- Оригинал публикации: https://outsidertheory.com/the-intellectual-origins-of-surveillance-tech/
- Перевод: Никита Кутявин
Джефф Шулленбергер – американский литературный критик и философ, преподаватель Нью-Йоркского Университета, автор блога Outsider theory. В своем блоге он активно применяет и развивает миметическую теорию антрополога Рене Жирара, исследовавшего проблемы связанные с подражанием и насилием в человеческих сообществах. Ниже представлены два текста из его блога. В первом он анализирует то, как гуманитарное образование Алекса Карпа и Питера Тиля, а также их внимание к проблеме насилия, повлияло на создание Palantir Technologies. Из этой заметки вы узнаете, какие философские основания лежат в фундаменте этого, казалось бы, чисто технологического проекта. Второй текст – это доклад Джеффа Шулленбергера, представленный им на жирардианском «Коллоквиуме о насилии и религии», в котором он осуществил сравнительный анализ акселерационизма и миметической теории.
Интеллектуальные истоки технологий наблюдения.
Недавно я ответил на один весьма обсуждаемый твит:
STEM без гуманитарных наук – это просто программа обучения Raytheon [Название американской военно-промышленной компании. Подразумевается, что технический специалист без гуманитарных знаний – просто обслуга военщины].
Питера Тиля на создание Palantir частично вдохновила учеба у Рене Жирара, а также чтение Карла Шмитта и Лео Штрауса.
Мой ответ оказался намного менее популярен (374 лайка) чем оригинальный твит (более 6 тыс. лайков), несмотря на то, что он был гораздо ближе к действительности. (Вздох). Очевидно, что люди, которые сидят на twitter.com, предпочитают более утешительные нарративы о гуманитарных науках. Тем не менее, исследование того, как эти науки поспособствовали созданию системы массового наблюдения, в которой мы все теперь живем, имеет смысл продолжать.
Palantir Technologies, менее известный проект из связанных с Тилем, чем PayPal, Facebook и другие, но не менее примечательный, заимствует свое название у «видящих камней» из «Властелина колец» Толкина. Он специализируется на анализе «больших данных» и сотрудничает с разведывательными и оборонными агентствами в рамках проектов, связанных с цифровым наблюдением. Его часто называют источником информации, позволившим США найти Усаму бен Ладена.
Одним из веских аргументов в пользу моего утверждения, что опыт Питера Тиля в гуманитарных науках послужил основой для создания Palantir, является его эссе «Штрауссианский момент», впервые представленное в качестве доклада на конференции в 2004 г., а затем в 2007 г. опубликованное в сборнике «Politics and Apocalypse». Тиль основал Palantir в 2003–2004 гг., так что это эссе было написано в тот же период его карьеры, когда он основал компанию.
Название эссе ясно демонстрирует нам то, что он мыслил об историческом моменте начала 2000‑х годов как о «штрауссианском моменте», то есть таком, который лучше всего описывать с помощью идей Лео Штрауса. Это, разумеется, был момент после событий 9/11, и, по мнению Тиля, эти события «поставили под вопрос… всю политическую и военную конструкцию XIX-го и XX-го вв., и, разумеется, современности в целом». В эссе представлена основательная критика либерального интернационализма, как наивной и устаревшей структуры безопасности. С точки зрения Тиля, события 9/11 разрушили давнее представление о том, что интеграция в глобальный рынок принесет мир и сотрудничество между государствами. Последнее убеждение было основано на упрощенной модели homo economicus, которая искусственно выносит за скобки страсть к насилию и фанатичные убеждения, в действительности управляющие человеческим поведением. Для Тиля события 9/11 были философским вызовом, побуждающим переосмыслить представления о человеческой природе.
Из работ Штрауса Тиль выводит идею о том, что «даже внутри самых либеральных или открытых режимов скрываются некоторые очень неудобные истины». Среди них – темная истина о насилии и государстве. Тиль цитирует утверждение Штрауса о том, что «не может быть великого и славного общества без эквивалента убийства Рема его братом Ромулом». Из работ Штрауса он делает вывод, что либеральный миф о просвещенном эгоизме homo economicus как основе универсальной гармонии всегда был не более чем мифом. Всегда существовала темная и насильственная сторона американского и глобального либеральных проектов, которую наиболее мудрые наблюдатели, такие как Штраус, смогли уловить, но избегали ее слишком откровенного обсуждения.
