Но каков же путь революции, если он есть? Уйти с мирового рынка, как советует Самир Амин странам третьего мира, предлагая забавно обновленный вариант фашистского «экономического решения»? Или же идти в противоположном направлении? То есть идти еще дальше в движении рынка, раскодирования и детерриторизации? Ведь, быть может, потоки еще недостаточно детерриторизованы, недостаточно раскодированы с точки зрения теории и практики потоков с высоким шизофреническим содержанием. Не выходить из процесса, а идти дальше, «ускорять процесс», как говорил Ницше, — на самом деле таких примеров мы практически не видели.
Делёз и Гваттари, Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения
Смысл этого анализа капитализма (или нигилизма) в том, чтобы производить больше капитализма. Этот процесс нельзя критиковать. Процесс и есть критика, отсылающая к самой себе по мере расширения. Единственный путь вперед проходит сквозь нее, что означает дальше вглубь.
Ник Ланд, Быстрое-и-грубое введение в акселерационизм.
[ПРЕДИСЛОВИЕ]
Понятие акселерационизм является одновременно понятным и ясным, но при этом является довольно размытым. С одной стороны, интуитивно понятно, что подразумеваться под этим понятием. То, что понимается большинством людей, которые хоть что-то слышали об акселерационизме, как об идеологии, можно описать фразой, которую сказал американский философ Стивен Шавиро:
«Акселерационизм – это идея о том, что единственный путь — это пройти через это»
Данное определение в различных его вариациях является довольно распространённым, однако есть его и более конкретное описание как идеи, которая призывает к интенсификации капиталистических процессов, ради стимуляции/интенсификации технического научного прогресса, дабы преодолеть текущую политико-экономическую формацию при помощи этого самого технического научного прогресса. Такое определение уже является более конкретным, однако и тут часто возникают споры о том, а что конкретно тут ускоряется (И как мы разберём далее, предлагается «ускорять» не только разные вещи и процессы, но сами пути к этому «ускорению» также предлагаются разные). В связи с этим, акселерационизм имеет не только разнообразную политико-экономическую направленность, но и эстетическую, в том числе.
В связи с данной проблемой и спецификой акселерационистского дискурса, у многих людей на Западе и особенно в СНГ есть определенная проблема понимания данной концепции. Ситуацию обостряет сама недоступность и сложность материала, по которому можно было бы лучше понять акселерационизм. На западе, как правило, упирается в сложность текстов самих мыслителей, что повлияли на формирование акселерационизма, будь это континентальные философы как Делёз с Лиотаром или уже более современные мыслители как Ник Ланд. В СНГ же на данную проблему накладывается ещё и тот факт, что большинство материалов касательно концепции акселерационизма написаны на английском языке. В купе с ранее описанной проблемой, изучение акселерационизма человеком из русскоязычного пространства интернета становится очень проблематичным.
Данный текст ставит цель описать и разложить по полочкам идею акселерационизма вместе с его вариациями, а также выяснить насколько валидной и актуальной эта идея является сейчас.
[Маркс]
Генеалогия акселерационизма как идеи воистину является довольно обширной, её корни уходят к Канту и Спинозе, а современные исследования, статьи и некоторые философские аналитические работы уже из нашего настоящего лишь только добавляют к этому самому генеалогическому древу больше корней. Тем не менее, несмотря на её обширность, мы можем выделить основных мыслителей и философов, что повлияли на формирование акселерационизма. Одним их таких является Карл Маркс.
…покровительственная система в наши дни является консервативной, между тем как система свободной торговли действует разрушительно. Она вызывает распад прежних национальностей и доводит до крайности антагонизм между пролетариатом и буржуазией. Одним словом, система свободной торговли ускоряет социальную революцию. И вот, господа, только в этом революционном смысле и подаю я свой голос за свободу торговли.
Карл Маркс, Речь о свободе торговли
Исходя из этого отрывка, мы можем понять, что мысль о высвобождении «скрытых производственных сил капитализма» и диалектической по своей сути, интенсификации противоречий ради радикальных социальных изменений появилась именно в работах Карла Маркса. Несмотря на то, что Маркс был антикапиталистом, тем не менее, он утилитарно относился к свободной торговле и капитализму, считая, что можно использовать революционный потенциал капитализма и противоречия внутри него против него самого. Маркс также признавал и определенные достоинства капитализма, в частности тот факт, что капитализм стимулирует развитие научно-технического прогресса, а также разрушает старые социальные структуры как, например, традиционный патриархальный семейный уклад. Иначе говоря, по мнению Маркса, буржуазия и буржуазная система когда-то были прогрессивными и революционными единицами, однако со временем они стали менее прогрессивными. Об этом он пишет в манифесте коммунистической партии:
Буржуазия сыграла в истории чрезвычайно революционную роль. Буржуазия, повсюду, где она достигла господства, разрушила все феодальные, патриархальные, идиллические отношения. Безжалостно разорвала она пестрые феодальные путы, привязывавшие человека к его «естественным повелителям», и не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного «чистогана».
К.Маркс — Ф.Энгельс, Манифест Коммунистической партии
Утверждение Маркса о том, что «реальным барьером капиталистического производства является сам капитал» в итоге возымело свой ответ со стороны французских философов-поструктуалистов как Делёз, Гваттари, Лиотар и Бодрийяр. Эти философы хотели использовать декодирующее потоки капитала для преодоления этого самого барьера капитала с целью, в том числе, эмансипации человека и преодоления капиталистической системы. Это направление мысли является одной из основополагающих в концепции акселерационизма.
[Французские постструктуалисты]
Постструктуалистская часть генеалогии акселерационизма является, пожалуй, одной из самых сложных и запутанных для понимания. Отчасти это обусловлено самой постструктуалистской мыслью, которая, итак, считается довольно сложно написанной, чего только стоят дилогия книг Делёза и Гваттари «Капитализм и Шизофрения» и «Либидинальная экономика» Лиотара. Именно эти работы являются основными, если не каноничными, в акселерационистской теории. Данные работы были написаны после событий «красного» мая 1968 во Франции как реакция на поражение протеста и по своей сути являются критикой идей т.н «гошистов».
В то время как многие левые отреагировали на быстрое угасание майских событий призывами к маоистской или ленинской дисциплине, другие утверждали необходимость идти по квазианархистскому пути освобождения от всех дисциплинарных структур — левых и правых. Три работы стали ярким выражением этой тенденции и, несмотря на взаимный антагонизм, часто объединялись в «философию желания»: «Анти-Эдип» Жиля Делеза и Феликса Гваттари (1972); «Либидинальная экономика» Жана-Франсуа Лиотара (1974) и «Символический обмен и смерть» (1976) Жана Бодрийяра. Все эти тексты свидетельствуют о формировании их авторов ультралевыми течениями, и каждый из них пытается превзойти другого в плане радикализма. В частности, они отвечают на утверждение Маркса о том, что «реальным препятствием капиталистического производства является сам капитал», утверждая, что мы должны преодолеть этот барьер, обратив капитализм против самого себя. Они представляют собой экзотическую разновидность la politique du pire: если капитализм порождает свои собственные силы распада, то необходимо радикализировать сам капитализм: чем хуже, тем лучше.
Бенджамин Нойс, Устойчивость негативного: Критика современной континентальной теории
Несмотря на то, что Бенджамин Нойс упоминает Бодрийяра как одно из основных лиц той тенденции и течением мысли, что имелась у поструктуалистских философов (И которую Бенджамин Нойз назовёт акселерационизмом), тем не менее Жан Бодрийяр не является настолько же основной и влиятельной фигурой в акселерационистском дискурсе как тот же Делёз и Лиотар. Бодрийяр оказал своё влияние, например, на идеи CCRU, в частности, поспособствовав появлению понятия «гиперверие» (или же «хайповерие», как многие его предлагают переводить), тем не менее его фигура является второстепенной не только в рамках левой акселерационистской мысли, но в самом акселерационистском дискурсе в целом. В связи с этим есть резон сосредоточиться на Делёзе и Лиотаре, как на наиболее влиятельных (в данных рамках) мыслителей.
[Жиль Делёз]
Второе, что приходит на ум, при упоминании понятия акселерационизма, после Ланда, являются фигуры Жиля Делёза и Феликса Гваттари с Анти-Эдипом в руках. Что же конкретно Делёз и Гваттари писали в «Анти-Эдипе» и «Тысяча Плато»? Что‑ж, помимо критики фрейдистского психоанализа, различных видов марксизма, структур в обществе и пр., в дилогии книг «Капитализм и Шизофрения» проводится анализ процессов, происходящих при капитализме и как последний влияет на различные структуры и сборки (ассамбляжи) в обществе. Именно в эти моменты появляются такие понятия как: территория, территоризация, детерриторизация и ретерриторизация.
Что конкретно обозначают эти понятия? Мы можем по-разному рассуждать о порядках, структурах, сборках, иерархиях и стратах, но в данном случае имеет смысл объяснить данные понятия через геологическую призму, в частности, через понятия гладкого и рифленого. В качестве примера можно взять песочницу. Когда мы оставляем следы на песке, что-то пишем или рисуем, мы, по сути, задаём структуры и смыслы песку и песчаной территории. Однако, когда мы разглаживаем этот самый песок, мы тем самым лишаем его структуры и смысла. Понятия территоризация, детерриторизация и ретерриторизация работают аналогичным способом. Однако поскольку данные понятия опираются на понятие «территория», то стоит привести пример и с территориями. Допустим у нас имеется определенный участок земли, определенная группа людей обосновывается на этой самой земле, образуя племя, организуя местные порядки, традиции, а также местное хозяйство. Таким образом, местные жители племени «территоризировали» местную землю, установив на ней определенные структуры, порядки и пр. Спустя время, на эти земли приходят более развитая и организованная группа лиц, например, это колонисты, представители какой-либо империи или банально представители более развитого княжества/государства, которое находится с ними по соседству. Эти самые колонисты, в широком смысле этого слова, начинают разрушать местные идолы, сжигать посевы, вытеснять местных жителей и нарушать местные традиции с порядками. По сути, условные колонисты проводят процесс детерриторизации, при котором происходит раскодировка старых структур и их элементов. Однако теперь, когда поселенцы-колонисты произвели раскодировку и разрушение старого, им теперь необходимо установить и образовать свои порядки и структуры, при этом им необязательно начинать всё с чистого листа, они могут обосноваться на том, что осталось. Таким образом происходит процесс «ретерриторизации» земли, при которых происходит инкодирование и связка разрозненных элементов в новую структуру/территорию, при этом элементы этой самой структуры могут быть либо элементы от старой структуры, либо совершенно новые элементы. Этот цикл детерриторизации и ретерриторизации происходит постоянно. Происходит постоянная фрагментация и пересборка различных элементов этих структур и сборок, либо их полное уничтожение, с последующим созданием совершенно новой структуры или сборки. Однако стоит уточнить пару моментов насчёт этого самого цикла детерриторизации и ретерриторизации.
Во-первых, детерриторизация и ретерриторизация не являются взаимоисключающими и антагонизированными процессами, как может показаться на первый взгляд. Как утверждают Делёз и Гваттари в книге «Тысяча Плато»:
Рифленое и гладкое не противостоят друг другу просто как глобальное и локальное. Ибо в одном случае глобальное все еще является относительным, тогда как в другом случае локальное уже является абсолютным.
Жиль Делёз и Феликс Гваттари, Тысяча Плато: Капитализм и Шизофрения
Во-вторых, Делёз и Гваттари выделяют детерриторизацию относительную, абсолютную и негативную.
Относительная детерриторизация всегда сопровождается процессом ретерриторизации, посредством которого происходит «ускользание» концептов, структур и пр., установленных на этой самой территории или, как сказали бы Делёз и Гваттари, «на определенном витке ткани поверхности». Таким образом происходит «высвобождение» места для новых элементов, концептов, структур, ресурсов и т.д. Примером такой относительной детерриторизирующей силы являются рыночные потоки при капитализме, что разрушают старые порядки, структуры и концепты, однако таким образом, чтобы они имели смысл и ценность на основе товарно-денежной стоимости. Таким образом происходит постепенное расширение изначальной территории.
