди­ня­ю­ще­му син­так­си­су: если Внеш­нее может втор­гать­ся во Внут­рен­нее, то Внут­рен­нее не может быть всем тем, чем оно было (cracked up to be). Ско­рее, [«Зона] Икс» пред­ве­ща­ет­ся посте­пен­ным опу­сто­ше­ни­ем (dereliction) Внут­рен­не­го, кото­рое нико­гда не име­ло како­го-то ста­биль­но­го, неза­ви­си­мо­го существования.

Танатос и Отвращение

Это жела­ние (неузна­ва­е­мо­го) так­же есть жела­ние быть не-узна­ва­е­мым. То «Я», кото­рое жаж­дет стать вещью и, как след­ствие, уже явля­ет­ся вещью.

Сле­до­ва­тель­но, ксе­но­фи­лия фор­маль­но ана­ло­гич­на Тана­то­су [с его вле­че­ни­ем к смер­ти], посколь­ку это, как мы зна­ем, не вожде­ле­ние к смер­ти, а жизнь, или, ско­рее, мутант­ный потен­ци­ал, импли­ци­ро­ван­ный в суще­ство­ва­ние како­го-либо орга­низ­ма. Жизнь — это гра­ди­ент наше­го уми­ра­ния. Так что Тана­тос — это усло­вие жела­ния как тако­во­го: «бес­цель­ность, кото­рая при­нуж­да­ет к вся­кой цели», как запо­ми­на­ю­щим­ся обра­зом выра­зил­ся Бра­сье (Brassier 2007, 236). Но это усло­вие, кото­рое про­ти­во­по­лож­но само­му себе, ста­биль­но­му содер­жа­нию или назна­че­нию сво­е­го порождения.

Это транс­цен­ден­таль­ное жела­ния (of desire) может про­яв­лять­ся сквозь фети­шист­ские пред­став­ле­ния о смер­ти, уве­чьях, экс­тре­маль­ных повре­жде­ни­ях тка­ней не мень­ше, чем через обра­зы из weird-тек­ста. Одна­ко пара­фи­лия или тана­тро­пия выпо­тро­ше­ны и без­объ­ект­ны, — будь это жела­ние «быть» уми­ра­ю­щим сек­су­аль­ным объ­ек­том или же стран­ная жаж­да кос­ми­че­ско­го выми­ра­ния у Бра­сье. Нет ниче­го [осо­бо­го] в том что­бы быть тру­пом, даже кос­ми­че­ским тру­пом. ⁵ Онто­ло­ги­че­ски смерть не более целост­на, чем бес­смер­тие (undeath).

Это [ска­за­но] не для того кри­ти­ко­вать или под­вер­гать цен­зу­ре эро­ти­че­ские фан­та­зии об объ­ект­но­сти (objecthood), боли, смер­ти и отвра­ще­нии и т.п. Напро­тив, такие идеи порож­да­ют ксе­но­фи­лию и, сле­до­ва­тель­но, созда­ют пло­до­род­ные зоны транс­фор­ма­ции и экс­пе­ри­мен­ти­ро­ва­ния. Ксе­но­фи­лия, таким обра­зом, выра­жа­ет­ся через мно­же­ство содер­жа­ний или идей, но не име­ет отли­чи­тель­но­го репре­зен­та­тив­но­го содер­жа­ния со сто­ро­ны субъ­ек­та, опре­де­ля­ю­ще­го ее цель. Ско­рее, вле­че­ние к чужо­му (alien) — это и есть чужое. Это чужое желание.

Чужое Внутри

Или же это чужое (процесс/событие), к кото­ро­му кате­го­рии не при­ме­ни­мы. Оно не име­ет дис­кур­сив­но­го содер­жа­ния или цели. Оно не име­ет фено­ме­наль­но­го харак­те­ра и, сле­до­ва­тель­но, не явля­ет­ся кан­ди­да­том на не-кон­цеп­ту­аль­ное (non-conceptual) содер­жа­ние, как это обыч­но понимается.

Оно (вхо­дит в) — безы­мян­ные, тем­ные аффек­ты, кото­рые под­чер­ки­ва­ют импро­ви­за­цию, ярость, воз­буж­де­ние или дру­гое теку­чее, откры­тое дей­ствие (Roden 2019, 521). Оно (вхо­дит в) — необъ­яс­ни­мое шеве­ле­ние пара­фи­ли­че­ско­го. Но если Ксе­но-жела­ние, в неко­то­ром смыс­ле, уже явля­ет­ся чужим, поче­му оно не снаб­жа­ет само себя [целе­вым] объ­ек­том? Поче­му оно нико­гда не успо­ка­и­ва­ет­ся, удо­вле­тво­рен­ное самим собой? Поче­му оно пылает?

Я думаю, что это может быть толь­ко пото­му, что Ксе­но­фи­лия нико­гда не иден­тич­на самой себе. Она, фун­да­мен­таль­но, явля­ет­ся рас­про­стра­ни­тель­ной, мно­же­ствен­ной, разъ­еди­ня­ю­щей. Не каким-то состо­я­ние созна­ния или чего-то еще, а струк­тур­ным сбо­ем при­сут­ствия: «диф­фе­рен­ци­аль­ной функ­ци­ей без онто­ло­ги­че­ской осно­вы» (Дер­ри­да 1984, 16). Тем не менее, она не есть все что сво­ди­мо к некой абстракт­ной струк­ту­ре. Она все­гда телес­на (embodied) и машин­на. Вот поче­му она может вызы­вать аффек­ты и ассам­бли­ро­вать тела, и [имен­но] поэто­му к ней мож­но обра­тить­ся или при­звать ее, как мы можем [сде­лать] с демоном.

Нет чистых ксе­но­фи­ли­че­ских содер­жа­ний. Ско­рее, ее содер­жи­мое — это толь­ко устрой­ства (vehicles), вво­дя­щие в дей­ствие, вос­про­из­во­дя­щие и при­зы­ва­ю­щие ее демо­ни­че­ское потом­ство (spawn).

Посколь­ку суще­ству­ет ксе­но­фи­ли­че­ский субъ­ект, он/она/оно, — речь уже идёт о сло­ман­ной вещи.

Биб­лио­гра­фия:

Braidotti, R. 2006. “The Ethics of Becoming Imperceptible”. In Deleuze and Philosophy, C. Boundas (ed.), 133–59. Edinburgh: Edinburgh University Press.

Brassier, Ray, 2007. Nihil Unbound: Enlightenment and Extinction. Houndsmills: Palgrave Macmillan.

Derrida, Jacques. ‘My Chances/Mes Chances: A Rendez-vous with Some Epicurean Stereophonies’, translated by I.E. Harvey and Avital Ronell, Taking Chances: Derrida, Psychoanalysis and Literature, edited by J.H. Smith and W. Kerrigan, Baltimore MD, 1984, pp. 1–32.

Fisher, M., 2017. The weird and the Eerie. Watkins Media Limited.

Hester, H., 2019. ‘SAPIENCE+ CARE: reason and responsibility in posthuman politics’. Angelaki, 24(1), pp. 67–80.

Ireland, Amy. 2016. “Noise: An Ontology of the Avant-garde.” In Aesthetics After Finitude. Edited by Baylee Brits, Prudence Gibson, and Amy Ireland, 217–228. Melbourne: Re.Press.