Один из наиболее показательных отрывков эссе касается того самого бизнеса, в который Тиль входил во время его написания. В своем исследовании непризнанной темной стороны американского либерального государства он цитирует заявление Штрауса о том, что «даже самое справедливое общество не может выжить без разведки, шпионажа». Из заявления Штрауса Тиль заключает, что «вместо Организации Объединенных Наций, наполненной бесконечными и безрезультатными парламентскими дебатами… мы должны подумать о создании “Эшелона”, секретной координации мировых разведывательных служб, как пути к окончательному становлению глобальной pax Americana».
Palantir может быть понят, исходя из этого отрывка эссе Тиля, как прикладное штрауссианство: предприятие, которое осознает существование глубоких и опасных оснований человеческого насилия и использует огромные массивы данных, генерируемых Интернетом, для их мониторинга и контроля.
Другой ключевой фигурой в Palantir явлется Алекс Карп. Как и Тиль, Карп является выходцем не из технологической среды. Они оба получили образование в сфере права, но Карп пошел в своем образовании дальше Тиля и получил Ph.D. по социальной теории во франкфуртском Университете им. Гете. Широко распространено мнение, что его научным руководителем был известный теоретик Юрген Хабермас, но даже быстрый взгляд на его диссертацию показывает, что это не так. Работа Карпа действительно связана с критической теорией Франкфуртской школы, с которой отождествляется творчество Хабермаса, но связана она с учителем последнего – Теодором В. Адорно.
Недавняя статья Мойры Вайгель “Palantir Goes to the Frankfurt School” предлагает внимательное прочтение диссертации Карпа «Агрессия в жизненном мире». Это комплексный, технический отчет о тексте, очевидно являющемся теоретически сложным, но Вайгель предлагает ценную информацию о том, как философские идеи Карпа совпадают с тем, что я называю «штрауссовской» программой Тиля для проекта Palantir. Как и Тиля, Карпа в первую очередь интересует подавляемое насилие, которое угрожает общественной жизни людей, хотя его теоретическое описание этого явления несколько иное.
Диссертация Карпа, как заключает Вайгель, заимствует у Адорно и развивает критику того, что он называл «жаргоном». Объектом критики Адорно был язык экзистенциальной философии, особенно Мартина Хайдеггера. По его мнению, Хайдеггер использовал невнятную терминологию, сделавшую его знаменитым (вспомним термин Dasein), чтобы выдать исторические и политические проблемы за универсальные условия. Как пишет Вайгель, ссылаясь на Адорно: «Хайдеггер превращает реально нестабильное положение людей, которые могут в любой момент потерять работу и дом, в определяющее состояние Dasein… на таком уровне жаргон приобретает аполитичный или даже анти-политический характер: он маскирует текущие и зависящие от обстоятельств эффекты социального господства под вечные и неизменные характеристики человеческого существования».
По мнению Вайгель, Карпа (в отличие от Адорно) интересует «вопрос о том, какие психологические потребности удовлетворяет жаргон». Его ответ на этот вопрос основан на фрейдистском предположении об агрессии как первичном проявлении влечения к смерти. Основная проблема социального существования, с этой точки зрения, заключается в необходимости регуляции и/или сублимации таких антисоциальных импульсов во имя социальной стабильности. Карп утверждает, что «жаргон», который критикует Адорно, служит способом «впустить агрессию в социальную жизнь и отвести ей центральную роль в консолидации идентичности». Идея, по всей видимости, заключается в том, что «жаргон», который исключает тех, кто не понимает его, и в то же время создает сообщество тех, кто его понимает, проявляет враждебность по отношению к существующему социальному порядку, создавая при этом воображаемое сообщество «тех, кто говорит на нем, и слышит его». Это значит, что «противоречащие социальным нормам желания вносятся в паутину социальных отношений… таким образом, что за них не нужно преследовать по закону и наказывать как за нарушение социальных норм».