Абсолютная детерриторизация — это процесс, при котором происходит полное декодирование и фрагментация старой территории без заимствования чего-либо от старой структуры, сборки и системы. Приводя тот же пример с поселенцами-колонистами, абсолютная детерриторизация, по сути, является полная ассимиляция местных жителей этими самыми поселенцами-колонистами, которые принесли новые сборки, страты и структуры, новые порядки и культурный код, которого никогда не было на этой земле. Данный тип детерриторизации подобен выжигающему всё на своем пути пожару, который оставляет после себя лишь выжженную землю. Такой тип детерриторизации для Делёза для Гваттари не является желательным, так как для нашего спасения недостаточно гладкого пространства1.
Негативная детерриторизация — это процесс, при котором происходит укрепление связей между территорией и вписанными (инкодированными) на ней культурным кодом, сборками, структурами и системой.
Третий момент, но не менее важный. Процесс детерриторизации имеет хаотичный, спонтанный и непредсказуемый характер, в связи с этим последствия этой самой детерриторизации никогда нельзя точно предсказать, так как что угодно может произойти между процессами детерриторизации и ретерриторизации.
Капитализм для Делёза и Гваттари является своеобразным катализатором этой самой декодирующей детерриторизирующей силы, что разрушает старые структуры и порядки. Однако есть один момент, насколько рынок является детерриторизирующей силой, настолько он же является силой ретерриторизирующей. Причиной тому является та самая черта капитализма, что позволяет интегрировать в себя системы, структуры и сборки при условии, чтобы они имели смысл и ценность на основе товарно-денежной стоимости. Иными словами, капитализм хоть и создает себе критику и протест, тем не менее он их после апрориирует и интегрирует в свою систему, подобно мышечным волокнам, что при тренировке сначала разрываются, но после не просто восстанавливаются до исходного состояния, но становятся более сильными. Важно отметить, что данный цикл детерриторизации и ретерриторизации куда более масштабен чем Маркс мог бы предположить, а также он не следует диалектическому паттерну развития. Дело в том, что Делёз и Гваттари были противниками диалектики, взамен предлагая более плюралистические концепты, основанные на концептах Фридриха Ницше, который также был противником диалектики, предлагал более плюралистические подходы (Примером этого является его перспективизм) и призывал преодолевать старые концепты, порядки и устои.
Процесс детерриторизации для Делёза и Гваттари – это не просто дестабилизирующий процесс, это масштабная, рассеянная повсюду и всепроникающая сила. Основная идея в том, что «потоки желаний» высвобождаются при вводе таких вещей как деньги и свободная торговля, что приводит к декодированию в куда большем масштабе, чем Маркс мог бы предположить изначально. Эта самая сила разрушала и дестабилизировала структуры/территории ещё задолго до капитализма. С точки зрения Делёза и Гваттари, капитализм — это исторический этап, при котором высвобождается наибольшее количество потоков желания, следовательно, производит больше этой самой детерриторизирующей силы, что сильнее декодирует старые структуры/территории.
В истории всегда были раскодированные желания, желание раскодирования, история всегда была полна ими. (…) капитализм и его срез определяются не просто раскодированными потоками, а обобщенным раскодированием потоков, новой массивной детерриторизацией, конъюнкцией детерриторизованных потоков.
Жиль Делёз и Феликс Гваттари, Анти-Эдип: Капитализм и Шизофрения
Капитализм для Делёза и Гваттари уникален не только, потому что при нем больше всего раскодирующих потоков, но и также потому, что сам социус при нём стал раскодирующей машиной. Раскодирующей машиной, что создаёт шизофреническую петлю обратной связи, движение, что даёт нам возможность попытку преодолеть барьер капитала. При этом не через путь противоречий и отрицания капитализма.
[Жан-Франсуа Лиотар]
Фигура Жана-Франсуа Лиотара при анализе акселерационизма, в большинстве своем, отодвигается на второй план, как правило, в виде упоминания, что Жан-Франсуа Лиотар тоже является частью большого акселерационистского генеалогического древа. Однако это не совсем справедливо по отношению к самому Лиотару, так как его книга «Либидинальная экономика» оказала не меньший вклад в развитие акселерационизма как политической философской концепции. Более того, именно в Либидинальной экономике можно узнать те самые радикальные акселерационистские и ницшеанские порывы, которые будут у того же Ника Ланда и безусловных акселерационистов, но об этом подробнее будет рассказано далее.
Так что же такого особенного в «Либидинальной экономике» Лиотара? Что ж, стоит сказать, что Лиотар назвал данную книгу «злой» (méchant) не просто так. Несмотря на то, что Лиотар не позиционирует данную книгу как серьёзную философскую теоретическую работу, говоря читателю: «не мыслить же нам, мы же не мыслители»2 и «эта книга принадлежит скорее искусству слова, чем философскому и в том числе диалектическому письму»3, тем не менее недооценивать значимость данного текста не стоит. Ведь именно в этой книге Лиотар описывает тот сверхмонистический образ нечеловеческой экономики (в частности, капиталистической), которая описывается в схожей манере Жоржем Батаем и Ником Ландом. В этой картине нет места актерам, сценам, ролям и закулисью, только тела, аффекты и интенсивности.
Возвращаясь же к капитализму, в книге Лиотара имеется следующий известный в акселерационистском дискурсе отрывок, хоть и не настолько известный, как цитата Делёза и Гваттари из «Анти-Эдипа»:
Но, собираетесь вы сказать, все это готовит почву для власти и господства, для эксплуатации и даже истребления. Совершенно верно; но то же относится и к мазохизму; но странная телесная договоренность подсобного рабочего с его службой и его машиной, которая так часто наводит на мысль о механизме истерии, тоже спообна произвести истребление населения: посмотрите на английских пролетариев, на то, что сделал с их телами капитал, то есть их труд. Но вы собираетесь сказать мне на это: а что им оставалось? либо так, либо умереть. Но всегда либо так, либо умереть, таков закон либидинальной экономики, нет, не закон: таково определение — предварительное, совсем предварительное, в виде крика — интенсивности желания, так или умереть, то есть так — и от этого умереть, в этом «так» всегда смерть, как его внутренняя корка, тонюсенькая кожура орешка, пока еще не как его цепа, напротив, как то, что делает это «так» неоплатным. И вы, чего доброго, думаете, что это альтернатива, так или умереть. И что если так и делают, если становятся рабом своей машины, машиной машины, сношаются с машиной, которая сношает тебя по восемь часов в день, а век тому назад все двенадцать часов, то из-за того, что к этому понуждаемы, потому, что цепляются за жизнь? Смерть не есть альтернатива этому так, она составляет его часть, она свидетельствует, что тут не обходится без наслаждения, английские безработные стали рабочими не для того, чтобы выжить, они — покрепче упритесь, чтобы в меня плюнуть,—наслаждались истерическим, мазохистским, не знаю, каким еще изнурением, оставаясь в шахтах, литейных цехах, в мастерских, в аду, они безумно наслаждались безумным разрушением своего органического тела, каковое было им, конечно же, навязано, они наслаждались тем, что оно им было навязано, они наслаждались распадом своей личной идентичности, идентичности, созданной их крестьянскими традициями, наслаждались распадом семей и деревень, наслаждались новой чудовищной анонимностью пригородов и утренних и вечерних пивных.
Жан-Франсуа Лиотар, Либидинальная экономика
Вся книга Лиотара может быть прочитана как боди-хоррор, тем более что «развертывание человека» в «либидинальную ленту» Мёбиуса этому способствуют. Значительная часть текста посвящена описанию процесса разрушения органического тела капиталом, однако в данном отрывке промелькивает тот самый момент трансгуманистического (если не постгуманистического) перехода от органического тела человека к кибернетическому телу, машине.
Говоря о «Либидинальной экономике», нельзя не отметить тот факт, что эта работа не имеет какой-то позитивной политической программы. Ещё сильней эту ситуацию усугубляет его цитата о том, что «ни в коем случае нельзя идти на поводу у требования ясности». Эта цитата может сбить с толку неподготовленного читателя, заставив его думать, что если текст и стоит серьёзного рассмотрения, то только в исключительно художественном контексте. Несмотря на антитеоретический настрой Лиотара в этом тексте, тем не менее отсутствие какой-либо политической позитивной программы объясняется самим объектом описания, а именно капитализмом. Главное отличие Лиотара от Делёза и Гваттари, помимо того, что Лиотар не рассматривает капитализм как эквивалент деспотизму (Или выражаясь на языке психоанализа Эдипу), заключается в том, что Лиотар считает, что несмотря на все негативные черты капитализма как отчуждение, угнетение и пр., тем не менее у нас нет никакого выхода капитализма «извне». Вопреки вере Делёза и Гваттари о субъекте, что произвёл бы детерриторизацию, Лиотар отрицает, что мы так или иначе можем занять «внешнюю» позицию по отношению к капиталу. Это проговаривается самим Лиотаром же далее в этой же главе, а также в статье Energumen Capitalism:
Отсюда вопрос: С какой стати вы, политические интеллектуалы, склоняетесь к пролетариату? из сострадания к чему? Понимаю, что на месте пролетария ненавидел бы вас, вас стоит ненавидеть, но не потому, что вы — буржуа, привилегированные белоручки, а потому, что вы не осмеливаетесь сказать то единственное, что сказать важно: можно таки наслаждаться, сглатывая сперму капитала, материи капитала, металлопрокат, полистиролы, книжонки, макароны с сосисками, глотая их тоннами, пока не лопнешь,—и что вместо того, чтобы сказать об этом, а ведь к тому же именно это и происходит в желании превращенных в капитал, пролетариев рук, задов и голов, ну да, вы становитесь во главе мужчин, во главе сутенеров, вы склоняетесь, вы говорите: ах, но это же отчуждение, как некрасиво, подождите, и вас освободят, мы намерены работать над вашим освобождением от этой скверной привязанности к рабству, мы вернем вам достоинство. И вот так-то вы, моралисты, становитесь на преотвратительную сторону, ту, где желаешь, чтобы наше, превращенное в капитал, желание целиком и полностью не принималось в расчет, было запрещено, попрано, вы совсем как священники с грешниками, наши рабские интенсивности вызывают у вас страх, вы должны сказать себе: как они, должно быть, страдают, перенося все это! И конечно же, мы, превращенные в капитал, страдаем, но это не означает, что мы не наслаждаемся, не исключает, что то, что вы собираетесь предложить нам в качестве лекарства —от чего? от чего? —противно нам в еще большей степени, мы испытываем ужас перед терапией с ее вазелином, мы предпочитаем надорваться от количественных излишеств, которые вы относите к самым глупым. И не ожидайте к тому же, что восстанет наша спонтанность.
Жан-Франсуа Лиотар, Либидинальная экономика
Так что отбросьте дурную политику, политику дурной совести, ее мудрые кортежи и их знамена, весомые процессии симулированного благочестия: капитализм никогда не погибнет от дурной совести, он не погибнет из-за Джека, из-за неспособности дать эксплуатируемым то, что им причитается. Если он и умрет, то только от избытка, потому что его энергия постоянно вытесняет его пределы; «возмещение приходит как дополнение, а не как параноидальная страсть к справедливости, к тому, чтобы отдать каждому его должное, как если бы человек знал, что это такое, как если бы сегодня не было очевидно, что сегодня, что «зарплата» рабочего в любой из десяти самых богатых стран не содержит, помимо рыночной стоимости его энергозатрат, перераспределяемую долю прибавочной стоимости!
Жан-Франсуа Лиотар, Energumen capitalism
В отрывке об английском пролетарии XIX века Лиотар использует слово «jouissance». Хоть оно имеет и конкретное значение (Заданное Лаканом) как экстремальная форма удовольствия, Лиотар использует его в несколько ином смысле. Он использует его в качестве обозначения наслаждения самим либидо или желанием. Как пишет Лиотар:
Система капитала — вовсе не место затемнения так называемой потребительной стоимости, которая бы ей предшествовала — таков как раз романтизм отчуждения, христианство, — что она прежде всего в некотором смысле больше, чем капитал, древнее, шире и, далее, что эти якобы абстрактные, годные для предварительных измерений и расчетов знаки сами по себе либидинальны.