Ireland, Amy. 2019. ‘”Alien Rhythms’, https://zinzrinz.blogspot.com/2019/04/alien-rhythms.html (Accessed 2 May 2019).

Land, N. 2017. ‘A Quick and Dirty Introduction to Accelerationism’, https://jacobitemag.com/2017/05/25/a‑quick-and-dirty-introduction-to-accelerationism/ (Accessed May 3 2019).

Miéville, C., 2012. On Monsters: Or, Nine or More (Monstrous) Not Cannies. Journal of the Fantastic in the Arts, 23(3 (86), pp.377–392.

Roden, David. 2013. “Nature’s Dark Domain: An Argument for a Naturalised Phenomenology”. Royal Institute of Philosophy Supplements 72: 169–88.

Roden, David (2014), Posthuman Life: Philosophy at the Edge of the Human. London: Routledge.

Roden. 2016. ‘Letters from the Ocean Terminus’, Dis Magazine. http://dismagazine.com/discussion/81950/letters-from-the-ocean-terminus-david-roden/

Roden, David. 2017. ‘On Reason and Spectral Machines: Robert Brandom and Bounded Posthumanism’, in Philosophy After Nature edited by Rosie Braidotti and Rick Dolphijn, London: Roman and Littlefield, pp. 99–119.

Roden, David. 2017. ‘On Reason and Spectral Machines: Robert Brandom and Bounded Posthumanism’, in Philosophy After Nature edited by Rosie Braidotti and Rick Dolphijn, London: Roman and Littlefield, pp. 99–119.

Roden, D., 2018. ‘Disconnection at the limit: posthumanism, deconstruction and non-philosophy’, Symposia Melitensia, 14, pp.19–34.

Roden, D., 2019. Promethean and Posthuman Freedom: Brassier on Improvisation and Time. Performance Philosophy, 4(2), pp.510–527.

Субтрактивно-Катастрофическая Ксенофилия

Суб­трак­тив­ные онто­ло­гии, подоб­ные онто­ло­ги­ям Але­на Бадью или Квен­ти­на Мей­я­су, утвер­жда­ют, что Бытие недо­ступ­но мыш­ле­нию или опы­ту. Ско­рее, Бытие индек­си­ру­ет­ся для мыс­ли дырой в мыс­ли; отвер­сти­ем во Внеш­нее, неско­рел­ли­ро­ван­ным с мыс­лью или субъективностью.

Я буду утвер­ждать, что пост­гу­ма­ни­сти­че­ские онто­ло­гии схо­жи с опе­ра­ци­я­ми вычи­та­ния (subtractive operations) и, сле­до­ва­тель­но, не остав­ля­ют нам ника­ко­го отно­ше­ния к буду­ще­му, кро­ме лихо­ра­доч­но­го и неопре­де­лен­но­го эро­са, — извра­щен­ной опе­ра­ции, мути­ру­ю­щей тела и машин­но-пере­ра­ба­ты­ва­ю­щей миры. Это не пси­хо­ло­ги­че­ское «вожде­ле­ние к» (‘desire for’), а бес­поч­вен­ный, само­ис­треб­ля­ю­щий­ся и обя­за­тель­но бес­со­дер­жа­тель­ный вектор.

Как след­ствие, пост­гу­ма­низм не явля­ет­ся, как утвер­жда­ют неко­то­рые, эти­кой, стре­мя­щей­ся осво­бо­дить мир от фило­соф­ско­го навя­зы­ва­ния антро­по­цен­триз­ма. Осед­лый (sedentary), ста­биль­ный мир, в отно­ше­нии кото­ро­го антро­по­цен­тризм когда-то казал­ся устой­чи­вым или хоро­шо обос­но­ван­ным, ухо­дит прочь (subliming away) в пылу нена­прав­лен­ных тех­но-науч­ных и эко­ло­ги­че­ских изме­не­ний, — то есть того, что мы с Рози Брай­дот­ти (Rosi Braidotti) назы­ва­ем нашим общим [тер­ми­ном] «пост­че­ло­ве­че­ское затруд­не­ние» (‘posthuman predicament’) или «пост­че­ло­ве­че­ское состо­я­ние» (‘posthuman condition’) (Roden 2014; Braidotti 2019, 2, 41). Посколь­ку пост­гу­ма­низм кон­цеп­ту­аль­но вос­про­из­во­дит это затруд­не­ние в виде [опе­ра­ции свое­об­раз­но­го] вычи­та­ния, то он явля­ет­ся не эти­кой, а орга­но­ном «контр-эти­ки» (тер­мин, кото­рым я обя­зан Клэр Коул­б­рук (Claire Colebrook, 2012, 38)). Пост­гу­ма­низм пред­ла­га­ет нам не новую фор­му жиз­ни, кото­рая мог­ла бы поло­жить конец извра­щен­ной (perverse) контр-финаль­но­сти пост­че­ло­ве­ка, а толь­ко лишь воз­мож­ность под­твер­дить сило­вые функ­ции эро­ти­че­ско­го поля и сбли­же­ния, кото­рые он рас­кры­ва­ет, — [П. пред­ла­га­ет] пози­цию (an affirmation), кото­рая, как утвер­жда­ет Коул­б­рук, боль­ше не может быть огра­ни­че­на транс­цен­ден­таль­ной субъ­ек­тив­но­стью или нор­ма­тив­но­стью (Colebrook 2016, 29)

1.

В кни­ге «Бытие и собы­тие» Бадью пред­ла­га­ет отвя­зать Бытие от выска­зы­ва­ния Лейб­ни­ца: «что не есть бытие, то не есть бытие» (Being and Event, 2006, 53). Там, где тра­ди­ци­он­ное мыш­ле­ние рас­смат­ри­ва­ет бытия (beings) как целост­но­сти (wholes), Бадью утвер­жда­ет, что целое выво­дит­ся из опе­ра­ции, «сче­та» (‘count’), при­ме­ня­е­мо­го к про­ти­во­ре­чи­вой (не-уни­тар­ной) мно­же­ствен­но­сти, кото­рая не может быть опи­са­на онто­ло­ги­ей без воз­ник­но­ве­ния «пара­док­сов тоталь­но­сти», зна­ко­мых из тео­рии мно­жеств (Cogburn and Heller 2017).

Бытие как тако­вое, в таком слу­чае, не про­сто неис­чис­ли­мо, но и лише­но даже опре­де­лен­ной неис­чис­ли­мой нуме­ра­ции Але­фов: вос­хо­дя­щих поряд­ков бес­ко­неч­но­сти по Кантору.