Можно было бы сказать гораздо больше о диссертации Карпа в изложении Вайгель, но этого краткого обзора достаточно, чтобы провести определенные параллели со «Штрауссианским моментом». Как и Карп, Тиль озабочен насильственным, иррациональным измерением человеческой жизни и угрозой, которую оно представляет для социального порядка. События 9/11 стали для Тиля ключевой иллюстрацией этой угрозы, а также наивности западной идеологии в ее отношении. Из работ Штрауса Тиль делает вывод о том, что к этому более темному измерению социального существования нужно обращаться не напрямую, а одновременно через философский дискурс, способный обращаться с этой проблемой скорее деликатно, чем в открытую, и с помощью методов политики, которые действуют в основном за пределами публичной сферы, таких как шпионаж. Это необходимо потому, что явное признание существования более глубокой реальности, лежащей в основе этого насилия, будет способствовать распространению цинизма и разочарованности, что в конечном итоге разрушит сам порядок, который необходимо поддерживать. Интерес Карпа к «жаргону» аналогичным образом проистекает из той же озабоченности по поводу отрицаемой обратной стороны социального порядка и способов сдерживания или интеграции враждебных ему агрессивных импульсов посредством их непрямого выражения.
Как считает Вайгель, предложенное Карпом переосмысление концепции «жаргона» Адорно является шагом назад по сравнению с работами последнего. В то время как Адорно «поместил жаргон в контекст специфического опыта современности», Карп «трансформирует его в выражение влечений, которые, поскольку они вневременные, являются чисто психологическими». Она утверждает, что Palantir исходит из той же внеисторической предпосылки, поскольку «в анализе данных роль аналитика не в том, чтобы демистифицировать и рассеять овеществление. Напротив, она именно в том, чтобы определять идентичность по ее цифровым следам и делать прогнозы на их основе». Подобно жаргону в представлении Адорно, аналитика данных «прикрывает господство постольку, поскольку она делает так, чтобы состояние человека или, точнее, условия человеческого существования, какими они являются в конкретный момент, казались неизменными». С точки зрения Вайгель, описание «жаргона» Адорно, и связанные с ним марксистские и историцистские аналитические концепции, предлагают метод описания способов, с помощью которых «алгоритмы берут истории угнетения, встроенные в данные обучения, и проецируют их в будущее».
В «Штрауссианском моменте» Тиль предлагает своего рода упреждающий ответ на критику Карпа со стороны Вайгель. Он явно рассматривает марксистское предположение о том, что экономические лишения и господство являются основными движущими силами политического конфликта, как левую версию мифа о homo economicus, от которого атаки 9/11 не оставили камня на камне. Как он пишет: «уже один пример бен Ладена и его последователей делает недостаточным экономически мотивированную политическую мысль, которая доминировала на современном Западе… от “Исследования о природе и причинах богатства народов” справа, до “Капитала” слева».
Одно из непосредственных свидетельств в его пользу – это тот факт, что самые драматичные атаки на капиталистический Запад были организованы «саудовцами из высшего среднего класса, часто с высшим образованием и большими перспективами», мотивированными религиозной верой, а не возмущением экономическим неравенством, бенефициаром которого был их лидер. Он утверждает, что Запад был застигнут врасплох, поскольку предполагал, что насилие в отношении него будет исходить от экономически обездоленных: «из фавел Рио-де-Жанейро или от голодающих крестьян в Буркина-Фасо». Этот метод анализа не смог выявить настоящие источники социальной нестабильности. Таким образом, можно представить, что Тиль увидел большую ценность в альтернативном методе Карпа: анализировать язык на предмет следов бессознательной агрессии, чтобы, по выражению Вайгель, «выявить скрытые в иных случаях идентичности и влечения, а также скрытое в них побуждение к насилию».
Тиль приводит убедительные доводы в пользу тех способов анализа, которые сфокусированы не на экономических отношениях, а на глубоких, часто разрушительных моральных страстях, которые, как он утверждает, в действительности движут людьми. Карп, как выразилась Вайгель, подобным образом «делает агрессивное насилие сущностью социального». Хотя Карп заимствует свою точку зрения у Фрейда и других современных мыслителей, она выглядит как еще один вариант того, что Тиль называет «старой западной традицией… которая предлагала менее зависимый от экономической догматики взгляд на человеческую природу». Примечательно, что такое сложное технологическое предприятие, как Palantir, кажется, берет свое начало из явного возврата к моделям человеческой природы, существовавшим до эпохи Просвещения.