Таким образом, Лиотар напрямую критикует мысль Маркса о том, что при капитализме не может быть наслаждения (jouissance), попутно разрушая остальные концепты Маркса, повязанные на этой самой мысли. По мнению Лиотара, Маркс отказывает капитализму в наличии системы наслаждения (jouissance). Примеров этого в тексте много, но наиболее ярким примером этого суждения является довольно известное разделение Маркса на два образа: маленькую девочку Маркса и Маркса великого прокурора.
…малышка Маркс, смущенная извращенностью полиморфного тела капитала, домогается великой любви; великий прокурор Маркс, уполномоченный обвинить извращенцев и «обрести» подходящего любовника (пролетариат), берется изучать дело обвиняемого капиталиста.
Юная целочка Маркс говорит: итак, я влюблена в любовь, нужно все это прекратить, все это промышленное, промысловое дерьмо, от этого я тоскую, я хочу вернуться к (не)органическому телу, — и уступает место огромному бородатому эрудиту, дабы тот разработал тезис, что это не может не прекратиться, и в качестве адвоката сих обездоленных (к числу которых принадлежит и она, малышка Маркс) представил свои революционные заключения; дабы стал акушером капитала; и в итоге дал ей, именно ей, то цельное тело, которое ей нужно, того ребенка, по крайней мере того ребенка на словах, который был бы предваряющим дубликатом (родившимся раньше младшим сыном) ребенка во плоти: пролетариата, социализма. Но увы, он ей его не дает. Перед ней так и не ляжет «художественное целое» сочинений «целиком». Перед ней и в ней будет нарастать страдание, потому что в самом своем расследовании, поскольку оно не имеет конца, ее прокурор обнаружит странное наслаждение: наслаждение, которое вытекает из инстанцирования и разрядки влечений в откладывании. Наслаждение бесконечностью.
Жан-Франсуа Лиотар, Либидинальная экономика
В итоге, если сам капитал это jouissance (Хоть и не в совсем чистой его форме), то это значит, что отчуждаться банально нечему. Нет никакой реальной экономики желания, которая каким-то образом подавляется или отчуждается капиталом, есть лишь мерцающая видимость разочарованной (disenchanted) либидинальной экономики по ту сторону капитализма4.
Хоть и, считает Лиотар, у капитализма нет «внешнего» ограничения, тем не менее у него есть «внутренние» ограничения и механизмы (dispositifs) на связывания либидо с другим либидо и сдерживании интенсивности. В связи с этим, Лиотар видит выход через высвобождение либидо и jouissance, которые по своей природе имеют трансгрессивную и дестабилизирующую природу. Несмотря на то, что jouissance и либидо подпитывают капитализм и его механизмы (dispositifs), тем не менее они же и являются дестабилизирующими факторами, что вызывают перегрев либидинальной петли.
Подводя итоги о Лиотаре, мы можем сказать, что именно у него появился тот самый образ капитализма, разрушающего органическое тело и замещающего неорганическим телом машины, при этом являясь децентрализованной, иррациональной и антиутилитарной системой. Система, что разрушая диспозитивы и по своей сути являясь трансгрессивной, но при этом также устанавливающей свои диспозитивы, структуры, страты. Забегая немного вперед, именно по этой причине Ник Ланд в какой-то степени отдает предпочтение Лиотару, а не Делёзу, по крайней мере на момент написания своей монографии «Жажда аннигиляции: Жорж Батай и вирулентный нигилизм».
«Нет никаких сомнений в том, что в течение периода, закончившегося в 1974 году выходом «Либидинальной экономики», Лиотар был гораздо ближе к мысли Ницше, чем когда-либо был Деррида, симптомом чего является приверженность Лиотара скорее психоаналитическим, чем феноменологическим методам исследования. Тем не менее даже на этом этапе своей работы Лиотар отрекается от пространства атеизма с решимостью, легко сравнимой с решимостью Деррида. Он считает атеизм реактивным, повторяющим жест негации, который скорее относится к теологии, чем к импульсам энергетического бессознательного, которое, как утверждает Фрейд, не знает негативности. Ницшеанская мысль требует, по его мнению, отхода (disinvestment) от монотеизма, а не его критики. Христианство должно быть не атаковано, а отброшено, поскольку атеизм лишь увековечивает следы памяти, способствующие депрессивным состояниям рессентимента и отвращения. Лиотар стремится убедить своих читателей в том, что мысль о смерти Бога просто ослабляет либидинальную интенсивность, если относиться к ней не как к чему-то безразличному. Бог должен утомлять нас забвением, а не провоцировать нас на бунт.»
[Ник Ланд]
Как было упомянуто ранее, образ нечеловеческой экономики, что десубъективизирует людей, а также замещает их машинами, тем самым совершая трансгуманистический переход, был заложен ещё Батаем и Лиотаром. Именно этот антигуманистический поворот начинает развиваться Ником Ландом и CCRU. Если французские постструктуалисты ставили в качестве своей цели эмансипацию человека и приход к состоянию, свободному от старых систем и ограничений, имеющее ризоматическую структуру, а также обладающее высокой адаптивностью и мобильностью (Такое состояние, например, Делёз и Гваттари называли Новой Землей), то Ник Ланд ставит, в первую очередь, высвобождение именно технокапитализма, кибернетики и, самое важное, производство нечеловеческого разума (intelligence).
Уже в 1990‑е годы меня интересовало освобождение средств производства. У меня нет интереса в эмансипации в том смысле, в каком ее определяют наши доминирующие политические дискурсы. Мне не интересны эмансипированные человеческие группы, эмансипированный человеческий вид, который достигает видового бытия (species-being), чтобы эмансипировать человеческих индивидов… Все это меня нисколько не интересует, поэтому, используя слово «эмансипация», я, конечно, полностью соглашусь с ним, если под этим подразумевается автономизация капитала. Я не думаю, что этого не было в 1990‑е годы, но мне больше не интересно играть в странные академические игры по этому поводу и делать вид, что это тоже самое, что в действительности имеют в виду левые, когда говорят об эмансипации. Я не думаю, что это так. Я думаю то, что левые подразумевают под эмансипацией, — это свобода от автономизации капитала.
Идеология, Интеллект и Капитал: Интервью с Ником Ландом, Vast Abrupt
Как и Делёз, Ник Ланд, считает, что историей движет скорее не человеческая агентность, но детерриторизирующие процессы, одним из которых, по мнению Ланда, является технокапитализм. Что такое технокапитализм и почему по мнению Ланда он куда более агентен, чем человек? Исходя из названия этого термина, это слияние технологий и капитализма. И если с техникой всё понятно, то с капитализмом стоит разъяснить. Дело в том, что для Ланда, капитализм – это не статическая монолитная система, но скорее внешняя динамическая децентрализованная всепроникающая сила, что претерпела различные фазы развития. По мнению Ника Ланда, капитализм, существовал всегда, даже во времена ранней торговли и колониальной деятельности. Капитализм для него – это ноумен, т.е нечто непознаваемое для нас и независимое от нашего восприятия. Нечто, на что мы не можем даже толком повлиять.
У многих философов было предположение, что всеми обществами движет некий животный инстинкт, который находится в основе всего и, тем не менее, стремящийся к некой всё более сложной и фрагментированной комплексности. У Шопенгауэра это была воля к жизни, у Ницше воля к власти, у Делёза желающее производство. Все эти процессы объединяет то, что они иррациональны, антителеологичны и антиутилитарны. Ник Ланд использует хтоническую лавкрафтианскую картину ужаса, дабы описать всю ноуменальность материи, а также иррациональный и хтонический характер процессов, что проистекают из самой основы нашей природы, и которые двигают общества вдоль исторической линии. Ланд использует ницшеанскую концепцию воли к власти, а также либидинальный материализм Лиотара (Что базируется на базовом материализме Жоржа Батая), не только для деструкции тех ложных предубеждений философии времен эпохи просвещения с её рационализацией всего и вся, но и для описания той силы, что лежит в базе материи. А именно той тенденции растраты энергию впустую, что существует даже на уровне термодинамики. Ник Ланд пишет:
Ницшеанская экономика художественного процесса, или дионисийская экономика, строится под везувианской антилогикой вечного возвращения. Такая экономика — это вечное повторение нечеловеческой растраты; неуместный избыток, беспорядочно проявляющийся в превращении отрицания в расточительный ноль. Желанию присуще то, что у него всегда есть свежие и, когда они не подвергаются подавлению, все более изощренные структуры для растраты.
Ник Ланд, Жажда Аннигиляции: Жорж Батай и вирулентный нигилизм
Интерпретация Ландом Батая и Делёза приводит нас к тому, что Ланд обозначил как Внешнее. Это самое Внешнее по Ланду является та самая материя, что влияет на нас, является индифферентной по отношению к человеку и которую мы не можем осознать. Как было ранее сказано в сегменте о Лиотаре: в этой картине мира нет места актерам, сценам, ролям и закулисью Маркса, только тела, аффекты и интенсивности.
Есть один простой критерий вкуса в философии: он заключается в том, чтобы избегать вульгарности антропоморфизма. Именно эта ошибка ведёт к тому, что мы принимаемся за производство клеток*. Вот конкретные из них:
1. Радикальная дегуманизация природы, включающая крайний имперсонализм в объяснении сил природы и полностью атеологическую космологию. Ни намёка на молитву. Инстинктивная брезгливость по отношению ко всем следам человеческой природы, и отношение к ним как к экскрементам материи; как к её самой постыдной части, её отбросам…
2. Беспощадный фатализм. Здесь не место для решений, ответственности, действий, намерений. Любое свидетельство касаемо человеческой природы безвозвратно дискредитирует философа.
3. Отсюда отсутствие любого морализаторства, даже самого твёрдого, самого аристотелевского. Склонность к исправлению, не говоря уже о мстительности, которая проявляется в мелочах.
4. Презрение к общепризнанным ценностям; нельзя даже подумать о том, чтобы случайно затесаться в число порядочных. Даже быть врагом — это слишком удобно; нужно быть чуждым, зверем. Нет ничего более абсурдного, чем философ, который хочет понравиться.
Либидинальный материализм — вот название для такой философии, хотя, возможно, это скорее не философия, а угроза. Исторически она пессимистична, широко представлена в работах Ницше, Фрейда, а также Батая и Шопенгауэра. Тематически она «психоаналитична» (хотя она и не верит больше ни в анализ, ни в душу), термодинамически-энергентна (но уже не физикалистична или логико-математична), и, возможно, немного паталогична. Методологически она генеалогична, диагностична и с энтузиазмом относится к акцентуации интенсивности, которая обеспечивает ей выживание после приступов безличного исступления. Стилистически она агрессивна, самую малость гиперболична и — прежде всего — абсолютно невменяема…
Ник Ланд, Жажда Аннигиляции: Жорж Батай и вирулентный нигилизм
В контексте технокапитализма это сводится к мысли о том самом ноуменальном технокапитализме, что также является выражением Внешнего. Том самом технокапитализме, что всё больше и больше воспроизводит нечеловеческого разума (intelligence) посредством технологий и человеческого труда, всё отчуждаясь от людей и становясь всё менее и менее нуждающимся в этом самом факторе под названием человек. Подобно вампиру, что при помощи людей порождает нечеловеческие создания, при этом он сам становится сильнее и менее человечным.
Дело больше не в том, как мы думаем о технике, — хотя бы потому, что техника все больше думает о себе. Возможно, пройдет несколько десятилетий перед тем, как искусственные интеллекты переступят за горизонт биологических, однако считать, что человеческому господству в земной культуре предназначено длиться еще века или того хуже — некую метафизическую вечность, — совершеннейшее суеверие. Прямой путь к мышлению больше лежит не через углубление человеческих познавательных способностей, но через превращение мышления в нечеловеческое, его перенос в развивающееся всемирное вместилище техносознания, к «безлюдным пейзажам [и] опустошенным пространствам», где человеческая культура растворится.