Эту про­ти­во­ре­чи­вую мно­же­ствен­ность невоз­мож­но опи­сать. Она мыс­ли­ма через её при­зна­ки, пустые места, кото­рые она остав­ля­ет в язы­ке. В их чис­ле пустое мно­же­ство, кото­рое, по Бадью, озна­ча­ет пусто­ту бытия (void of being) посколь­ку оно ничто не содер­жит [в себе] или ничто не репре­зен­ти­ру­ет. Туда же отно­сит­ся и родо­вое мно­же­ство, кото­рое, хоть и может сопри­ка­сать­ся с обыч­ной ситу­а­ци­ей, явля­ет­ся ано­ним­ным и неопре­де­ля­е­мым внут­ри себя посред­ством созда­ния родо­во­го свой­ства при­над­леж­но­сти толь­ко к это­му мно­же­ству. Суще­ство­ва­ние родо­вой мно­же­ствен­но­сти, чле­ны кото­рой лише­ны каких-либо общих черт, раз­ли­чи­мых в этой ситу­а­ции, предо­став­ля­ет про­стор для появ­ле­ния «Субъ­ек­та» и свя­зы­ва­ния его чле­нов спо­со­ба­ми, кото­рые эта ситу­а­ция, ex hypothesi, не может пред­пи­сать. Коро­че гово­ря, это под­дер­жи­ва­ет про­стран­ство ради­каль­ной сво­бо­ды, кото­рая может пол­но­стью транс­фор­ми­ро­вать ситу­а­цию (Badiou 2006, 338–9; Fraser 2009). ⁶

Вычи­та­ние отсе­ка­ет то, что оно мыс­лит (it thinks), капи­ту­ли­руя перед сла­бо­стью, обна­ру­жи­ва­е­мой в мыс­ли ⁷. И Бадью, и его быв­ший уче­ник Квен­тин Мей­я­су исполь­зу­ют вычи­та­ние, что­бы осу­ще­ствить пра­во­мер­ный раз­рыв с репрезентацией.

Суб­трак­тив­ная Онто­ло­гия не репре­зен­ти­ру­ет реаль­ность и не выра­жа­ет ее неиз­мен­ные струк­ту­ры, ско­рее она демон­стри­ру­ет кон­сти­ту­тив­ную сла­бость (inefficacy) репре­зен­та­ции. Где пост­гу­ма­низм стре­мит­ся про­де­мон­стри­ро­вать эту неэф­фек­тив­ность, там [исполь­зу­ет­ся] опе­ра­ция вычи­та­ния. Это мож­но лег­ко заме­тить в рабо­те фило­со­фа, более часто свя­зы­ва­е­мо­го с ака­де­ми­че­ским пост­гу­ма­низ­мом, неже­ли чем Бадью: у Жака Дер­ри­да. В рабо­те Дер­ри­да, декон­струк­ция опре­де­лен­ной струк­ту­ры усту­па­ет место «струк­ту­раль­но­сти струк­ту­ры» (‘structurality of structure’): абсо­лют­ной децен­три­ро­ван­но­сти, кото­рая не может быть обес­пе­че­на в рам­ках какой-либо [кон­крет­ной] исто­ри­че­ской ситу­а­ции (Derrida 1978, 194, 352; Malik 2016). Вме­сто того, что­бы поте­рять мир сре­ди тек­стов или зна­ков (signifiers), Дер­ри­да обра­ща­ет­ся к руди­мен­тар­ным отно­ше­ни­ям впи­сан­ных (inscriptional) и тем­по­раль­ных (temporal) отно­ше­ний (напри­мер к повто­ря­е­мо­сти (iterability)), кото­рые он пред­ла­га­ет в каче­стве усло­вий [суще­ство­ва­ния] жиз­ни, смыс­ла и интен­ци­о­наль­но­сти.⁸

Как и в слу­чае с Бадью, эти отно­ше­ния под­ра­зу­ме­ва­ют наме­ча­ю­щу­ю­ся иде­аль­ную (ideal) и раз­ви­ва­ю­щу­ю­ся сла­бость в ста­ту­се систем как тако­вых. Декон­струк­тив­ное собы­тие, как след­ствие, не явля­ет­ся ради­каль­но чужим или Иным (Other) (чужим или иным чему?). Декон­струк­ция высво­бож­да­ет струк­ту­раль­ность, кото­рая в про­тив­ном слу­чае опре­де­ля­ла бы ина­ко­вость и инди­ви­ду­аль­ную иден­тич­ность (ipseity), оди­на­ко­вость и раз­лич­ность, пото­му что ника­кая систе­ма не может обоб­щить, «оста­но­вить или обос­но­вать» игру смыс­ла и функ­ции (Derrida 1978, 365; Malik 2016). Декон­струк­ция, сле­до­ва­тель­но, не рас­кры­ва­ет или не «репре­зен­ти­ру­ет»» сво­е­го рода скольз­кую под­но­гот­ную или «изнан­ку» смыс­ла, функ­ции и пер­фор­ма­тив­но­сти, но сни­ма­ет огра­ни­че­ния, кото­рые созда­ют вооб­ра­жа­е­мый мир (notional world) по наше­му обра­зу и подо­бию (Дру­сил­ла Кор­нелл (Drucilla Cornell) назы­ва­ет это «фило­со­фи­ей пре­де­ла» (‘philosophy of the limit’); Roden 2006, 82). То, что оста­ет­ся, как и в не-фило­со­фии Ларю­э­ля, — это не мир, а, воз­мож­но, нечто более сла­бое, чем фило­со­фия (Cornell 1992, 1; Kolozova 2013, 99).

Высво­бож­де­ние и вычи­та­ние повто­ря­ют­ся в более плот­ских (fleshy), либи­ди­наль­ных пост­гу­ма­низ­мах. Напри­мер, кри­ти­че­ские пост­гу­ма­ни­сты апел­ли­ру­ют к страст­но­му не-уни­тар­но­му «кибор­гу», кото­рый созда­ет свой мир путем под­со­еди­не­ния (affilation) к дру­гим систе­мам. Не транс­цен­ден­таль­ный субъ­ект, а рас­се­ян­ные син­гу­ляр­но­сти, транс­вер­саль­но-гибри­ди­зи­ру­ю­щие и скре­щи­ва­ю­щие «виды, кате­го­рии и обла­сти» (Braidotti 2013, 60, 193). Рози Брай­дот­ти ссы­ла­ет­ся на эту силу живо­го под­со­еди­не­ния с древ­не­гре­че­ским [поня­ти­ем] для не-чело­ве­че­ской­/не-поли­ти­че­ской жиз­ни (зоя) — в про­ти­во­по­лож­ность био­су, куль­ти­ви­ру­е­мой, дис­кур­сив­ной жиз­ни человека-гражданина.

В срав­не­нии с этим, «чужие век­то­ры» Раци­о­наль­но­го Ингу­ма­низ­ма (Про­ме­те­а­низ­ма) — это дис­кур­сив­но-опо­сре­до­ван­ные нор­мы, порож­да­ю­щие актив­ные, само­мо­ди­фи­ци­ру­ю­щи­е­ся тех­но­ло­ги­че­ские интел­лек­ты. Ингу­ма­ни­сты отвер­га­ют кри­ти­че­ский пост­гу­ма­ни­сти­че­ский при­мат жиз­ни и чув­ствен­ной мате­рии. Они утвер­жда­ют, что такие вита­лиз­мы и мате­ри­а­лизм под­ры­ва­ют стро­гость [пози­ции] Уил­фре­да Сел­лар­са в отно­ше­нии эпи­сте­ми­че­ско­го дан­но­го: а имен­но, [в отно­ше­нии] при­тя­за­ний на само­утвер­жда­ю­ще­е­ся про­ник­но­ве­ние в реаль­ность, кото­рое обхо­дит про­стран­ство дис­кур­сив­но­го разу­ма (Jelača 2014, 111).