Миметическая Акселерация и Капиталистический Сверхинтеллект.
Представленный ниже текст, в котором исследуется взаимосвязь между акселерационизмом и миметической теорией, является слегка измененной версией моего доклада на «Коллоквиуме о насилии и религии» в 2021 г., проходившем в Университете Пердью. Хочется предупредить читателей, что я уделяю разное количество внимания акселерационизму и миметической теории. Из-за специфики первоначальной аудитории, я обращаюсь к читателю, хорошо знакомому с работами Рене Жирара, но не ожидаю от него никаких предварительных знаний об акселерационизме. Читателям, которым требуется введение в творчество Жирара, имеет смысл обратиться к текстам на сайте проекта Imitatio [https://www.imitatio.org/brief-intro]. Об акселерационизме и миметической теории есть достаточно информативные статьи в Википедии.
В своей книге «Malign Velocities» 1 политический теоретик Бенджамин Нойз определяет акселерационизм как «стратегию ускоренного движения сквозь капитализм и за его пределы». Он отмечает, что эта «стратегия» впервые была очерчена в 1970‑е годы несколькими французскими философами, а именно Жилем Делезом и Феликсом Гваттари в «Анти-Эдипе» и Жаном-Франсуа Лиотаром в «Либидинальной экономике». Видя перед собой неудачу марксистской революции после 1968 г., эти мыслители предположили, что вместо того, чтобы пытаться смягчить разрушительные последствия технокапитализма, поистине радикальным выбором является политическое содействие его дестабилизирующим траекториям. Таким образом, акселерационисты отвергают стандартные регулятивные и компенсаторные предложения как левых, так и правых, а также отвергают любую ностальгию по более простым временам, будь то стремление к гармонии с природой, экономической стабильности, традиционным семьям или сообществам. Вместо этого, как заявляют Робин Маккай и Армен Аванесян, они «настаивают на том, что единственный радикальный политический ответ капитализму – это не протест, подрыв или критика, не ожидание его исчезновения из-за его собственных внутренних противоречий, а ускорение его тенденций беспочвенности, отчуждения, декодирования, абстрагирования» 2. По словам Маккая и Аванесяна, соредакторов «Accelerationist Reader», акселерационизм является «политической ересью».
Несмотря на отказ от стандартных левых и правых политических практик, акселерационизм разделился на левую и правую фракции. Что касается левого фланга, «акселерационизм стремится встать на сторону эмансипаторной динамики, которая разорвала цепи феодализма и открыла постоянно расширяющийся диапазон практических возможностей, характерных для современности» 2. Авторы «Манифеста акселерационистской политики» определяют себя, как сторонников «прометеевской» политики, «стремящейся к максимальной власти над обществом и природой» и утверждают, что «капитализм подавляет наше технологическое развитие». Соответственно, «акселерационизм – это убежденность в том, то потенциал технологического прогресса может и должен быть высвобожден посредством выхода за рамки, налагаемые капиталистическим обществом» 3. И наоборот, по словам ведущего правого акселерациониста, философа Ника Ланда, лево-акселерационистский проект зависит от «абсолютно искусственного разделения между капитализмом и модернистской технологической акселерацией» 4В противовес этому разделению, Ланд утверждает, что «капитал, в своем предельном самоопределении, ничто иное как абстрактный акселераторный социальный фактор… все, что может последовательно подпитывать социо-историческую акселерацию, необходимо, или сущностно, будет капиталом». Из этого следует, что «акселерационизм – это всего-навсего самосознание капитализма». Как правые, так и левые акселерационисты связывают свои политические взгляды с максимальным развитием технологического потенциала. Тем не менее, они расходятся во мнениях относительно того, является ли цель этого развития преодолением капиталистического порядка или его осуществлением.