Ник Ланд, Сцепления.
Как было сказано выше, философия Ник Ланда стала во многом основой для того, что в будущем Бенджамин Нойз назовёт акселерационизмом. Ланд разработал ряд важных тезисов и концепций, что не только дополняют ранее озвученное, но и также составляют основу для акселерационизма в том числе.
По Ланду главной движущей силой, процессом, что двигает историю, является то, что он обозначил как петля обратной связи (feedback loops). Эти самые петли обратной связи возникают по разным причинам, от технологических и климатических изменений до истощения ресурсов. У Ланда есть две формы петли обратной связи: позитивная и негативная. По сути, эти самые петли обратной связи Ланд описывает как детерриторизация и ретерриторизация, где позитивная петля обратной связи это детерриторизация, а негативная петля обратной связи это ретерриторизация. По сути Ник Ланд продолжает делезианскую критику марксизма, а точнее критику диалектики, что была применена в историческом материализме, у которого главной движущей силой были противоречия и конфликты.
Капитализм не является тотализуемой системой, которая определяется товарной формой как особым способом производства и которая решительно отрицается пролетарским классовым сознанием. Он скорее конвергентное нереализуемое нападение на социальный макробес, чьим симптомом является крах способа или формы производства и появление все более непостижимых экспериментов в области товаризации, а также обволакивания, демонтажа и оцепления любого субъективного пространства. Он всегда движется к пограничному не-пространству, расплавляя Землю в тело без органов, — и производится им «не обетованная или ранее существовавшая земля, а земля, которая создается по мере развертывания своей тенденции, своего расслоения, самой своей детерриторизации». Капитал — не сущность, а тенденция, чья формула состоит в раскодировке или обусловленной рынком имманентизации, постепенно подминающей общественное воспроизводство под технокоммерческую репликацию.
Ник Ланд, Машинное желание
Одним из ключевых понятий в философии Ника Ланда является т.н. «Телеоплексия» (Teleoplexy). Это понятие подразумевает, что техно-индустриальное и финансово-коммерческое ускорение неразделимо друг друга, так как одно влечёт за собой другое. Во многом из-за этого акселерационизм чаще всего ассоциируется с киберпанком, так как киберпанк показывает, как отчужденные человеческие проблемы отодвигаются на второй план проблемами технически высокоразвитой индустрии, а не антиутопичной картиной мира, как принято считать, хоть и антиутопичные виды киберпанка эстетически схожи с акселерационизмом, по крайней мере с одним из его видов.
§00. Термин «акселерация» в данном тексте описывает временную структуру накопления капитала. Таким образом, он отсылает к «окольности», лежащей в основе модели капитализации Бём-Баверка, в которой накопление сбережений и техничность интегрированы в один социальный процесс — перенаправление ресурсов от непосредственного потребления к улучшению аппарата производства. Как следствие, техника и экономика, будучи двумя компонентами капитала, в исторических условиях вспыхнувшего роста капитала имеют между собой лишь ограниченное, формальное различие. Их неразрывно сдвоенная динамика техономична (самостимулирующийся коммерческий индустриализм). Акселерация — это техономичное время.
§09. Телеоплексия, или кибернетическая интенсификация (положительной обратной связи), описывает машинную длину волн, направляющуюся среди космических лучей к крайнему ультрафиолету. Она коррелирует со сложностью, связностью, машинной компрессией, экстропией, свободной диссипацией энергии, эффективностью, интеллектом и оперативной способностью, определяя градиент абсолютного, но скрытого улучшения, которое задает направление социоэкономическому отбору через рыночные механизмы, выраженные в мерах производительности, конкурентоспособности и стоимости капитальных активов.
Ник Ланд, Телеоплексия: Заметки об акселерации
Одним из ярких и важных текстов Ланда также является текст «Критика трансцендентального мизерабилизма». В этом тексте Ник Ланд подвергает критике ту тенденцию у левых (акселерационистов в том числе), которую он обозначил как «трансцендентальный мизерабилизм». Что такое трансцендентальный мизерабилизм? По сути, это определенное направление пессимистической мысли у левых мыслителей, которое имеется у многих левых мыслителей, начиная со сторонников критической теории и заканчивая постмарксистами и левыми акселерационистами. Как сам Ник Ланд охарактеризовал это направление мысли в этом тексте: «желание окончательно похоронить любое стремление к позитивному экономизму («освобождение сил производства от капиталистических отношений производства»)». Ник Ланд обращает внимание текущую тенденцию у левых, которые всё меньше и меньше обращаются к позитивной политико-экономической программе, ибо они, по мнению Ланда, прекрасно осознают тот факт, что технокапитализм всё равно обойдет своих конкурентов, несмотря на все их усилия. В связи с отказом у современных левых от исторического материализма и порой даже от самого Маркса, по сути остаётся лишь негодование и фрустрация, которая редуцируется через капитализм в широком его смысле.
Для трансцендентального мизерабилиста «капитализм» — это страдание от уничтоженного желания, имя всему, что может быть желанным во временном бытии, невыносимые танталовы муки, чья первичная природа была раскрыта гностическим провидцем как упадок, истощение и смерть.
Ник Ланд, Критика трансцендентального мизерабилизма
Сразу же вспоминаются те образы Маркса маленькой девочки и Маркса великого прокурора у Лиотара, однако в контексте Ланда их позиция выглядит ещё более депрессивной и удручающей. Занятие позиции трансцендентального мизерабилизма нисколько не улучшает их положение и состояние. Все новомодные антикапиталистические проекты будет так или иначе побеждены капитализмом.
Технокапиталистическая индустрия, технокапиталистическая финансовая система и разветвленность капиталистических отношений наглядно показывают, что «палеомарксистские надежды по извлечению посткапиталистического будущего из капиталистической машины откровенно немыслимы». Перейти к экономическому росту и развитию означает перейти к капитализму. То же самое касается и технологического развития. Капиталистические потоки всё сильнее ускоряются, попутно вводя всё новые инновации, что не только превосходят ожидания людей, но и способствуют автономизации капитала. В конце концов, как утверждает Лиотар, а вместе с ним и Ник Ланд, у капитализма нет внешнего предела, который бы его остановил, включая жизнь и биологический интеллект, то есть людей. Однако, несмотря на это, трансцендентальный мизерабилист, находясь в неприступном режиме негации (impregnable mode of negation) всё равно будет подвергать сомнению неисчерпаемый процесс инновации у капитализма, при этом он сам не способен выдвинуть альтернативную позитивную экономическую программу, что обрекает его на тоску о несбывшемся посткапиталистическом будущем.
Капитализм, с другой стороны, не имеет внешних пределов, он поглотил жизнь и биологический интеллект, чтобы создать новую жизнь и новый уровень интеллекта далеко за пределами человеческих ожиданий. Конечно, трансцендентальный мизерабилист имеет неотъемлемое право демонстрировать скуку. Называете это новым? Здесь нет ничего кроме изменения.
А вот на что у трансцендентального мизерабилиста нет прав, так это на претензию выдвинуть позитивный тезис. Марксистская мечта о развитии без конкуренции была всего лишь мечтой, старая монотеистическая мечта возродилась, волк лежит рядом с ягненком. Если такая мечта считается «воображением», тогда воображение не более чем видовой дефект: упаковка вульгарных антагонизмов в обертке утопических фантазий, чтобы выступить против реальности в угоду стерильной негативности.
Ник Ланд, Критика трансцендентального мизерабилизма
Иначе говоря, мы не можем «выйти» из капитализма. Нет такого капитализма, которым можно было бы не заниматься, мы либо делаем капитал хорошо и эффективно, либо неэффективно и плохо. Все мечты о развитии и динамизме без конкуренции так и останутся лишь мечтами.
Посткапитализм» не имел иного значения, кроме остановки двигателя изменений. Жизнь продолжается, и капитализм создает жизнь так, как она никогда не создавалась раньше.
Ник Ланд, Критика трансцендентального мизерабилизма
[Левый акселерационизм]
Левый акселерационизм возымел свою популярность среди людей левых взглядов по ряду причин. Во многом, это связано с идеологическими корнями акселерационизма, а также причинами из настоящего и прошлого, о которых было сказано ранее. Выше был приведён отрывок из книги Бенжамина Нойза, в котором отмечалось «акселерационисткое» направление мысли у таких философов как Лиотар, Делёз и Бодрийяр. Эта тенденция повлияла уже на формирование идей у таких интеллектуалов, как Марк Фишер, Алекс Уильямс, Ник Срничек, Пит Вульфендейл, а также в некоторой степени Славой Жижек. Эти самые личности и сформулировали т.н левый акселерационизм.
Марк Фишер в первую очередь стал известен благодаря своим книгам «Капиталистический реализм» и «Призраки моей жизни». В его работах присутствует несколько важных концепций и понятий, что нужны для понимания левого акселерационизма
Марк Фишер проводит анализ феномена, который он обозначил как «Капиталистический реализм». Что это понятие из себя представляет? В одноименной книге, он приводит довольно известную фразу, что приписывают Славою Жижеку и Фредрику Джеймсону:
«Легче вообразить конец света, чем конец капитализма»
Именно эта фраза описывает суть капиталистического реализма. Марк Фишер отмечает, что капитализм по своей сути объявил себя концом истории, т.е. самой эффективной системой, лучше которой уже ничего не будет. Это суждение исходит и в том числе от американского философа и политолога Френсиса Фукуямы, который провозгласил т.н «конец истории». Марк Фишер пишет:
Капиталистический реализм в моем понимании не может ограничиваться искусством или теми квазипропагандистскими вариантами, с которых связана реклама. Скорее, это нечто вроде повсюду проникающей атмосферы, обусловливающей не только культурное производство, но и регуляцию труда и образования, действующей в качестве некоей невидимой преграды, блокирующей мысль и действие.
Марк Фишер, Капиталистический реализм
Одной из черт капиталистического реализма является его способность интеграции и апроприации себе на пользу антикапиталистических протестов. Это напоминает рассуждения французского философа Жана Бодрийяра, который говорил, что общество спектакля уже не имеет свою прежнюю форму подчинения этому самому внешнему спектаклю, он скорее предлагает с ним взаимодействовать и быть его участником. Примером этого процесса может являться то, как иконические фигуры социалистов революционеров, по типу Че Гевары, Маркса, Ленина и других, были апропрированы себе на пользу капитализмом, например, банально печатая принты с их лицами на футболках, которые уже покупают сторонники идей этих личностей. Ещё одним ярким примером такой интеграции и апроприации протеста может быть нашумевшее в 2020 году движение, что борется за социальное равенство и права чёрных «Black Lives Matter». Капитализм быстро интегрировал себе на пользу это движение, несмотря на то что среди самих сторонников БЛМ было много тех же социалистов. Начали продаваться тематические футболки с надписью Black Lives Matter, бренды стали использовать тему борьбы прав черных и за социальное равенство и т.д. Как отмечал Марк Фишер, капиталистический реализм использует антикапиталистические и протестные настроения, дабы укрепить себя. Он пишет:
На самом деле капиталистический реализм вовсе не исключает некоего антикапитализма. В конце концов, как однажды отметил — не без вызова — Жижек, антикапитализм при капитализме очень широко распространен. Время от времени главным негодяем в голливудских фильмах оказывается «нехорошая корпорация». Ни в коей мере не подрывая капиталистический реализм, такой показной антикапитализм на самом деле его укрепляет (…) Роль капиталистической идеологии — не выступать в защиту чего бы то ни было, как делает пропаганда, а скрывать тот факт, что действия капитала не зависят от субъективно принятых мнений. Невозможно представить фашизм или сталинизм без пропаганды, однако капитализм отлично без нее обходится, в некотором смысле ему даже лучше, когда его никто не отстаивает и не защищает.