Здесь, заметь­те, один пост­гу­ма­низм высво­бож­да­ет фильтр (огра­ни­че­ние пост­че­ло­ве­че­ских воз­мож­но­стей), удер­жи­ва­е­мый дру­гим: фильтр разум­но­сти (sapience filter), иден­ти­фи­ци­ру­ю­щий агент­ность с линг­ви­сти­че­ски­ми и кон­цеп­ту­аль­ны­ми спо­соб­но­стя­ми; фильтр чув­стви­тель­но­сти (sentience filter), иден­ти­фи­ци­ру­ю­щий агент­ность с ощу­ща­е­мой дли­тель­но­стью или зарож­да­ю­щей­ся жизнью.

Как и в суб­трак­тив­ном музы­каль­ном син­те­зе, чем боль­ше Филь­тров вы уда­ля­е­те, тем бли­же резуль­тат (output) к негар­мо­нич­но­му шуму. Ингу­ма­нист не может выяс­нить, какие субъ­ек­ты без­вре­мен­но инстан­ци­ру­ют диа­грам­мы раци­о­наль­ной субъ­ек­тив­но­сти. Вита­лист не может пред­вос­хи­тить мно­го­об­ра­зие жиз­ни, — ее «Вели­кие Про­сто­ры». В самом деле, как напо­ми­на­ет нам Кэрол Кли­ленд (Carol Cleland), у живых существ не может быть общих черт, — нет жиз­ни как тако­вой. Воз­мож­но, живые суще­ства состав­ля­ют нере­ду­ци­ру­е­мое родо­вое мно­же­ство, кото­рое не может быть схва­че­но ни под каки­ми замет­ны­ми общи­ми чер­та­ми (Cleland 2012, 129; Thacker 2010).

Мета­фо­ра син­те­за при­об­ре­та­ет еще боль­шее зна­че­ние, если рас­смат­ри­вать пост­гу­ма­низм преж­де все­го как ори­ен­та­цию на вре­мя. Спе­ку­ля­тив­ный Пост­гу­ма­низм (СП), выра­бо­тан­ный в моей кни­ге «Пост­че­ло­ве­че­ская жизнь» (Posthuman Life), спе­ци­аль­но свя­зан с кон­цеп­ту­а­ли­за­ци­ей наше­го отно­ше­ния к гипо­те­ти­че­ским аген­там в тех­но­ло­ги­че­ски глу­бо­ком вре­ме­ни. В (СП) ста­нов­ле­ние пост­че­ло­ве­ком пони­ма­ет­ся как отсо­еди­не­ние гипо­те­ти­че­ских пост­че­ло­ве­че­ских аген­тов от чело­ве­че­ской соци­аль­но-тех­ни­че­ской систе­мы или «Широ­ко­го Чело­ве­ка» (ШЧ).

Тезис о Разъ­еди­не­нии (ТоР) так­же заду­ман абстракт­но и ано­ним­но. Он ниче­го не гово­рит о том, как пост­лю­ди вопло­ще­ны или раз­во­пло­ще­ны; лишь то, что они обла­да­ют силой или функ­ци­о­наль­ной авто­но­ми­ей, что­бы стать неза­ви­си­мы­ми от ШЧ. ⁹

Дру­гие пост­гу­ма­низ­мы, ксе­но­фе­ми­низм (XF) и аксе­ле­ра­ци­о­низм (ACC) или Про­ме­те­а­низм экс­пли­цит­но-футу­раль­ны: они свя­за­ны с про­из­вод­ством новых, менее угне­та­ю­щих ген­дер­ных отно­ше­ний или сек­су­аль­но­стей. Даже кри­ти­че­ский пост­гу­ма­низм, кото­рый, в духе Брай­дот­ти, воз­дер­жи­ва­ет­ся от футу­риз­ма, оза­бо­чен отно­ше­ни­я­ми вла­сти в совре­мен­ном мире и, сле­до­ва­тель­но, тем буду­щим, кото­рое может вызвать их транс­вер­саль­ное ста­нов­ле­ние (Braidotti 2018, 4).

Таким обра­зом, каж­дый пост­гу­ма­низм пред­вос­хи­ща­ет абстракт­ное про­стран­ство разъ­еди­не­ния, не огра­ни­чен­ное ника­ки­ми Филь­тра­ми кото­рые они удаляют.

Более того, все Филь­тры уязвимы.

Фильтр Разум­но­сти (Sapience Filter), напри­мер, пред­по­ла­га­ет, что «серьез­ные» аген­ты участ­ву­ют в общих линг­ви­сти­че­ских и интер­фе­рен­ци­он­ных функциях.

Я утвер­ждал в дру­гом месте (Roden 2017), что это праг­ма­ти­че­ское виде­ние явля­ет­ся непол­ным. Оно пред­по­ла­га­ет [суще­ство­ва­ние] разум­ных субъ­ек­тов, спо­соб­ных интер­пре­ти­ро­вать нор­ма­тив­ные ста­ту­сы в рам­ках соци­аль­ной игры по выда­че и запро­су осно­ва­ний (reasons). Одна­ко эта интер­пре­та­ци­о­нист­ская модель высво­бож­да­ет субъ­ек­тив­ность путем ее допол­не­ния. Она опи­сы­ва­ет праг­ма­ти­че­ско­го субъ­ек­та, спо­соб­но­го сле­до­вать общим прак­ти­кам, но остав­ля­ет нам шат­кий [образ] субъ­ек­та-интер­пре­та­то­ра. Эта спек­траль­ная фигу­ра не учи­ты­ва­ет­ся нор­ма­тив­но­стью, пото­му что эта фигу­ра явля­ет­ся усло­ви­ем ее [суще­ство­ва­ния]. Так что нор­ма­тив­ный функ­ци­о­на­лизм остав­ля­ет неопре­де­лен­ным то, что счи­тать тек­стом или прак­ти­кой, как и агент­но­стью и субъ­ек­тив­но­стью. Он отме­чен, как и в рабо­тах Дер­ри­да, «абсо­лют­ным отсут­стви­ем» любо­го конеч­но­го или тео­ре­ти­че­ско­го (notinally) чело­ве­че­ско­го чита­те­ля (Goldgaber 2019, 147; Roden 2014, 128; Roden 2017; 111–112).

Такая футу­раль­ная ори­ен­та­ция пози­ций, кото­рые силь­но ведут­ся на функ­ци­о­на­лизм (вклю­чая XF и Про­ме­те­а­низм Брас­сье), опу­сто­ша­ет их глу­бо­кий вре­мен­ной гори­зонт посред­ством вычи­та­ния их аген­та из дис­кур­са (Hester 2019). ¹⁰

Даже нере­ду­ци­ру­е­мость нор­ма­тив­но­го к мате­ри­аль­но­му, часто пред­ла­га­е­мая в [каче­стве] защи­ты от эли­ми­на­тив­но­го или редук­тив­но­го мате­ри­а­лиз­ма, пред­ве­ща­ет исчез­но­ве­ние (dispensability) нор­ма­тив­но­сти и хруп­кость агент­ност­ных кон­цеп­ций. Пре­кло­ня­ясь перед Лав­краф­том и непо­зна­ва­е­мо­стью, чуж­до­стью в weird-лите­ра­ту­ре, такую ситу­а­цию мож­но выра­зить в нечи­та­е­мой чудо­вищ­но­сти гипе­ра­ген­та: неко­то­ро­го суще­ства, чья функ­ци­о­наль­ная авто­но­мия (или сила) была рас­ши­ре­на до кри­ти­че­ской точ­ки, в кото­рой агент­ность растворяется.