Какое отношение акселерационизм может иметь к Рене Жирару, почти не высказывавшемуся ни о технологиях, ни о капитализме? Первый общий момент состоит в использовании кибернетической модели динамики человеческих обществ, основанной на принципах отрицательной и положительной обратной связи. Если быть кратким, то петли отрицательной обратной связи включают в себя процесс самопроизвольной стабилизации систем, в то время как петли положительной обратной связи – это убегающие спирали, которые нарушают стабильность. Вновь обратимся к Ланду, опирающемуся на Делёза и Гваттари – опять же, ключевых теоретических прародителей акселерационизма:
«Для акселерационизма решающий урок в следующем: цепь отрицательной обратной связи (такая как «регулятор» парового двигателя или термостат) работает для того, чтобы поддержать определенное состояние системы на том же месте. Его продукт, на языке, сформулированном французскими философскими кибернетиками Жилем Делезом и Феликсом Гваттари, – это территоризация. Отрицательная обратная связь стабилизирует процесс, корректируя течения, тем самым препятствуя выходу за пределы ограниченного диапазона. Динамика переходит на службу к устойчивости – состояние, или застой, более высокого уровня. Все модели неравновесия сложных систем и процессов подобны этой. Чтобы уловить противоположную тенденцию, которая характеризуется самоусиливающимся блужданием, отступлением или побегом, Делез и Гваттари придумали безвкусный, но важный термин — детерриторизацию. Детерриторизация — это единственное, о чем акселерационизм когда-либо говорил» 5.
Для Ланда и его соратников по недолго просуществовавшей Группе Исследования Кибер-Культуры (ГИКК) в Уорикском университете, главном инкубаторе акселерационистской мысли 1990‑х гг., Делез и Гваттари были пророками позитивной обратной связи. Их интеллектуальной противоположностью в этом отношении был основоположник кибернетики Норберт Винер, для которого новая область исследований была «инструментом для человеческого господства над природой и историей, защитой от киберпатологии рынков» 6. Однако, по словам Ланда и его коллеги по ГИКК Сэди Плант, к концу второго тысячелетия стало ясно, что такие усилия по сдерживанию были напрасны: «Истлевающая в результате цифровых заражений, современность распадается на части. Ленин, Муссолини и Рузвельт положили конец современному гуманизму, исчерпав возможности экономического планирования. Неудержимый капитализм прорвался сквозь все механизмы социального контроля, получив доступ к невообразимому отчуждению. Капитал клонирует себя с растущим пренебрежением к наследственности, становится абстрактной самоорганизующейся положительной обратной связью». Единственный реальный политический выбор, как утверждают Ланд и Плант, – это выбор между «Системой человеческой безопасности», которая отчаянно изобретает новые бесполезные средства защиты от «киберпозитивных» метастаз позднего Модерна, и процессом детерриториализации, вызванным этими «киберпозитивными» циклами.
Этот лихой киберпанковский нигилизм все еще может показаться настолько далеким от жирардианской мысли, насколько это возможно, но более пристальное рассмотрение обнаруживает преемственность. Жирар часто упоминал проблему циклов положительной обратной связи, которой он, возможно, заинтересовался благодаря трудам кибернетика и антрополога Грегори Бейтсона, которого он цитирует в различных местах своих основных работ. В одном тексте он описывает свою миметическую гипотезу следующим образом:
«Если жест присвоения индивида А укоренен в подражании индивиду по имени Б, это значит, что А и Б должны оба стремиться к одному и тому же объекту. Они вступают в соперничество за этот объект. Если склонность к подражательному присвоению представлена с обеих сторон, подражательное соперничество будет иметь тенденцию к взаимности; оно будет подвергнуто возвратно-поступательному усилению, которое теоретики коммуникации называют положительной обратной связью. Другими словами, индивид, который первым послужил образцом, испытает усиление собственного стремления к присвоению, когда он обнаружит, что на его пути встал подражатель. То же случится и с соперником. Оба становятся подражателями своего подражателя и образцом для своего образца. Каждый пытается отодвинуть препятствие, которым на его пути оказывается другой. Этим процессом и порождается насилие» 7.
Для Жирара, как и для Винера и Бейтсона, проблемой, с которой сталкиваются любые социальные системы, является сдерживание дестабилизирующих циклов положительной обратной связи. Он видел изначальную «Систему человеческой безопасности», если пользоваться терминологией Ланда и Плант, в механизме козла отпущения и в его более поздних ритуальных пережитках. Как и любая другая схема с отрицательной обратной связью, травля козла отпущения стабилизирует систему, используя внутреннюю для нее динамику. Как утверждал Жан-Пьер Дюпюи, теория Жирара – это теория «самотрансценденции»: того, как система генерирует регуляторный принцип изнутри. Говоря иначе, это рассказ о том, как люди создали богов, посредством убийства заместительной жертвы. Эта модель является кибернетической, поскольку обнаруживает источник стабилизации (отрицательная обратная связь) и дестабилизации (положительная обратная связь) в динамике, порождаемой самой системой.