Марк Фишер, Капиталистический Реализм
Ещё одно понятие, что часто идёт в паре с капиталистическим реализмом является феномен «медленной отмены будущего», который этим самым капиталистическим реализмом и вызван. В медиа, кино, книгах, музыке, а в последнее время и в видеоиграх, мы всё реже и реже видим что-то новое и инновационное. В большинстве своем это либо обновление старого, либо пародия. Современная культура при капиталистическом реализме погрязла в самоповторе и эксплуатации ностальгии. Наблюдается общая стагнация при капитализме. Об этом пишет Марк Фишер, приводя пример данной стагнации на своей любимой музыке:
Старое теперь не шарахается от «нового» в страхе и непонимании – тех, чьи культурные ожидания сформировались в более ранние периоды, поражает скорее повсеместное сохранение давно знакомых форм. Нигде это не проявляется более ярко, чем в области популярной музыки. Именно через метаморфозы популярной музыки те из нас, кто вырос в 1960–1970–1980-х годах, научились отмерять развитие культуры во времени. Но, взглянув на музыку XXI века, мы не испытаем шока перед будущим. (…) Если культура XX века была охвачена лихорадкой экспериментов с формой, отчего возможности создания нового казались неиссякаемыми, то над XXI веком тяготеет гнетущее чувство конечности и опустошения. В нем не ощущается будущее. Или можно сказать, не чувствуется, что XXI век уже настал. Мы застряли в XX веке так же, как Сапфир и Сталь застряли в своем придорожном кафе.
Далее он пишет:
Медленная отмена будущего сопровождается снижением ожиданий. Вряд ли много кто верит, что в ближайший год выйдет альбом, сопоставимый с «Funhouse» The Stooges или «There’s a Riot Goin’ On» Слай Стоуна. Еще меньше мы ожидаем прорыва в масштабе The Beatles или музыки диско. Чувство запоздалости, ощущение, что золотая лихорадка завершилась до нас, повсеместно витает в воздухе – и столь же повсеместно отрицается. Если вы станете сравнивать текущий застой с плодовитостью прошлых периодов, вас немедля обвинят в «ностальгии».
Взгляните, что стало с понятием «футуристической» музыки. «Футуристическая» музыка давно перестала отсылать нас к чему-то новому и неизведанному в будущем; она превратилась в устоявшийся стиль – наподобие заранее определенного типографского шрифта. Пытаясь представить себе такую музыку, мы даже сейчас вспомним звучание Kraftwerk и им подобных, хотя сегодня это такая же древность, каковой казался оркестровый джаз Гленна Миллера в начале 1970-х, когда Kraftwerk начинали экспериментировать с синтезаторами. Где же Kraftwerk XXI века? Если их музыка возникла как побочный эффект неприятия уже устоявшихся форм, то наше время явно характеризуется необычайным приспособлением к прошлому. Более того, рушатся сами границы между прошлым и настоящим. В 1981 году 60-е казались намного дальше, чем они кажутся сейчас. С тех пор время культуры как бы отогнулось назад, сложившись вдвое, из-за чего представление о линейном развитии сменилось странным ощущением одновременности.
Марк Фишер, Призраки моей жизни.
Однако несмотря на это, капиталистический реализм преследует тот призрак смутных идей, призрак утраты того самого отмененного будущего. Это нас приводит к ещё одному неологизму, который был введён французским философом Жаком Деррида и довольно часто используется Марком Фишером «Призракология» или «Хонтология». Жак Деррида использовал его для критики концепции «конца истории» и смерти коммунизма Френсиса Фукуямы. Он задался вопросом: «если коммунизм всегда был призраком, что означает заявление о том, что сегодня он умер?». Жак Деррида писал:
Привидения приходят из прошлого и появляются в настоящем. При этом, однако, нельзя адекватно говорить о принадлежности привидения к прошлому, даже если видение представляет того, кто был мёртв в течение многих веков, по той простой причине, что привидение, очевидно, не тот же самый объект, что личность, которая носила соответствующее имя. Принадлежит ли в таком случае «историческая» личность, которая идентифицируется с призраком, настоящему? Очевидно, нет, так как идея о возвращении из мёртвых разрушает все традиционные концепции темпоральности. Таким образом, та темпоральность, субъектом которой является призрак, является парадоксальной, так как он одновременно и «возвращается», и осуществляет свой привиденческий «дебют».
Жак Деррида. Призраки Маркса
Таким образом, призрак идей и отмененного будущего у Фишера при современном технокапитализме до сих пор преследует этот самый технокапитализм, что обладает депрессирующим характером.
Учитывая эти феномены капиталистического реализма и отменённого будущего, Марк Фишер и другие левые акселерационисты ставят под сомнение, что современная неолиберальная экономическая политика может что-то предложить помимо стагнации в конце истории, а следственно и то будущее, которое предсказывали условные «классические акселерационисты» в лице раннего Ника Ланда времен CCRU и неолиберальные футуристы.
…Ланд — своего рода антагонист, в котором левые нуждаются. Если кибер-футуризм Ланда может показаться устаревшим, то лишь в том же смысле, в котором устарели джангл и техно — не потому, что они были заменены новыми футуризмами, а потому, что будущее как таковое уступило место ретроспективе. Действительное ближайшее будущее не было связано с Капиталом, снимающим свою латексную маску, под которой скрывается машинное желание; все было как раз наоборот: новая искренность, компьютеры Apple, разрекламированные милой попсовой музыкой.
Хотя осуществленный Лэндом кибер-готический ремикс идей Делёза и Гваттари во многих отношениях превосходит оригинал, его отклонение от их понимания капитализма является фатальным. Лэнд сводит капитализм к тому, что Делёз и Гваттари называют шизофренией, таким образом утрачивая их решающее прозрение, связанное с тем, что капитализм функционирует через одновременные процессы детерриториализации и компенсаторной ретерриториализации. Человеческое лицо Капитала — не то, что он способен в конечном счете отбросить как дополнительный компонент или оболочку-кокон, без которой он может обойтись. Абстрактные процессы декодирования, которые запускает капитализм, должны сдерживаться импровизированными архаизмами, иначе капитализм перестает быть самим собой. Аналогичным образом, вне зависимости от того, могут ли рынки быть самоорганизующимися сетевыми структурами [meshworks], описанными Фернаном Броделем и Мануэлем Деланда, вполне очевидно, что капитализм, в котором преобладают квази-монополии, такие как Microsoft и Wal-Mart, является противником свободного рынка. Билл Гейтс обещает нам бизнес на скорости мысли, но то, что предлагает капитализм, — это мышление на скорости бизнеса. Симуляция инноваций, которые скрывают инерцию и стазис.
Марк Фишер, Терминатор против Аватара: Заметки об акселерационизме
Что же нам тогда предлагают сделать Марк Фишер, Алекс Уильямс, Ник Срничек и прочие левые акселерационисты? Они предлагают вернуться к тому человеческому освобождению, эмансипации, что была оставлена ранним Ландом. Преодолеть капитализм через детерриторизацию, что делается через процесс интенсификации процесса шизофренизации. Левые акселерационисты предлагают это делать разными путями. Например, Марк Фишер предлагает вдохновляться психоделическими и контркультурными движениями 20–21 веков и использовать некоторые их элементы, дабы обнаружить новые будущие политические возможности, однако не повторять их.
Один из пороков левых заключается в беспрестанном повторении исторических споров, в тенденции все время возвращаться к Кронштадту или нэпу, вместо того чтобы планировать и организовывать что-то на будущее, в которое они действительно верят. Неудачи прежних форм антикапиталистической политической организации не должны стать причиной отчаяния, однако же следует расстаться с какой-то романтической привязанностью к политике неудачи, к удобной позиции маргинала, потерпевшего поражение. (…) Как весьма убедительно заметил Бадью, настоящий антикапитализм должен быть конкурентом Капитала, а не реакцией на него. Не может быть возврата к докапиталистическим территориальностям. Антикапитализм должен противопоставить глобализму Капитала свою собственную подлинную универсальность. (…) Если неолиберализм одержал победу, присвоив желания рабочего класса эпохи после 1968 года, новые левые должны начать с опоры на желания, которые неолиберализм породил, но не смог удовлетворить.
Марк Фишер, Капиталистический Реализм
Как было отмечено ранее, Ник Ланд ставит знак равно между шизофренией и капитализмом, что некорректно, ибо детерриторизирующая сила была и до прихода капитализма. Ник Срничек в своем манифесте акселерационисткой политики отметил, что Ник Ланд путает скорость и ускорение. Ведь мы можем действительно быстро перемещаться, но только в определённых капиталистических параметрах, которые при этом неизменчивы. Вряд-ли можно считать бесконечные выпуски фильмов марвел или конвейерные релизы в рамках одной серии игр пиком инноваций, креативности и экспериментальности.
Мы ощущаем при этом лишь увеличение скорости локального горизонта — простое, бессмысленное стремление вперед, но никак не ускорение (понятие, предполагающее также и самостоятельную навигацию — экспериментальный процесс новых открытий в универсальном пространстве возможностей). Именно этот тип ускорения, по нашему мнению, является крайне важным.
Ник Срничек, Манифест акселерационисткой политики
Вместо этого, Срничек и Уильямс предлагают использовать новые технологии, новейшие теоретические и эмпирические данные для анализа происходящего, дабы с помощью них же создавать новые концепции, структуры, а интенсифицировать детерриторизирующие процессы. Срничек и Ульямс тут апеллируют к Карлу Марксу, что использовал новейшие технологии, эмпирические и теоретические данные для своего анализа и формирования своей теории, которую он называл научно обоснованной. При этом будучи антикапиталистом он признавал, что на его момент капитализм был наиболее прогрессивной экономической системой и что не стоит отказываться от достижений капитализма, их нужно наоборот ускорить и устранить сами ограничения на их развитие, при этом отмечая, что капитализм не способен дать нам действительного ускорения. Также Срничек апеллирует к работе Ленина «О «левом» ребятничестве и мелкобуржуазности», который также отмечал, что построение социализма невозможно без технического прогресса.
Социализм немыслим без крупнокапиталистической техники, построенной по последнему слову новейшей науки, без планомерной государственной организации, подчиняющей десятки миллионов людей строжайшему соблюдению единой нормы в деле производства и распределения продуктов. Об этом мы, марксисты, всегда говорили, и с людьми, которые даже этого не поняли (анархисты и добрая половина левых эсеров).
В. И. Ленин, О «левом» ребятничестве и мелкобуржуазности.
В связи с вышеописанными суждениями, левый акселерационизм часто ассоциируется с эстетикой соларпанка и «киберпрепа» (а в России он часто ассоциируется совьетвейвом), т. к. отражает гармонические отношения с техникой и её эмансипирующим потенциалом, что может сделать общество более справедливым и народным, а также решить многие масштабные проблемы в экологии, экономике и т.д. В связи с этим, левый акселерационизм называют идеей прометейства, идеи, которая гласит, что у современного мира и, в частности, у современных людей есть объективные проблемы, тем не менее их можно решить путем инноваций, науки и НТП (Научно-технический прогресс). В связи с этим, левые акселерационисты часто поддерживают идеи либертарного эко-социалиста Мюррея Букчина, а также идеи т.н техногайянизма.
Суммируя всё вышеописанное, отвечая на вопрос «что такое левый акселерационизм?», можно использовать слова философа Пита Вульфендейла, что написал несколько работ на тему акселерационизма.
Левый акселерационизм исходит из предпосылки, что детерриторизирующей силой является не сам капитализм, а что переход от феодализма к капитализму был выражением влечения к эмансипации, которое ретерриторизирующая динамика капитализма систематически (но никогда полностью) подавляла.
Пит Вульфендейл. Итак, Акселерационизм, что это такое?
Хоть и в свое время левый акселерационизм возымел свою популярность, тем не менее спустя определенное количество времени, популярность этого праксиса стала постепенно падать. В последние годы можно сказать, что данное течение скорее мертво, чем живое. Почему это так? Во многом это связано, во-первых, с самими личностями, что сформулировали левый акселерационизм. В большинстве своем, у них можно наблюдать своеобразное разочарование в акселерационизме, как в концепции. Например, тот же Марк Фишер признавал, что мы вряд ли сможем ускорить капитализм до такой степени, что он сам придёт к своему логическому концу ещё на этапе написания Капиталистического реализма. Самоубийство Марка лишь добавило символизма к его картине депрессивного и гнетущего капиталистического реализма, из которого нельзя выйти.