Мак­си­ми­за­ция агент­но­сти под­ра­зу­ме­ва­ет ее дис­кур­сив­ное вычи­та­ние, посколь­ку нере­ду­ци­ру­е­мость нор­ма­тив­но­сти под­ра­зу­ме­ва­ет, что гипе­ра­ген­ты не могут исполь­зо­вать интен­ци­о­наль­ные иди­о­мы для само­по­ни­ма­ния. Учи­ты­вая несво­ди­мость пси­хо­ло­ги­че­ско­го к физи­че­ско­му или функ­ци­о­наль­но­му состо­я­ни­ям такой систе­мы, любое самов­ме­ша­тель­ство может уни­что­жить любое убеж­де­ние, жела­ние или эмо­ци­о­наль­ное отно­ше­ние, при­пи­сы­ва­е­мое авто- или гете­ро-интер­пре­та­ци­ей. Такое суще­ство долж­но будет исполь­зо­вать фор­мы кон­тро­ля, отлич­ные от чело­ве­че­ских форм рефлек­сии, дис­кур­са или повест­во­ва­ния от пер­во­го лица (Подроб­нее см. Roden 2014, 100–102; Roden 2015; Roden 2016; Roden 201).

Этот пре­дель­ный (не)агент [сво­им суще­ство­ва­ни­ем] под­ра­зу­ме­ва­ет [нали­чие] чер­ной дыры в про­стран­стве осно­ва­ний (reasons). Транс­гу­ма­ни­сти­че­ская меч­та о тех­но­ло­ги­че­ски-сов­ме­сти­мой сущ­но­сти (nature), мак­си­ми­зи­ру­ю­щей субъ­ек­тив­ную авто­но­мию, воз­рож­да­ет­ся в обра­зе «усо­вер­шен­ство­ван­но­го несо­от­вет­ствия»: Ктул­ху-Про­ме­тей (Roden 2016).

Если у пост­гу­ма­низ­ма и есть осно­во­по­ла­га­ю­щая акси­о­ма, то это суб­трак­тив­ное утвер­жде­ние о том, что Внеш­нее не явля­ет­ся ради­каль­но «иным» для чело­ве­ка, а лишь [чем-то] что не огра­ни­че­но инва­ри­ан­та­ми, кото­рые мы мог­ли когда-то при­пи­сать чело­веч­но­сти или раци­о­наль­но­сти. «Чело­ве­че­ское» транс­цен­ден­таль­но сломлено.

Мак­си­маль­но высво­бож­ден­ный пост­гу­ма­низм может мыс­лить свое Внеш­нее толь­ко про­из­во­дя, ста­но­вясь или при­мы­кая к нему. С точ­ки зре­ния Коул­б­рук, разъ­еди­не­ние — это не вопрос для реше­ния или обсуж­де­ния, а реши­тель­но-стран­ные (determinedly queer) кон­так­ты, кото­рые не могут быть зара­нее опре­де­ле­ны путем рас­по­зна­ва­ния или вос­про­из­ве­де­ния (Colebrook 2016, 30). Пост­че­ло­ве­че­ское, в ито­ге, мыс­ли­мо так как реа­ли­зо­ва­но, посре­ди био­морф­ных дебрей про­стран­ства разъединения.

2.

Брай­дот­ти пра­ва, когда утвер­жда­ет, что субъ­ект необ­хо­дим для того что­бы дать нор­ма­тив­ный ответ на пост­че­ло­ве­че­ское затруд­не­ние, кото­рое [лишь] запу­ты­ва­ет жизнь в ее дивер­гент­ном, контр-финаль­ном про­цес­се (Colebrook 2012, 37; Roden 2014, 186; 150–165; Braidotti 2013, 42; 2019, 41). Субъ­ект про­сто явля­ет­ся источ­ни­ком и адре­са­том нор­ма­тив­ных при­тя­за­ний. Но, как мы виде­ли, наи­бо­лее стро­гий ответ на пост­че­ло­ве­че­ское затруд­не­ние обра­ща­ет­ся к мно­же­ствен­но­сти про­стран­ства разъ­еди­не­ния путем вычи­та­ния любых эти­че­ски-зна­чи­мых кон­цеп­ций субъ­ек­тив­но­сти (Colebrook 2012, 37).

Ксе­но­фи­лия и вычи­та­ние, сле­до­ва­тель­но, кор­ре­ля­тив­ны [друг дру­гу]. Пост­че­ло­ве­че­ские «Оно мыс­лит» и «Оно чув­ству­ет» опе­ри­ру­ют не транс­цен­ден­таль­ны­ми аргу­мен­та­ми или диа­лек­ти­кой (эпи­сте­ми­че­ские уяз­ви­мо­сти Филь­тров исклю­ча­ют это), а био­мор­физ­ма­ми: моде­ли­ро­ва­ни­ем, про­из­вод­ством, сме­ши­ва­ни­ем или столк­но­ве­ни­ем тел: неуправ­ля­е­мая про­из­во­ди­тель­ность, подоб­ная забро­шен­ной фаб­ри­ке, засе­ля­ю­щей пустошь урод­ли­вы­ми изде­ли­я­ми в шедев­ре объ­ек­тив­но­го ужа­са «Крас­ная цита­дель» Тома­са Лиготти.

Поэто­му пост­гу­ма­низм дол­жен отка­зать­ся от любой пози­тив­ной эти­че­ской роли. Раз нет филь­тров для шума из буду­ще­го, то [и] шум Внеш­не­го раз­да­ет­ся до того, как он может быть выяв­лен или схва­чен. Вычи­та­ние и ксе­но­фи­лия, таким обра­зом, кор­ре­ля­тив­ны, пото­му что опе­ра­ция вычи­та­ния под­вер­га­ет разум это­му аце­фаль­но­му процессу.