Пересечения Жирара с акселерационизмом на этом не заканчиваются. Подобно Ланду и другим теоретикам ГИКК, он считает определяющей чертой современности быстро убывающую эффективность цепей отрицательной обратной связи. Для него «Система человеческой безопасности», основанная на механизме козла отпущения, защищавшая людей от их собственного насилия, больше не может поддерживать гомеостаз. Ланд и Плант написали в 1994 г.: «Неудивительно, что говорят, что Земля приближается к катастрофе. Изменение климата, экологический и медицинский коллапс, идеологические потрясения, войны и землетрясения: Калифорния ждет катастрофы. Это эпоха распада и расплавления» 6. Жирар предложил аналогичную точку зрения в своей последней книге «Battling to the End» 8: «Сегодня насилие бушует по всей планете, и сбывается то, о чем говорилось в апокалиптических текстах: природные бедствия уже неотличимы от вызванных человеком, естественное уже нельзя отличить от искусственного. Глобальное потепление и повышение уровня моря сегодня – уже не метафоры». В обоих случаях надвигающийся апокалипсис является неизбежным результатом безудержной «киберпозитивности».
Акселерационистский (или, по крайней мере, право-акселерационистский) термин для обозначения положительной обратной связи – это просто «капитал». «Акселерация», по мнению Ланда, «описывает временную структуру накопления капитала. Таким образом, она отсылает к “окольным методам производства”, лежавшим в основе модели капитализации Бем-Баверка, в которой накопление и технологичность интегрированы в единый социальный процесс – перенаправление ресурсов от непосредственного потребления к улучшению аппарата производства» 9. Полностью свободное капиталистическое производство, всегда ориентированное на прогнозируемые будущие прибыли, должно экспоненциально продвигаться вперед: «Акселерация является нормальным поведением любой интегральной цепи, стимулируемой ее собственными выводами и таким образом самонаправляемой» 10. Единственная возможность выкрутиться для левых акселерационистов, оказавшись в таком положении, это определить современное технологическое развитие и сопутствующее опрокидывание традиционных социальных иерархий как траектории, по крайней мере теоретически отделимые от накопления капитала. Левый акселерационизм рассматривает первые два процесса «детерриториализации» как развитие, сдерживаемое капиталистической «ретерриториализацией».
Со своей стороны, Жирар определяет ускоряющиеся циклы положительной обратной связи в современности как «миметическое соперничество в мировом масштабе» и, в «Battling to the End», вслед за Карлом фон Клаузевицем, «устремлением к крайности». Историческая причина этого кризиса – христианское откровение о невиновности козлов отпущения, которое постепенно подрывает «Систему человеческой безопасности» архаической религии – жертвоприношения, запреты, табу. Когда эта защита разрушена, цикл положительной обратной связи миметического конфликта выходит из-под контроля: желания сходятся на одних и тех же объектах, соперничество разрастается, а насилие угрожает поглотить мир. Современный эгалитаризм, допускающий горизонтальную конкуренцию, расширяет арену для конфликта. В его книге «Deceit, Desire and the Novel» 11 результатом этого становится «подполье» Достоевского, в то время как в его последней книге «Battling to the End» это террористическое насилие, ядерное всесожжение и экологическая катастрофа. Однако, несмотря на эти предчувствия апокалипсиса, час расплаты отложен на некоторое время. Почему? Что за «система безопасности ad hoc» смогла предотвратить апокалипсис?