Капитал не будет в конечном итоге разоблачен как эксплуатируемая рабочая сила. Наоборот, люди являются марионетками капитала. Их идентичность и самосознание являются симуляциями, которые могут быть и в конечном итоге будут отброшены.
Марк Фишер, Капиталистический реализм
Касательно же Алекса Уильямса и Ник Срничека, то данные мыслители вскоре сами отказались от самого термина акселерационизм, аргументируя это тем, что сам термин перестал иметь смысл и является по своей сути слишком неконкретным для самих же левых.
Вторая причина, по которой левый акселерационизм умер, является само содержание концепции левого акселерационистского праксиса. Не учитывая даже саму утопическую и оптимистическую эстетику l/acc, сам же левый акселерационизм в свое время встретил большое количество критики, как со стороны левых, так и со стороны правых. Однако отдельного внимания стоит сама критика левого акселерационизма Ником Ландом, которая, в итоге, стала частью так называемого правого акселерационизма
[Терминатор и Аватар; Делёз и Лиотар]
В свое время Ланд написал три текста, которые можно посчитать критикой левого акселерационизма. Первым текстом является «Критика трансцендентального мизерабилизма». Данный текст направлен конкретно в сторону Марка Фишера и критикует его идеи и концепции о возможности создания нового антикапитализма, при этом, чтобы он мог не только сразить сам капитализм, но и быть динамичнее и эффективней его. Вторыми и третьими текстами являются статьи «Быстрое и грубое введение в акселерационизм» и «Примечания к #Акселерируй». Эти тексты вышли спустя небольшое количество времени после написания и выпуска манифеста к акселерационистской политике за авторством Ника Срничека и Алекса Уильямса и в них, Ник Ланд критикует уже более конкретную политико-экономическую сторону левого акслерационизма.
Ник Ланд утверждает в своей статье, что развитие технологий и ускорение НТП не привели и не приводят к деконструкции самого капитализма, скорее они его усиливают, попутно “углубляя” его. По сути, Ник Ланд тут апеллирует к тезису Лиотара, что у капитализма нет никакого “внешнего” предела, с помощью которого определенный субъект смог бы произвести детерриторизацию капиталистических структур.
Их разграничительные линии в принципе могут быть прорисованы только путем введения абсолютно искусственного разделения между капитализмом и модернистской технологической акселерацией. Неявный призыв к новому ленинизму без НЭПа (зато с утопическими техно-управленческими экспериментами чилийского коммунизма, использованными для примера).
Капитал, в своем предельном самоопределении, ничто иное как абстрактный акселераторный социальный фактор. Его исчерпывает собственная позитивная кибернетическая схема. Бегство поглощает свою индивидуальность. На определенном этапе процесса его интенсификации любое другое определение отбрасывается как случайное. Поскольку все, что может последовательно подпитывать социо-историческую акселерацию, необходимо, или сущностно, будет капиталом, то перспектива любого однозначно “Левого акселерационизма”, набирающего серьезный импульс, может быть уверенно отброшена. Акселерационизм — это всего-навсего самосознание капитализма, который только начался. (“Мы еще ничего не видели.”)
В качестве блокчейнов, логистики дронов, нанотехнологий, квантовых вычислений, вычислительной геномики и наводнения виртуальной реальности, пропитанной все большим уплотнением искусственного интеллекта, акселерационизму некуда двигаться, кроме как внутрь самого себя. Быть подгоняемым этим феноменом до точки окончательного институционального паралича — это и есть этот феномен. Естественно, что, скажем, абсолютно неизбежно, человеческий вид определит это предельное земное событие как проблему. Заметить это то же, что и сказать: Нам нужно что-то сделать. На что акселерационист может лишь ответить: сейчас вы наконец говорите об этом? Может уже пора начать действовать? В более мрачных вариантах, которые добиваются успеха, он обычно смеется.
Ник Ланд, Быстрое-и-грубое введение в акселерационизм
В «Примечаниях к #Акселерируй» Ник Ланд также отметил, что левые акселерационисты сильно недооценивают развитие тех же информационных технологий и их влияние на сферы общества, в частности т.н. «Информационной революции». Эти факторы ускоряют финансово-коммерческие и техно-индустриальные потоки, а как мы помним, одно без другого невозможно. Исходя из этого можно сказать, что если мы и хотим быть последовательными акселерационистами, то нам не нужно пытаться деконструировать/декодировать “телеоплексию”, ибо львиная часть акселерационисткой идеи опирается на этот концепт. Основная часть критики левого акселерационизма Ником Ландом является то, что по своей сути их “акселерационизм” является обусловленным (conditional), так как левые акселерационисты предлагают использовать НТП лишь для решения социальных проблем, которые порождает капитализм (Ленинизм без НЭП, но с техно-утопическими экспериментами социалиста Сальвадора Альенде). Этот тезис в свое время критиковался многими левыми, так как в их видении этот подход вряд-ли сможет ответить на вопрос более “низких” социальных проблем, например, как сексизм и расизм. Главная же претензия Ника Ланда к данному подходу в том, что сама перспектива общественного контроля над техносоциальной акселерацией выглядит как наивная мечта. Это связано, как и с самой попыткой разделить капиталистические рыночные потоки и “модернистскую технологическую акселерацию”, так и с самой попыткой ограничить (порой) масштабные процессы детерриторизации, порождаемые телеоплексией.
Подводя итоги по данной конфронтации левого и правого акселерационизма (которая сильно напоминает конфронтацию Анти-Эдипа Делёза и Либидинальной экономики Лиотара), Ник Ланд подметил своих текстах, что левые акселерационисты в итоге вернулись к традиционной левой политике, а некоторые просто снова вернулись к марксистскому протоакселерационизму. С точки зрения Ланда, левые в попытке сформулировать свой акселерационистский праксис, по сути, вернулись к тому, с чего они начинали.
[Правый акселерационизм]
Если левый акселерационизм был за освобождение от капитализма, за развитие более горизонтальных и эгалитарных посткапиталистических структур, то его собрат, в виде правого акселерационизма является его противоположностью. Как можно было заметить, Ланд критикует его с более «правых» прокапиталистических позиций. Сразу же появляется вопрос, что за правый акселерационизм и чем он отличается от т.н. «классического акселерационизма», которого он придерживался в 90‑е и в начале 2000‑х? Что‑ж, тут нам для большего понимания придётся разобрать в уже в другое философское политическое движение как тёмное просвещение или неореакция.
С момента ухода Ника Ланда из CCRU и переезда в Шанхай, взгляды Ника Ланда постепенно изменялись. Спустя какое-то время он встретился с известным, в определенных кругах, Кёртисом Ярвином, что более известен под своим псевдонимом Менциус Молдбаг. И чтобы понять ландианский “правый” акселерационизм, нам нужно будет разобрать часть от хоть и простой, но объёмной политической философии Кёртиса Ярвина.
Начнём с наиболее известного неологизма из неореакции, что вышел за пределы неореакционных кругов и стал широко использоваться людьми правых взглядов. Этим неологизмом является «Собор». Что же означает данный неологизм? Вопреки общему мнению, Собор — это не синоним леволиберальной идеологии или «повесточки». Собор — это нечто большее, чем просто набор идей. Собор — это самоорганизующаяся, самовоспроизводящаяся и самоподдерживающаяся децентрализованная система, в которую входят академии, университеты, СМИ, медиа и всё остальное, что формирует систему ценностей, идеологию, а также набор «ереси» для определенного политического, экономического и социального порядка. Тут проводится аналогия с католической церковью, которая также в свое время занималась функцией формировании идеологии, системы ценностей и «ереси», а самое главное, формировала элиту, что составляла правительства многих государств. Для неореакционеров, таким Собором сегодня является текущая политическая система на Западе, в частности США, которая осела в академиях, университетах и т.д.
Следующий неологизм, который часто ассоциируется с неореакцией и анархо-капитализмом по Гансу Герману Хоппе, которым, в том числе вдохновлялся и Кёртис Ярвин, это так называемый патчворк (patchwork). Это система, что предполагает фрагментацию государства на несколько микрогосударств или городов-государств, подобно лоскутному одеялу, которое хоть и состоит из разных кусков, но, тем не менее, оно едино. В качестве примера такой системы приводятся Сингапур, Гонконг или Священная Римская Империя с её большим количеством княжеств. Эта модель синергируется с ещё одной концепцией Кёртиса Ярвина под названием неокамерализм. По сути, в сочетании с патчворком, каждое микрогосударство и город-государство начинает управляться т.н «совместной акционерной корпорацией» (joint-stock corporation). Крупные же акционеры этой корпорации должны избирать гендиректора-монарха (ceo-monarch). Молдбаг предлагает такую концепцию, т. к. эти микрогосударства, по мнению Молдбага, будут между собой конкурировать за каждого гражданина, что будет проживать в данном микрогосударстве, что позитивно скажется на уровне жизни и свобод. Если же микрогосударство-корпорация будет плохо справляться со своими основными функциями, то жителей есть выбор проголосовать деньгами и ногами в пользу другой корпорации-государства.
Что‑ж, когда мы разобрали эти концепции неореакции, мы теперь можем перейти к тому, как Ник Ланд интерпретирует и адаптирует эти основные идеи и концепции. Не зря многие говорят, что Ник Ланд не стал неореакционером, а скорее вдохновился неореакцией. В его случае это утверждение имеет смысл, ибо:
Ник Ланд не раз критиковал самих неореакционеров (В частности Молдбага) по ряду пунктов.
Мотивы Ланда и Молдбага отличаются по своей сути. Антигуманизм Ланда и его цель в виде достижения технической сингулярности с производством нечеловеческого интеллекта никуда не делись, тем временем как Молдбаг поддерживает свои идеи исходя из утилитарных мотивов.
В связи с этим, в правом акселерационизме можно заметить два ответвления. Одно ближе к Ланду, а другое к Кёртису Ярвину.
Начнём с того, что всё же объединяет эти две ветви внутри правого акселерационизма. По сути, оба варианта поддерживают идею ускорения капитализма, дабы его укрепить и, следственно, чтобы он начал «расцветать». Акселерационизм в этой интерпретации играет роль эдакого щита или крепости для капитализма. Помимо этого, правые акселерационисты уверены, что акселерация капитализма, по сути, поможет уничтожить ими ненавистный собор, при этом в напрямую конфронтацию с этим самым собором не вступать. Как пишет Вульфендейл:
Я отмечу важную симметрию между левоакселерационистскими взглядами таких людей, как я, и тем, что все чаще называют «правоакселерационистскими» взглядами таких людей, как Ланд. Мы согласны в одном: модерн и капитализм в конечном счете несовместимы. Мы расходимся во мнениях о том, кто из них должен победить или победит: левые активно поддерживают проект модерна против капитализма, правые пассивно поддерживают неизбежную победу капитализма над модерном.
Питер Вульфендейл. Итак, Акселерационизм, что это такое?
Обе ветви правого акселерационизма также считают, что технокапитализм даст не только новые технологии, что позволят, например, модифицировать людей, увеличить их IQ, общие физические показатели или решить проблему с рождаемостью, правые акселерационисты также уверены, что ускорение капитализма демонтирует демократические эгалитарные системы, что заменятся более меритократическими и вертикальными системами, например, как абсолютная монархия, выборная монархия или неокамералистской системой. Несмотря на такие схожести, всё же у них разные мотивы. Если же те, кто находятся ближе к Молдбагу предлагают реализовать все вышеописанные идеи лишь только потому, что это, по сути, приведёт нас к неофеодализму и неосредневековью, то условные «ландианцы» делают это лишь только потому, что данные методы, во-первых, произойдут в любом случае при ускорении технокапитализма, т.е они лишь ускоряют приход неизбежного, а во-вторых, эти методы быстрее приведут нас к техносингулярности. Поздний Ланд очень много уделяет внимание производству нечеловеческого интеллекта (ИИ). В интервью «Идеология, Интеллект и Капитал» он сказал следующее:
«…интеллектуальный взрыв – это название того, к чему стремится акселерационизм.»