Пост­гу­ма­ни­сты часто осно­вы­ва­ют свою пози­цию на эти­ке ина­ко­во­сти, кото­рая стре­мит­ся рас­по­знать нече­ло­ве­че­скую жизнь в ее отлич­но­сти, а не в каче­стве ресур­са для экс­плу­а­та­ции (Braidotti 2013, 140). Но пор­та­лы ина­ко­во­сти рас­па­хи­ва­ют­ся шире, чем Спра­вед­ли­вость, как это вид­но по неук­лю­жим попыт­кам отде­лить «извра­щен­ный» пост-антро­по­цен­тризм раз­ви­то­го капи­та­лиз­ма (с его посто­ян­ным раз­ру­ше­ние гра­ниц и видов и т. д.) от «эти­че­ско­го» пост­гу­ма­низ­ма, кото­рый при­зна­ет «посто­ян­ное раз­ру­ше­ние гра­ниц и видов и т. д.» [частью самой] жиз­ни (Roden 2014, 184–5; Braidotti 2013, 60–1; Ferrando 2019, 123). ¹¹

Пост­гу­ма­низм дей­ству­ет на этом сты­ке меж­ду состя­за­тель­ной жиз­нью и Высвобождающим/Высвобожденным. Его «тела» — это неопре­де­лен­ные «био­мор­фы»: экс­пе­ри­мен­ти­ро­ва­ние в нежи­вом, без виталь­но­сти или целост­но­сти, обес­пе­чи­ва­е­мой Филь­тра­ми разу­ма и чув­стви­тель­но­сти. Такое био­морф­ное тело кон­сти­ту­и­ру­ет­ся тех­ни­че­ски­ми фор­ма­ми под­дер­жа­ния и повто­ре­ния; его ста­тус поли­ти­зи­ро­ван и эро­ти­зи­ро­ван подвиж­ны­ми или пори­сты­ми гра­ни­ца­ми (Goldgaber 2019, 139; Roden, 2007). Как и в рабо­те Дер­ри­да, эта струк­тур­ная откры­тость пред­вос­хи­ща­ет эти­ку с «вели­че­ствен­ным и про­стым поня­ти­ем самой ина­ко­во­сти» (MacCormack 2016, 16).

Вычи­та­ние, таким обра­зом, сжа­то-вос­про­из­во­дит в тео­рии (или пост-тео­рии) стран­ную (queer) инде­тер­ми­нант­ность био­морф­ных тел, инкап­су­ли­ро­ван­ных в хищ­ные пла­не­тар­ные дви­га­те­ли: онто­ло­ги­че­ская ката­стро­фа одно­вре­мен­но гло­баль­ная и интим­ная. В рас­ска­зе Дж. Бал­лар­да «Тер­ми­наль­ный пляж» эта дикая совре­мен­ность (modernity) выпус­ка­ет на волю пусто­ту (a void), кото­рую быв­ший лет­чик, гал­лю­ци­ни­ру­ю­ще-иссле­ду­ю­щий бун­кер­ный ланд­шафт атол­ла Эни­ве­ток (быв­ший Тихо­оке­ан­ский испы­та­тель­ный поли­гон водо­род­ной бом­бы), вос­при­ни­ма­ет как «онто­ло­ги­че­ский Эдем». «Исто­ри­че­ский и пси­хи­че­ский ноль» это­го [Эде­ма] — это все, что свя­зы­ва­ет био­морф­ное про­стран­ство, усе­ян­ное энцик­ло­пе­ди­че­ски-трав­ми­ро­ван­ны­ми чело­ве­че­ски­ми кук­ла­ми, ана­грам­ма­ти­зи­ро­ван­ны­ми сверху­бий­ствен­ны­ми тех­но­ло­ги­я­ми совре­мен­ных войн, — кон­цеп­ту­аль­ные авто­ка­та­стро­фы, бес­ко­неч­но повто­ря­е­мые на про­тя­же­нии всей «Авто­ка­та­стро­фы» Бал­лар­да (Ballard 2014, 30–31; Ballard 1995,179).

3.

До тех пор, пока Ксе­но­фи­лия удо­вле­тво­ре­на, она не может суще­ство­вать. До тех пор, пока Ксе­но­фи­лия суще­ству­ет, она не может быть удовлетворена.

Не имея субъ­ек­тив­ных усло­вий удо­вле­тво­ре­ния, Ксе­но­фи­лия 1) не пред­став­ля­ет собой како­го-либо целе­во­го состо­я­ния и 2) не может про­ти­во­сто­ять тепе­реш­не­му состо­я­нию на том осно­ва­нии, что она не может их опти­ми­зи­ро­вать. Это аце­фаль­ный, контр-финаль­ный эффект само-ката­ли­зи­ру­ю­щих­ся тех­но­ло­ги­че­ских цепей, слиш­ком обшир­ных и рас­то­чи­тель­ных что­бы их [состо­я­ние] мож­но было пред­ска­зать или контролировать.

Как уже отме­ча­лось, эта опе­ра­ция функ­ци­о­наль­на и само-опре­де­ля­ю­ща, хотя и без той уве­рен­но­сти, кото­рую фило­со­фия нахо­дит даже в сво­их веч­ных пора­же­ни­ях. Этот сло­ман­ный пост­че­ло­ве­че­ский пер­фор­манс пере­во­дит ТоР из абстракт­ной онто­ло­гии в подвиж­ные, собран­ные из под­руч­ных средств (bricolage) фор­му­лы и «демон­то­ло­гии», раз­вя­зы­вая даже мини­маль­ные рам­ки, с помо­щью кото­рых спе­ку­ля­тив­ный пост­гу­ма­низм изна­чаль­но стре­мил­ся под­чи­нить глу­бо­кое буду­щее. Его опти­ка сооб­раз­но инде­тер­ми­ни­ро­ва­на, воз­мож­но, более спод­руч­на, и фило­соф­ски нема.

Биб­лио­гра­фия:

Badiou, A. 2006. Being and Event, translated by Oliver Feltham, London: Continuum.

Bakker, Scott. 2010. Neuropath, London: Orion eBook.

Ballard, J.G. Crash, London: Vintage, 1995.

Ballard, J.G. 2014, The Complete Short Stories Volume II. London: Fourth Estate.

Braidotti, R. 2006. “The Ethics of Becoming Imperceptible”. In Deleuze and Philosophy, C. Boundas (ed.), 133–59. Edinburgh: Edinburgh University Press.

Braidotti, R. 2013. The Posthuman, Cambridge. Polity.

Braidotti, R., 2019. Posthuman Knowledge. Polity.

Brassier, Ray, 2007. Nihil Unbound: Enlightenment and Extinction. Houndsmills: Palgrave Macmillan.

Brassier, R, “Concepts and Objects”, in The Speculative Turn: Continental Materialism and Realism, re. press, 2011b, pp.47–65.

Cleland, C. E. 2012. “Life without Definitions”. Synthese 185(1): 125–44.

Cogburn, J. and Heller J., 2017. ‘Meillassoux’s Dilemma: Paradoxes of Totality After the Speculative Turn’. New Perspectives on Realism, edited by Luca Taddio, Mimesis International.

Colebrook, C. 2012a. “A Globe of One’s Own: In Praise of the Flat Earth.” Substance: A Review of Theory & Literary Criticism 41 (1): 30–39

Colebrook, C., 2016. How queer can you go? Theory, normality and normativity. In Queering the non/human (pp. 45–62). Routledge.

Derrida, Jacques. 1987, ‘Structure, Sign, and Play in the Discourse of the Human Sciences’, in Writing and Difference, translated by Alan Bass, London: Routledge and Kegan Paul, pp. 278–293.

Derrida, Jacques. ‘My Chances/Mes Chances: A Rendez-vous with Some Epicurean Stereophonies’, translated by I.E. Harvey and Avital Ronell, Taking Chances: Derrida, Psychoanalysis and Literature, edited by J.H. Smith and W. Kerrigan, Baltimore MD, 1984, pp. 1–32.

Ferrando, Francesca, 2019. Philosophical Posthumanism. New York: Bloomsbury.

Fisher, M., 2017. The weird and the Eerie. Watkins Media Limited.