Парадоксальный ответ: та же самая система, которую акселерационизм определяет, как главного агента нарастающего беспорядка, которым является современность – то есть капитализм. Хотя он никогда подробно не развивал этот тезис, Жирар периодически ссылался на эту возможность. Например, в одном из мест он отмечает, что капиталистический свободный рынок – это «единственная экономическая система, которая направляет дух соперничества в конструктивную деятельность, а не усугубляет его до применения физического насилия» 12. Хотя он и утверждал, начиная со своей первой книги, что современная арена безудержной горизонтальной миметической конкуренции порождает типичные патологии «подполья», направление этой динамики в рыночную конкуренцию может, как и предшествовавший ему архаический жертвенный порядок, сдерживать насилие, вмещая его в себя. Примерно такой тезис выдвигают Поль Дюмушель и Жан-Пьер Дюпюи в работе «L’enfer des choses». Они полагают, что современный техно-капиталистический (бес)порядок направляет освобожденные петли положительной обратной связи миметического конфликта во вторичную, крайне нестабильную систему человеческой безопасности.
Это возвращает нас к вопросу, разделяющему правый и левый акселерационизм: является ли капитализм, в конечном итоге, стабилизирующим или дестабилизирующим? Для правых акселерационистов современная технокапиталистическая траектория – это последний, апокалиптический рубеж. Как пишет Ланд: «Влаcть капитала — это состоявшаяся телеологическая катастрофа» 9. Для левых акселерационистов, таких как бывший студент Ланда Марк Фишер, все наоборот: «Капитализм действует через одновременные процессы детерриториализации и компенсаторной ретерриториализации… Абстрактные процессы декодирования, которые запускает капитализм, должны сдерживаться конструируемой архаикой». Другими словами, капитализм высвобождает киберпозитивность только для того, чтобы снова ее ограничить, и, таким образом, отложить апокалиптическую развязку, которую он, как может показаться, предвещает. Поль Дюмушель занимает позицию, сходную с левым акселерационизмом, когда пишет «Мы живем в мире дефицита, который не является ни миром священного, ни Царством Божьим» 13. Дефицит, то есть законы рынка, представляет собой скорее периодически дестабилизируемую структуру сдерживания, нежели окончательное приближение к концу времен.
Слепым пятном для акселерационизма, с жирардианской точки зрения, является то, что, как отмечает Дюмушель, «радикальная новизна современной рыночной экономики… связана с уникальным разрушением системы жертвоприношений, вызванным христианским Откровением» 14. Отсюда следует, что возможность технокапитализма рождается одновременно и в связке с заботой о жертвах, которая способствует демонтажу системы безопасности, основанной на жертвоприношениях. Для Ника Ланда капитал – это «революция, оторванная от христианско-социалистической эсхатологии» 15. Как и Ницше, он предвидит преодоление христианской заботы о жертвах, но не с помощью «сверхчеловека», а с помощью «чудовищного правления инструмента» 9, которое он часто отождествляет с господством SkyNet в фильмах «Терминатор». По словам Фишера, видение Ланда заключается в том, что «капитал – это такое же мега-влечение к смерти, как Терминатор: то, с чем «нельзя сторговаться, с чем нельзя спорить, то, что не проявляет ни жалости, ни раскаяния, ни страха, и никогда не собирается останавливаться». Жирардианский апокалипсис, с другой стороны, парадоксален: для Жирара «антихрист» – это «супер-жертвенная машина, которая будет продолжать приносить жертвы во имя жертв насилия». Тем не менее, несмотря на то, что Жирар использует здесь термин «машина», слепым пятном миметической теории является то, что она рискует недооценить ландианское «господство инструмента»: техноэкономическое устаревание человеческой способности принимать решения, которое происходит из-за абстрактных систем, использующих высвободившиеся петли положительной обратной связи миметического конфликта и порождающих трансцендентность, сравнимую с той, которая порождается архаическим жертвоприношением, но отличную от нее. По мнению Ланда, «сингулярность любого вида – это предел процесса, в котором преобладает положительная обратная связь, и поэтому он доведен до крайности» 16.