Ник Ланд, также, адаптирует часть концепций Молдбага, такие, как патчворк и неокамерализм, формулиря из них концепцию мета-неокамерализма. Если концепция неокамерализма Молдбага скорее похожа, в своей сути, на любую другую прескрептивную политическую концепцию о том, как должно быть обустроено государство, то концепция мета-неокамерализма Ника Ланда скорее напоминает интеллектуальную структуру (intellectual framework) для изучения систем управления, теоретически формализованная как распоряжение суверенной собственностью5. Речь идет о проверке идей управления путем экспериментов, по сути, идя метаполитическим путем.
Неокамерализм, если рассматривать его в таком свете, «система политических систем», то это не политическая система, а система для реализации политических систем.
Ник Ланд, Ксеносистемы
По сути, Ник Ланд рассматривает микрогосударства камералистского патчворка, как предприятия, где каждая единица не просто пытается оптимизировать свою деятельность и сделать её более эффективной, но также экспериментирует и артикулируется на том уровне — который не может быть преодолен — где реализм обязателен для любого социального порядка. В этой мета-неокамералистской системе каждая государственная единица занимается «метаобучением», по аналогии с машинным обучением или обучением нейросети, которая с каждым разом всё лучше и лучше справляется со своей задачей, при этом неэффективные решение, паттерны и алгоритмы отбрасываются. Иначе говоря, ландианская версия (мета-)неокамерализма представляет собой не просто лоскутное одеяло из конкурирующих между собой микрогосударств корпораций, но сеть, ризома из разных самообучающихся микрогосударств-предприятий, что занимаются производством интеллекта и кибернетических обратных связей. При этом сами единицы этой системы действуют согласно принципам политического реализма и социал-дарвинизма.
МНК не указывает никому, как строить общество. Он говорит лишь о том, что эффективное правительство обязательно будет выглядеть для него как хорошо организованный (суверенный) бизнес. К этому можно добавить следующие: а) эффективность правительства зависит от внешнего критерия, обеспечиваемого селективным трансгосударственным и межгосударственным механизмом. Это может принимать форму лоскутного (patchwork) давления (динамической географии) в цивилизованном порядке или военной конкуренции в кишащей волками дикой среде гоббсовского хаоса. б) В этих условиях можно ожидать, что расчётливая рациональность МНК будет убедительной для самих государств, независимо от разнообразия их социальных форм. Некоторая (значительная) конвергенция по нормам экономической оценки и организации, таким образом, предсказуема из обнаруженных контуров реальности. Есть вещи, которые потерпят неудачу.
Ник Ланд, Ксеносистемы
Одним из основных тезисов Ника Ланда времен неореакции является концепция бионического горизонта. Ник критикует социальных конструктивистов и генетических детерминистов (в частности, правых), указывая на то, что их виденье слишком узкое, редукционистское и, самое главное, устаревшее. Вместо этих двух крайностей, Ланд утверждает:
Гены формируют идеи (memes), выражая себя в индивидах, а эти идеи (memes), в свою очередь, оказывают свое селективное влияние на гены.
Кибернетика, в конечном итоге приведет к слиянию индивидов с их культурами посредством технологий, интеграции машины с человеком, евгенических методов редактирования генома и репродуктивных манипуляций.
…порог окончательного слияния природы и культуры, за которым популяция становится неотличимой от своей технологии. Это не наследственный детерминизм и не социальный конструктивизм, но это то, на что они оба могли бы сослаться, если бы указывали на что-то реальное. Этот синдром ярко предвосхитила Октавия Батлер, чья трилогия «Ксеногенез» посвящена исследованию населения за бионическим горизонтом. Ее оанкальские «торговцы генами» не имеют идентичности, отделимой от биотехнологической программы, которую они вечно внедряют в себя, поскольку коммерческое приобретение, промышленное производство и половое воспроизводство их популяции — единый, целостный процесс. Между тем, что представляют собой оанкали, и тем, как они живут или ведут себя, нет никакой твердой разницы. Поскольку они сами себя создают, их природа — это их культура, и (конечно же) взаимно. То, чем они являются, в точности соответствует тому, что они делают.
Ник Ланд, Тёмное просвещение
Эта глава под названием “Приближаясь к бионическому горизонту” из текста “Тёмное просвещение” частично перекликается с другим текстом Ника Ланда под названием “Гиперрасизм”. В этом тексте Ланд критикует так называемый обыкновенный расизм, который, согласно Ланду, в его полном непонимании ближайшего будущего. Ланд критикует как обыкновенных расистов, представленные разного рода расовыми реалистами и антирасистов, представленные гуманистами-универсалистами. Если взглянуть в суть этого диспута расизм-антирасизм, то, в конечном счёте, это сводится к тому, что Ланд назвал программой глобального генофонда. Расисты и антирасисты, по мнению Ланда, обладают довольно близоруким и нереалистичным виденьем. Несмотря на то, что сторона всех хочет смешать в одно глобальное “истинное” человечество, а другое пытается сохранить относительную генетическую изоляцию, попытавшись сохранить разнообразие обыкновенных расизмов, обе стороны рассуждают об одном “человеческом” едином генофонде. Ник тут апеллирует к американскому антропологу Грегори Кокрану, который утверждает, что в будущем, из-за нужды изучения космоса и экспансии внутри него, людям нужно будет заниматься отбором по генетическому принципу, дабы проводить более эффективно исследования и экспансию. Таким образом, колонизация космоса будет одним из селективных генетических фильтров, которые будут разъединять между собой колонистов и обычных людей на биологическом уровне. Ланд в этом плане идёт дальше и спускает нас “с неба” на землю, приводя похожую модель генетического селективного фильтра, который имеется в паттерне ассортативного скрещивания на основе СЭС (Социоэкономический статус), которое уже пользуется определенной популярностью у людей из высших слоев общества, и которое ведёт к генетическому разнообразию, тем самым вызывая распад человеческого вида на уровне биологии.
Генетически самофильтрующаяся элита не просто отличается от других — и становится все более отличной — она явно превосходит их по установленным критериям, определяющим социальный статус. Аналогии с космическими колонистами Кохрана вряд ли можно избежать. Если имеет место ассортативное спаривание на основе СЭС, человечество (и не только общество) распадается на части, на оси, низшим полюсом которой являются отбросы (refuse). Обычный расизм и близко не способен это переварить. То, что это настоящий кошмар для антирасиста, не вызывает сомнений, но это также трансрасовое, инфрарасовое и гиперрасовое явление, которое оставляет после себя «расовую политику» в виде беспорядочных развалин.
Неоевгенические возможности геномных манипуляций, которые также будут неравномерно распределены по уровню СЭС, несомненно, усилят тенденцию к видообразованию, а не смягчат ее.
Ник Ланд, Гиперрасизм
Как мы видим, если у раннего Ланда практика была в форме критики, нежели каких-то позитивных политических формаций, то у позднего Ланда мы видим, что он воспринимает акселерационизм как нечто нужное и потенциально помогающее в каком-то смысле, но для этого нужно придерживаться правых политических практик, дабы акселерационизм достиг своей цели. Как Питер Вульфендейл отметил:
Правый акселерационизм сблизился с неореакцией именно потому, что отождествляет детерриторизирующую силу с самим капитализмом: он видит себя в том, чтобы стиснуть зубы и заявить, что если мы хотим принять освобождающее отчуждение капитализма, то должны также принять неизбежное возвращение к знакомым феодальным структурам, которые он мимолетно вытеснил.
Питер Вульфендейл. Итак, Акселерационизм, что это такое?
Отчасти всё вышеописанное объясняет не менее важный момент, который нужно учитывать при изучении философии Ланда. Ник Ланд никогда не был “левым” и не является сейчас “правым”. Несмотря на то, что текущие взгляды Ланда обозначаются как правый акселерационизм, всё-таки это довольно условное обозначение. Бывший ученик Ланда Робин Маккей, писал о том, что разделение раннего и позднего Ланда довольно преувеличено и по факту условное. Ланд никогда не был левым и не является сейчас условным правым. Он поддерживал феминизм лишь только потому, что это высвобождает технокапитализм. По этой же причине он поддерживает некоторые концепты неореакции, как неокамерализм и патчворк, так как считает, что это поспособствует ускорению технокапитализма. Иначе говоря, Ник Ланд оставил ядро и цель в своей философии, однако методы достижения цели в виде автономизации капитала, создания сильного ИИ и техносингулярности остались у Ланда прежними. Более того, нельзя сказать, что Ник Ланд полностью открещивается от своих прошлых работ, полных нечеловеческих женских образов, что деконструируют реакционные капиталистические структуры. Хоть и Ланд обращается сейчас к более патриархальным фигурам, тем не менее его мета-неокамерализм даёт право и на альтернативу. И если эта альтернатива в итоге окажется более успешной и эффективной, то это будет считаться как положительная, а не отрицательная тенденция.
[Безусловный акселерационизм]
Естественно, что, скажем, абсолютно неизбежно, человеческий вид определит это предельное земное событие как проблему. Заметить это то же, что и сказать: Нам нужно что-то сделать. На что акселерационист может лишь ответить: сейчас вы наконец говорите об этом? Может уже пора начать действовать? В более мрачных вариантах, которые добиваются успеха, он обычно смеется.
Ник Ланд. «Быстрое-и-грубое введение в акселерационизм»
Наверное, трудно не заметить, что левый акселерационизм и правый акселерационизм, по сути, во многом похожи. Обе ветви во многом очень схожи, обе стремятся ускорить технокапитализм, ускорить процесс декодирования, и обе уверены в том, что именно их вариант в конечно итоге истинный и именно он в конце концов выйдет победителем в этой гонке за будущее. Обе также уверены, что могут как-то повлиять на сами детерриторизирующие процессы. Погодите, повлиять на процессы? Разве процессы детерриторизации и сопровождающий их технокапитализм не ноумены, что движимы бесцельным иррациональным и внешним, как предполагал классический акселерационизм? Если это так, то как мы вообще можем полноценно влиять на процесс ускорения? С чего мы взяли, что будет, условно, «Полностью Автоматизированный Лакшери Коммунизм» (Fully Automated Luxury Communism), который хотят левые акселерационисты или неокамералисткий киберпанк с микрогосударствами-корпорациями, который хотят правые акселерационисты, которые должны, по их мнению, наступить после ускорения капитализма? Не слишком ли это по-редукционистски и антропоцентрично по отношению к тем масштабным процессам, что происходят на Земле и во вселенной в принципе? С чего мы взяли, что мы можем на что-то прямо влиять, если влиять вообще? Подобными вопросами начали задаваться не только критики акселерационизма, но и сами его сторонники. В итоге, последних привело к той ветке акселерационизма, что не только не принимает ни одну из сторон этих ветвей, но отрицает «позитивную политическую практику», принимая «антипракис».
Тут мы уже подходим к довольно широкой и несколько размытой ветви акселерационизма, которую дословно можно перевести как безусловный акселерационизм. Почему же он так называется? Дело в его видении и антипраксисе.
Как было упомянуто ранее, правый акселерационизм и левый акселерационизм стояли на позиции, что мы, люди, всё ещё обладаем какой-никакой агентностью и субъектностью, вследствие чего мы можем влиять на процесс ускорения капитализма. Безусловные акселерационисты в ответ на это утверждают, что у нас, людей, довольно ограниченные возможности влияния данные процессы. Они апеллируют к тому факту, что в реальности слишком много сил, тенденций и событий, которые усложняют возможность коллективного вмешательства в процесс.