Fraser, Olivia Lucca. 2009. “Nothingness & Event” (Unpublished manuscript) https://www.academia.edu/858888/Nothingness_and_Event (Accessed July 2 2019).

Gironi, Fabio. 2015. Naturalizing Badiou: Mathematical Ontology and Structural Realism. London: Palgrave Macmillan.

Goldgaber, D., 2019. ‘Plasticity, Technicity, Writing’. Parallax, 25(2), pp.137–154.

Hester, H., 2019. ‘SAPIENCE+ CARE: reason and responsibility in posthuman politics’. Angelaki, 24(1), pp. 67–80.

Ireland, Amy. 2016. “Noise: An Ontology of the Avant-garde.” In Aesthetics After Finitude. Edited by Baylee Brits, Prudence Gibson, and Amy Ireland, 217–228. Melbourne: Re.Press.

Ireland, Amy. 2019. ‘”Alien Rhythms’, https://zinzrinz.blogspot.com/2019/04/alien-rhythms.html (Accessed 2 May 2019).

Jelača, M., 2014. “Sellars Contra Deleuze on Intuitive Knowledge”. Speculations: A Journal of Speculative Realism, pp.92–125.

Johnston, A., 2010. ‘The misfeeling of what happens: Slavoj Žižek, Antonio Damasio and a materialist account of affects.’ Subjectivity, 3(1), pp.76–100.

Land, N. 2017. ‘A Quick and Dirty Introduction to Accelerationism’, https://jacobitemag.com/2017/05/25/a‑quick-and-dirty-introduction-to-accelerationism/ (Accessed May 3 2019).

Ligotti, Thomas. 2011. ‘The Red Tower’. http://weirdfictionreview.com/2011/12/the-red-tower-by-thomas-ligotti (Accessed 25th August 2019).

MacCormack, P., 2016. Posthuman ethics: Embodiment and cultural theory. Routledge.

Malik, Suhail. 2016. ‘Materialist Reason and its Languages. Part One: Absolute Reason, Absolute Deconstruction’, in in Genealogies of Speculation: Materialism and Subjectivity Since Structuralism, edited by Suhail Malik and Armen Avanessian. Bloomsbury Publishing.

Meillassoux, Quentin. 2016. “Iteration, reiteration, repetition: a speculative analysis of the meaningless sign”, in Genealogies of Speculation: Materialism and Subjectivity Since Structuralism, edited by Suhail Malik and Armen Avanessian. Bloomsbury Publishing.

Roden, David (1999) ‘Iconoclasm and the Rhetoric of Energy in Societas Raffaello Sanzio’s Hamlet’, in: Frakcija 15: Disturbing (the) Image: 14–21. Published in Croatian as ‘Ikonoklazam i retorika energije u Hamletu Soc. Raffaeillo Sanzio’, Frakcija 12/13: 176–180.

McNulty, T., 2013. ‘The New Man’s Fetish’. The Southern Journal of Philosophy, 51(S1), pp.17–39.

Roden, D., 2005. Naturalising deconstruction. Continental Philosophy Review, 38(1–2), pp.71–88.

Roden, David. 2013. “Nature’s Dark Domain: An Argument for a Naturalised Phenomenology”. Royal Institute of Philosophy Supplements 72: 169–88.

Roden, David (2014), Posthuman Life: Philosophy at the Edge of the Human. London: Routledge.

Roden. 2016. ‘Letters from the Ocean Terminus’, Dis Magazine. http://dismagazine.com/discussion/81950/letters-from-the-ocean-terminus-david-roden/

Roden, David. 2017. ‘On Reason and Spectral Machines: Robert Brandom and Bounded Posthumanism’, in Philosophy After Nature edited by Rosie Braidotti and Rick Dolphijn, London: Roman and Littlefield, pp. 99–119.

Roden, D., 2018. ‘Disconnection at the limit: posthumanism, deconstruction and non-philosophy’, Symposia Melitensia, 14, pp.19–34.

Roden, D., 2019. Promethean and Posthuman Freedom: Brassier on Improvisation and Time. Performance Philosophy, 4(2), pp.510–527.

Roden, D. Forthcoming. ‘Posthumanism, Critical, Speculative, Biormorphic’, forthcoming in the Bloomsbury Handbook of Posthumanism, edited by Joseph Wamburg and Mads Rosendhal Thomsen.

Thacker, E., 2010. After life. University of Chicago Press.