Таким образом, вместо того, чтобы воображать сингулярность как возникновение в будущем самосознающего искусственного интеллекта, акселерационисты, такие как Ланд, концептуализируют сам технокапитализм как инопланетный сверхинтеллект, который обогнал человеческую способность принимать решения и мыслит без оглядки на нас. Для Ланда технокапитализм сам по себе трансцендентен в своей радикальной не-человечности: он «не имеет внешних границ, он поглотил жизнь и биологический интеллект, чтобы создать новую жизнь и новый уровень интеллекта, намного превосходящий человеческие ожидания» 17. Однако, жирардианская модификация этого описания предполагает, что его пределом является современная идеология жертв, на которой парадоксальным образом основано его правление. Другими словами, мы должны представить себе взрывоопасный симбиоз нечеловеческой трансцендентности ландианских «технономических» систем с «сошедшими с ума христианскими идеями», составляющими современную виктимологию – явление, которое на первый взгляд кажется невероятным, но характеризует многое из того, что произошло в последнее время в виртуальных социальных сферах, в которых мы присутствуем все больше и больше. Все признаки указывают на то, что правление этого чудовищного гибридного бога, который, как пишет Дюмушель, не относится «ни к миру священного, ни к Царству Божьему», может продлиться еще какое-то время.
- Noys, Benjamin. Malign Velocities: Accelerationism and Capitalism. Alresford, UK: Zero Books, 2014. ↵
- Mackay, Robin and Armen Avenessian, eds. #Accelerate: The Accelerationist Reader. Falmouth, UK: Urbanomic, 2014. P. 4. ↵ ↵
- Уильямс А., Шрничек Н. Манифест акселерационистской политики // Логос. – 2018. – Том 28, #2. – С. 7–20. ↵
- “A Quick and Dirty Guide to Accelerationism.” Jacobite. May 25, 2017. – URL: https://web.archive.org/web/20201223161742/https://jacobitemag.com/2017/05/25/a‑quick-and-dirty-introduction-to-accelerationism/ [На русском языке: Лэнд Н. Быстрое-и-грубое введение в акселерационизм // Syg.ma – URL: https://syg.ma/@igor-stavrovsky/nik-lend-bystroie-i-niepristoinoie-vviedieniie-v-aksielieratsionizm]. ↵
- “A Quick and Dirty Guide to Accelerationism.” Jacobite. May 25, 2017. – URL: https://web.archive.org/web/20201223161742/https://jacobitemag.com/2017/05/25/a‑quick-and-dirty-introduction-to-accelerationism/ [На русском языке: Лэнд Н. Быстрое-и-грубое введение в акселерационизм // Syg.ma – URL: https://syg.ma/@igor-stavrovsky/nik-lend-bystroie-i-niepristoinoie-vviedieniie-v-aksielieratsionizm]. ↵
- Land, Nick, and Sadie Plant. “Cyberpositive.” Mackay and Avanessian 303–313. ↵ ↵
- Girard, René. “Mimesis and Violence: Perspectives in Cultural Criticism.” The Girard Reader. Ed. James G. Williams. New York: Crossroad, 1996. ↵
- Girard, René. Battling to the End: Conversations with Benoît Chantre. Trans. Mary Baker. East Lansing: Michigan State University Press, 2010. [Рус. пер.: Жирар Р. Завершить Клаузевица. Беседы с Бенуа Шантром. – М.: Издательство ББИ, 2019. – 300 с.]. ↵
- Land, Nick. “Teleoplexy: Notes on Acceleration.” Mackay and Avanessian 509–520. [Рус. пер.: Ланд Н. Телеоплексия: заметки об акселерации // Логос. – 2018. – Том 28, #2. – С. 21–30.]. ↵ ↵ ↵
- Там же. ↵
- Рус. пер.: Жирар Р. Ложь романтизма и правда романа. – М.: Новое литературное обозрение, 2019. ↵
- Girard, René. Innovation and Repetition. Sцubstance. 19 (2/3):7 (1990) p. 16 ↵
- Dumouchel, Paul. “Indifference and Envy: Girard and the Anthropological Analysis of Modern Economy.” The Ambivalence of Scarcity and Other Essays. East Lansing: Michigan State University Press, 2014. ↵
- Там же ↵
- Land, Nick. Fanged Noumena: Collected Writings 1987–2007. Eds. Robin Mackay and Ray Brassier. New York: Sequence Press, 2012. P. 442 ↵
- Land, Nick. “Left Singularity.” Old Nick: A Collection of Lost Nick Land Wisdom. January 7, 2013. https://oldnicksite.wordpress.com/2013/01/07/left-singularity ↵
- Land, Nick. Fanged Noumena: Collected Writings 1987–2007. Eds. Robin Mackay and Ray Brassier. New York: Sequence Press, 2012. P. 626 ↵