По его (безусловного акселерациониста) мнению, человеческое агентство уже возведено в ранг проводника и мерила мира, и это концептуально нетерпимо. Именно против такого взгляда акселерационизм определяет себя как «антигуманист(ский)», а против фундаментального вопроса праксиса он предлагает «антипраксис». Конечно, это вряд ли может означать «ничего не делать»: это означало бы не просто вернуться к фундаментальному вопросу о праксисе, но предложить, возможно, самый скучный и утомительный ответ из всех. Напротив, безусловный акселерационист, ссылаясь на колоссальные ужасы, открывающиеся перед человеческим агентом на всем пути от процессов накопления капитала и усложнения общества до глубинной структуры или кажущегося отсутствия структуры самой реальности, указывает на базовую неважность однонаправленного человеческого агентства. Мы «бросаем вызов звездам», но в их молчании — если мы вообще их видим — звезды отвечают лишь сокрушительным презрением. На вопрос «Что делать?», таким образом, она может с полным правом ответить только: «делай, что хочешь» и «отпусти».
Винсент Гартон. Безусловный акселерационизм как антипраксис.
Винсент Гартон указывает на то, что существующие праксисы акселерационизма слишком переоценивают роль человека и его способность влиять на процессы, что протекают при капитализме и в окружающем материальном мире в целом. Он утверждает, что это скорее процесс влияет на нас, чем мы на него. По мнению безусловных акселерационистов, в реальности происходит слишком много энтропии и процессов с обратной связью, что ставит под сомнение способность каких-либо политических структур и организаций т.д., влиять на эти самые процессы с позитивной и негативной обратной связью.
Процессы положительной обратной связи не заканчиваются на модульных путях трансмутации между деньгами, товаром и трудом. Он распространяется по всем социальным, культурным, политическим и даже экологическим слоям (именно поэтому мы можем назвать капитализм исторической эпохой, даже если все эти элементы играли свою роль задолго до самого капитализма). Расширение товарного производства здесь порождает торговые сети, стимулирующие расширение рынка там. Быстрое технологическое развитие, распространяющееся в той или иной отрасли, толкает цены вниз, вовлекая все больше людей в циклы производства и, соответственно, потребления — и технологическое развитие выливается в новые, более быстрые и более адаптивные технологии. Технокоммерциализм начинает сотрясать культуру, общество и государство, заставляя их фрагментироваться и принимать новые формы. Твердые структуры и глубоко укоренившиеся убеждения ломаются под движением людей, денег и товаров. Все эти силы сцепляются друг с другом и действуют как мультипликаторы силы, каждая из которых проникает в другую, толкает ее вперед, ускоряет, двигает всю систему к… чему-то — и именно с этим чем-то будут вынуждены (и всегда будут не в состоянии) бороться системы контроля, как левые, так и правые.
Эдмунд Бергер, Безусловный акселерационизм и вопрос праксиса
Эту мысль развивает ещё один безусловный акселерационист, Эдмунд Бергер. Он утверждает, что организационная динамика в обществах со временем менялась, становясь более сложной, переплетённой и более горизонтальной, постепенно понижая статус иерархии, из-за этой тенденции к более сетевым или постсетевым отношениям. Однако и они со временем из-за всё растущей энтропии разрушаются.
Это происходит именно потому, отмечает Бар-Ям, что в цивилизации формируется «профиль сложности». По мере усиления и роста нелинейных процессов, вызванных каскадными положительными обратными связями, сама организация становится все более сложной, более гетерогенной, более многогранной и менее пригодной для систем управления. Растущая сложность, в конце концов, разрушает упорядоченную природу органической целостности.
Однако, как утверждает Эдмунд в своей статье, системы всегда полагаются на высокую степень разборчивости и способность наблюдать за территорией (будь она физической или нет), дабы вплоть до мельчайших деталей категоризировать и классифицировать её элементы для наилучшего контроля за ней. В связи с этим, у системы возникает потребность в снижении гетерогенности и энтропии внутри системы, дабы лучше её контролировать. Тут Эдмунд ссылается на кибернетика Эндрю Пикеринга, который на основе исследований Росса Эшби сделал следующий вывод:
Единственный путь к стабилизации — это сокращение разнообразия — уменьшение количества конфигураций, которые может принимать совокупность, путем сокращения числа участников и множественности их взаимосвязей.
Эндрю Пикеринг. Острова стабильности: захватывающее превращение из клеточных автоматов в оккупируемое движение
Таким образом Эдмунд использует вывод Пикеринга для критики одновременно и левых и правых акселерационистов, которые хоть на словах и поддерживают децентрализацию и «ризоматичное» устройство общества, однако в конечном итоге им бы пришлось заниматься устранением элементов, которые бы вызывали дестабилизацию системы из-за увеличивающаяся энтропии. А это значило бы ограничение темпов развития ТНП, потоков финансов, товаров и т.д, дабы предотвратить разрушительный процесс усложнения.
Вероятность сценария, в котором левые и правые акселерационисты достигают успеха в этой деятельности, кажется маловероятным. Так как в реальности система уже слишком далека от упорядоченной, а уровень сложности взаимодействий всё растет, делая тем самым возможность, как обозначает Эдмунд, «коллективного вмешательства» в данный процесс ускорения через нацию, корпорацию и т.д, невозможным. Однако, как утверждает Эдмунд, данный процесс не стоит воспринимать как эдакий энтропийный распад, а скорее, как дробление или фрагментацию на отдельные элементы, или как автор выразился «гранулы».
В итоге, во всем этом описанном можно обнаружить то, что напоминает антипраксис безусловного акселерационизма, который заключается в том, что мы ускоряться ни смотря ни на что, при этом не прибегая к механизмам, которые бы эти самые процессы бы ограничивали. В итоге мы приходим к тем же выводам, к которым когда-то пришли Делёз и Гваттари. Мы не должны абстрагироваться от движений рынка, попутно предлагая «обновленный вариант фашистского “экономического решения”», а наоборот, следовать декодирующим рыночным потокам. К подобному отходу от сдерживающих практик, призывал когда-то и Ник Ланд в своем «Расплавлении», сравнивая западных левых и китайских марксистов из КНР.
…заново гегелезированный «западный марксизм» вырождается из критики политической экономии в прогосударственную монотеологию экономики, становясь на сторону фашизма против дерегуляции. Левые политические течения скатываются в националистический консерватизм и топят свою остаточную способность к «горячей» спекулятивной мутации в болоте «холодной» депрессивной культуры вины.
Ник Ланд, Расплавление
В итоге, безусловные акселерационисты в качестве (анти)праксиса предлагают отбросить эти призраки невозможного коллективного вмешательства, дабы по-настоящему ускорить декодирующие процессы и интегрироваться полностью в эти детерриторизирующие потоки. И так как сам процесс детерриторизации не имеет чёткого направления (в связи с чем мы не можем предсказать, что будет в итоге), то и сам «антипраксис» открывает для безусловных акселерационистов широкий выбор возможностей для продвижения этого самого процесса, будь это агоризм, киберполитика и так далее. В общем всё то, что ускоряет процесс декодирования и фрагментации.
…безусловный акселерационист празднует и усиливает огонь современности в целом: как потоки капитала, которые все теснее сжимают мир в жидком деспотизме машины, переделывающей и перекраивающей человечество, так и потоки социальной кибернетики, которые захлестывают политические институты, превращаясь, несмотря на них, в терминальный бред. На Западе именно Франкенштейн является фигурой, определяющей ход современности: инструмент, свергающий своего хозяина. Торговля. Социальные сети. Искусственный интеллект. В кибернетической современности эта история повторяется снова и снова. Безусловный акселерационизм отождествляет этот процесс свержения с его калейдоскопической многогранностью.
Винсент Гартон, Акселерация без условий
В итоге, суммируя все описанное раннее, безусловный акселерационизм можно охарактеризовать также, как это сделал Эдмунд Бергер:
…Мы могли бы сказать, что U/ACC отвергает праксис, даже что он антипраксис — но, в то же время, это не так прямолинейно. Если отвлечься от праксиса в самом широком смысле — высшей формы действия в мире, — то U/ACC вряд ли является антипраксисом; он просто просит признать ограниченность и неизбежность распада вещей (нет никакого противоречия между постановкой этого вопроса наряду с ксенофеминистской мантрой «если природа несправедлива, измените природу»).
Эдмунд Бергер, Безусловный акселерационизм и вопрос праксиса
Цели, которые данное течение ставит, обозначены в этом отрывке из статьи с сайта Xenogothics, под названием U/Acc Primer:
Противодействие «формально-эстетическому консерватизму» самоназванной радикальной политики (как слева, так и справа).
Рассмотрение в тотальности позднего капитализма способов, с помощью которых человеческая агентность является продуктом всеохватывающей системы, на которую она может оказывать относительно мало влияния и уж точно не контролировать ее.
Усиление разрыв человеческого субъекта, каким мы его знаем, — то есть современного человеческого субъекта, являющийся продуктом сил, которые его окружают и которые фаталистически порождаются внутри него, — и тех систем, которые ограничивают его постоянные линии ускользания (гендер, национальное государство и др.) для ради радикального производства нового.
Усиление стремления выйти за пределы темпоральности современности как абсолютной основы структуры “современного опыта” — современный опыт, возможно, понимается как та временная оболочка, которая отделяет нас от других форм жизни.
U/Acc Primer, Xenogothics
Суммируя всё вышеописанное, можно сказать, что безусловный акселерационизм из-за своей специфики, является самым обширным из всех перечисленных и существующих на данный момент (А разных акселерационистких праксисов появилось не мало за это время). Так как данный вид акселерационизма не имеет чётких предложений, а сам он не имеет чёткой цели и праксиса (Как минимум, заложенных в его мысли), то он привлекает (и привлекает) к себе многих людей с разными взглядами, которые не могут отнести себя в полной мере ни к левому, ни к правому акселерационизму по причине самого праксиса, либо самих целей, которые ставят адепты левого или правого праксиса акселерационизма. Однако, несмотря на это само антиутилитарное и антителеологичное направление, отсылающее нас к Ницше, Лиотару и Делёзу, является объединяющим фактором для всех тех, кто причисляет себя к безусловным акселерационистам. И это, пожалуй, одна из причин, по которой безусловный акселерационизм не умер как левый акселерационизм и не был подвергнут остракизму как правый акселерационизм.
Говоря об акселерационизме в целом, то можно сказать, что эта политическая и философская концепция, порождённая британским философом, оказала и оказывает, хоть и, на первый взгляд, незаметное, но довольно большое внимание. Ник Ланд и компания вызвали своими работами шторм, который оставил после себя очень многие вещи, хоть и порой сомнительной ценности. От спекулятивного реализма и нового взгляда на феномен капитализма до бесконечной генерации акселерационистких праксисов (разной степени успешности). Даже несмотря на фрагментацию (но не распад) дискурса спекулятивного реализма или тот же спад популярности нового акселерационистского праксиса под названием эффективный акселерационизм, который спонсируется многими людьми из так называемого big tech, тем не менее акселерационизм всегда до этого давал о себе знать и даст о себе знать ещё не раз в ближайшем будущем.
Акселерационизм — это не просто набор концепций, идей или мемов, это инструмент, созданный высвобождать энтропийные детерриторизирующие потоки, в противовес тенденции негэнтропии и паранойи, что пытается всегда взять себя в руки. Это инструмент, призывающий нас идти путем трансгрессии, экспериментов и фрагментации. И его теоретическая неполнота, которая могла бы смутить тех, кто пытался изучать акселерационизм, это одновременно его недостаток и преимущество, ибо открывает для нас возможность добавить к нему те элементы, которые мы сочтём уместными и нужными.
- Делёз и Гваттари, Тысяча Плато (1980), стр.851; «Никогда не верьте, что для нашего спасения достаточно гладкого пространства» ↵
- Жан-Франсуа Лиотар, Либидинальная экономика (1974), стр. 36 ↵
- Жан-Франсуа Лиотар, указ. соч., стр. 450 ↵
- Benjamin Noys, Persistence of the Negative: A Critique of Contemporary Continental Theory, p. 6 ↵
- Nick Land, Xenosystem Fragments: Meta-neocameralism ↵