1. Пост­гу­ма­низм, ксе­но­фе­ми­низм (XF), левый/правый аксе­ле­ра­ци­о­низм (ACC), ингу­ма­низм и не-гума­низм (non-humanism) сви­де­тель­ству­ют о жела­нии уйти от совре­мен­ных усло­вий про­из­вод­ства, ген­де­ра и агент­но­сти: гонясь ли за пост­ка­пи­та­ли­сти­че­ским гипер­про­из­вод­ством, эга­ли­та­риз­мом, рас­смат­ри­ва­ю­щим куль­ти­ви­ру­е­мую жизнь чело­ве­ка (bios) как одну из форм живой мате­рии (zoe), умно­же­ни­ем сек­су­аль­но­стей и ген­де­ров в XF («Пусть сот­ня полов рас­цве­тет») или буду­щим пост­че­ло­ве­че­ским раз­ры­вом с чело­ве­че­ским соци­у­сом (socius). ↵
2. Как отме­ча­ет [Эми] Айр­ленд (Amy Ireland), это втор­же­ние часто вымыш­лен­но (fictionally) репре­зен­ти­ро­ва­но через [лите­ра­тур­ный] троп Зоны (Zone) — неко­е­го места, где наши зако­ны вре­ме­ни и про­стран­ства или био­ло­ги­че­ской эво­лю­ции каким-то обра­зом без­дей­ству­ют или под­чи­ня­ют­ся дру­гой логи­ке, кото­рая иска­жа­ет и транс­фор­ми­ру­ет тех, кто вхо­дит в ее гра­ни­цы. ↵
3. Weird-текст пред­став­ля­ет собой либо точеч­ную встре­чу с Внеш­ним, либо доку­мен­ты, кото­рые досто­вер­но фик­си­ру­ют такие втор­же­ния, как «Некро­но­ми­кон» Лав­краф­та или архи­вы педан­тич­ных эмпи­ри­ков и бюро­кра­тов из три­ло­гии «Зона X» и «Соля­ри­са». Куль­то­вые встре­чи могут вклю­чать [в себя] встре­чу «Путе­ше­ствен­ни­ка во Вре­ме­ни» Уэлл­са с суще­ством с щупаль­ца­ми на бере­гу оке­а­на под раз­бух­шим крас­ным солн­цем дале­ко­го буду­ще­го Зем­ли, или встре­чу Йохан­се­на с оби­та­ю­щим в оке­ане одно­имен­ным богом в «Зове Ктул­ху» Лав­краф­та, под­ни­ма­ю­щим­ся из сво­ей моги­лы в зате­рян­ном горо­де Р’льехе, — встре­чи, кото­рые физи­че­ски и пси­хи­че­ски дегра­ди­ру­ют сво­их чело­ве­че­ских субъ­ек­тов (Fisher 2017, Loc 124). ↵
4. Мы мог­ли бы искать под­лин­ные кор­ре­ля­ты weird-эсте­ти­ки в про­из­ве­де­ни­ях плот­ной и ради­каль­но веще­ствен­ной аван­гард­ной музы­ки, пер­фор­ман­се или пла­сти­че­ском искус­стве, чья цель, как кажет­ся, состо­ит в том что­бы бро­сить вызов ана­ли­ти­че­ской или регу­ля­тив­ной силе вооб­ра­же­ния: напри­мер, в рабо­тах Ксе­на­ки­са, Мерц­боу, Рафа­эл­ло Сан­цио, Бэко­на или Бер­лин­де де Брёй­ке­ре. Тем не менее, такой раз­рыв отно­сит­ся к куль­тур­ным, а не к кате­го­ри­аль­ным рам­кам. Эти рабо­ты бро­са­ют вызов при­выч­кам интер­пре­та­ции или ана­ли­ти­че­ско­го слу­ша­ния, но само их суще­ство­ва­ние не явля­ет­ся сви­де­тель­ством Внеш­не­го, на кото­рое ука­зы­ва­ют Айр­ленд или Фишер. Син­так­ти­че­ская (syntactic) плот­ность [этих аван­гар­дист­ских работ] отно­сит­ся к это­му миру, но, подоб­но кан­тов­ско­му воз­вы­шен­но­му, алле­го­ри­зи­ру­ет Внеш­нее посред­ством пре­ду­пре­жде­ния нас о хруп­ко­сти наше­го вос­при­я­тия объ­ек­тов. ↵
5. Даже если мож­но пред­ста­вить себе пере­жи­ва­ние [момен­та] смер­ти вир­ту­аль­но, симу­ля­ция – это не та мысль, кото­рая кор­ре­ли­ру­ет с симу­ли­ру­е­мым ею. ↵
6. Мей­я­су в схо­жем клю­че утвер­жда­ет, что абсо­лют, пред­став­лен­ный нау­кой, явля­ет­ся не [извеч­ной] вещью, а абсо­лют­ной кон­тин­гент­но­стью, что сле­ду­ет из отсут­ствия какой-либо доста­точ­ной при­чи­ны для [посто­ян­но­го суще­ство­ва­ния] наблю­да­е­мых зако­нов или струк­тур. Опять же, ссы­ла­ясь на сооб­ра­же­ния [из] тео­рии мно­жеств, подоб­ные при­ве­ден­ным Бадью, Мей­я­су утвер­жда­ет, что эта кон­тин­гент­ность не при­над­ле­жит ни одно­му про­стран­ству воз­мож­но­стей, — как мно­же­ство всех воз­мож­ных миров (см. Cogburn and Heller 2017). ‘Все­го’ не суще­ству­ет, есть толь­ко бес­поч­вен­ное, гипер­ха­о­ти­че­ское вре­мя, в кото­ром все зако­ны и зако­но­мер­но­сти могут быть нис­про­верг­ну­ты. ↵
7. Суб­трак­тив­ные онто­ло­гии мож­но про­ти­во­по­ста­вить тем, кото­рые при­пи­сы­ва­ют вещам поло­жи­тель­ные харак­те­ри­сти­ки. Бытие как сфор­ми­ро­ван­ная мате­рия, как объ­ект жиз­нен­но­го опы­та, как дли­тель­ность, ощу­ща­е­мая или про­жи­ва­е­мая био­ло­ги­че­ски­ми суще­ства­ми, как мате­ри­аль­ная вещь, опи­сы­ва­е­мая мате­ма­ти­че­ским есте­ство­зна­ни­ем. ↵
8. Эти «инфра­струк­ту­ры» пред­по­ло­жи­тель­но абстра­ги­ру­ют­ся от чего-либо узна­ва­е­мо-чело­ве­че­ско­го или субъ­ект­но-подоб­но­го: порож­дая асубъ­ек­тив­ное, ней­траль­ное к теме раз­ли­чие, кото­рое арти­ку­ли­ру­ет такие про­ти­во­ре­чи­вые обла­сти, как фрей­дов­ское бес­со­зна­тель­ное, тео­рия ней­рон­ных сетей или семи­о­ти­ка (Roden 2006, 82). ↵
9. Неко­то­рое эмпи­ри­че­ское содер­жа­ние, одна­ко, сохра­ня­ет­ся, пото­му что эта вер­сия спе­ку­ля­тив­но­го пост­гу­ма­низ­ма рабо­та­ет с мини­маль­ной кон­цеп­ци­ей само­под­дер­жи­ва­ю­щей агент­но­сти, кото­рая явля­ет­ся пси­хо­ло­ги­че­ски-сво­бод­ной, [т.е.] не учи­ты­вая режи­мов (modes) мыш­ле­ния или чув­ство­ва­ния [в рам­ках нее]. ↵
10. Дру­гой фильтр — это скры­тое или явное обра­ще­ние к инва­ри­ан­там опы­та, таким как вопло­ще­ние (embodiment) или тем­по­раль­ная дли­тель­ность. Одна­ко этот «чув­ствен­ный» фильтр уяз­вим для того, что я назы­ваю «тем­ной фено­ме­но­ло­ги­ей». Плос­кость опы­та явля­ет­ся «тем­ной» (или инту­и­тив­но-транс­цен­дент­ной), если обла­да­ние ею под­ра­зу­ме­ва­ет отсут­ствие либо очень мини­маль­ное пони­ма­ние ее при­ро­ды (см. Roden 2013).
    Если тем­ная фено­ме­но­ло­гия суще­ству­ет, то опыт не дает мери­ла для ее кор­рект­но­го опи­са­ния. Таким обра­зом, даже самые изощ­рен­ные фило­соф­ские объ­яс­не­ния опы­та (ска­жем, транс­цен­ден­таль­ная фено­ме­но­ло­гия) сла­бо каса­ют­ся про­стран­ства разъ­еди­не­ния. ↵
11. Все функ­ции и цен­но­сти супер­вент­ны на хруп­ких носи­те­лях или кон­текстах, чьи вза­и­мо­дей­ствия (transactions) посто­ян­но откры­ты тех­ни­че­ским, поли­ти­че­ским или эро­ти­че­ским состя­за­ни­ям, инде­тер­ми­нант­но­сти самой жиз­ни. Та же игра разыг­ры­ва­ет­ся и [в рам­ках] осед­ло­го куль­тур­но­го повтор­но­го исполь­зо­ва­ния (re-use) слож­но раз­ви­тых кор­ти­каль­ных карт чело­ве­ка для чте­ния пись­мен­но­сти, кото­рые не мог­ли эво­лю­ци­о­ни­ро­вать для этой цели в тече­ние корот­ко­го пери­о­да вре­ме­ни в несколь­ко тыся­че­ле­тий, — [и далее] к стре­ми­тель­но­му про­из­вод­ству транс­ген­ных орга­низ­мов, чьи полез­ные свой­ства могут пере­се­кать био­ло­ги­че­ские «цар­ства». Обе фор­мы повтор­но­го исполь­зо­ва­ния (куль­тур­ная и тех­но­ло­ги­че­ская) экс­плу­а­ти­ру­ют функ­ци­о­наль­ную инде­тер­ми­нант­ность [свой­ства] «plug and play» состав­ных частей жиз­ни. ↵