- Оригинал публикации: Notes Toward a Cognitive Biology of Theoretical Physics
- Перевод: Артём Тютюнников для паблика TH | Трансчеловек
Данный текст и его автор для Spacemorgue новы и во многом нетипичны.
Ричард Скотт Бэккер — канадский неакадемический философ, более, однако, известный как автор художественных произведений в жанрах тёмного фэнтези и научной фантастики. Подобно многим мыслителям, чьи работы переведены на русский силами сообщества, он всё же имеет существенный философский бэкграунд в виде публикаций в профильной периодике и чтения лекций в различных университетах. Однако Бэккер подчёркнуто дистанцируется от академического сообщества, что призвано обеспечить и продемонстрировать независимость суждений и форм выражения его идей.
В качестве философа на ранних этапах он во многом вдохновлялся континенталистами, что нашло отражение в его работах на тему медиа и интеллектуального отчуждения рабочего класса (диссертационное исследование в Университете Вандербильта). Однако поворотным моментом стал его интерес к философии сознания, и прежде всего работам философов-аналитиков в этой области, в частности, Дэниела Дэннета. Знакомство с ними перенаправило его исследовательские работы в сторону теории значения, философии транс- и пост-гуманизма, будущего философии (и литературы) и философии (литературы) будущего. Результатом стала разработка т. н. «теории слепого мозга» (Blind Brain Theory) — теории сознания, подчёркивающей фундаментальную ограниченность способностей человека к интеллектуальному самопознанию, — а также оригинального понятийного аппарата «Семантического Апокалипсиса» и «пространств крушения», которые являются следствием вторжения научного познания и технического прогресса внутрь границ того, что считалось человеческой сущностью.
Однако наиболее полное выражение идеи Бэккера находят, вероятно, в его литературных трудах. Многие из них переведены на русский и даже выдержали на нём несколько изданий. Это и нейрологический технотриллер «Нейропат», детектив «Зовите меня Апостол» и, last but not least, magnum opus Бэккера — эпическое тёмное фэнтези «Второй Апокалипсис». Этот монструозный цикл, находящийся в процессе написания, состоит на данный момент из семи томов, объединённых в два завершённых подцикла («Князь пустоты» и «Аспект-император»), и наполнен отсылками к средневековой истории, широкому спектру философских систем (от Аристотеля и неоплатоников до философии сознания наших дней), произведениям Джона Р. Р. Толкина и Фрэнка Герберта, проблематике постгуманизма.
«Заметки по поводу когнитивной биологии теоретической физики» — небольшой текст, взятый из блога автора (публикация от 14 апреля 2018 года). Он не раскрывает наиболее фундаментальных взглядов Бэккера (их надеемся осветить дальнейшими переводами его работ). Однако для Spacemorgue он может дать взгляд на постгуманистическую проблематику под неожиданным углом — со стороны эпистемологии. Здесь Бэккер рассуждает о наследственных когнитивных ограничениях человека, о том, как эти ограничения лимитируют познание нами Природы силами научного метода, — и как на эту ситуацию способны повлиять создание мыслящих машин или же перестройка человеческого мыслительного аппарата.
Мой любимый пример того, что я называю «постыдным фактом самопознания» — это удивительный (даже потрясающий) факт, что мы способны объяснить происхождение самой Вселенной, и в то же время никак не можем объяснить это объяснение. Можно сказать, что самым значительным слепым пятном физики является сама физика. Представьте, что строите готический собор, и при этом у вас нет ничего, кроме туманного осознания собственных рук! Даже больше — представьте, что такая неспособность к осознанию является полностью естественной и что абсолютно нормально перетаскивать предметы, будучи слепым не только к самому процессу перетаскивания, но и к самой слепоте. Неудивительно, что многие воспринимают знание как необъяснимое чудо.
Слепота к когнитивным инструментам обнажает довольно любопытную особенность в развитии физики: ей не нужно понимать себя, чтобы понять Природу. По крайней мере, пока.
Конечно, этот факт интересен сам по себе. Если учесть, что в основе эвристического пренебрежения лежит общая, полностью натуралистическая теория познания, то его область применения должна охватывать все виды нашей познавательной активности, включая основной элемент ящика Пандоры — физику. Академические игры не представляют для меня интереса, поэтому я не могу позволить ожиданиям коллег завести меня в ведомственный тупик. Я волен руководствоваться нестандартными допущениями для решения проблем, которые невозможно решить с помощью существующих подходов. Мне не хватит профессиональной компетентности, чтобы сделать научное открытие, однако я, возможно, смогу направить к этому настоящих специалистов.
Физика далеко не единственная подвержена слепоте второго порядка. С биологической точки зрения почти все проблемы разрешаются без доступа к условиям решения. Моторная кора мозга «знает» о себе не больше, чем пальцы, которые она контролирует. Восприятие почти всегда слепо к происходящему в то же время акту познания.
Назовем этот тривиальный факт медиальным пренебрежением — то есть, врожденной нечувствительностью познания к происходящей в то же время познавательной активности. Из этой эмпирической банальности проистекает множество важных следствий. Как человеческое восприятие преодолевает медиальное пренебрежение? По сути, наш мозг полностью нечувствителен к собственному биологическому устройству. Он не способен познать себя таким, какой он есть. Так как же он познаёт собственные когнитивные способности?
Очевидно, как-то иначе. Методами скорее полезными, чем правдивыми. Методами, с помощью которых можно обмануть медиальное пренебрежение. Эвристически.
Из самого факта медиального пренебрежения следует, что мы должны познавать проблемные системы с учетом так называемой мета-нерелевантности. Это значит, что нам не требуется никакого существенного знания о нашем знании, чтобы порождать знание. Например, данный акт коммуникации требует с моей стороны знания множества фактов, но ни один из них не связан с нашим колоссальным биологическим и историческим сходством — то есть, примерно одинаковой физиологией и образовательной подготовкой. Если бы я страдал психозом или вас бы воспитала стая волков, коммуникативный обмен мог бы произойти только в том случае, если бы нам удалось каким-то образом устранить эти различия. В отсутствие такой способности второго порядка коммуникативный процесс зависит от отсутствия такого рода проблем второго порядка, а значит, от нерелевантности знания второго порядка тому, чего мы хотим достичь.
Медиальное пренебрежение влечет за собой мета-нерелевантность — то есть, способность находить решение проблемы без возможности находить способы реализации этой способности. Можно провести грань между мета-нерелевантностью наших рамок, т.е. отсутствием неблагоприятных обстоятельств, и мета-нерелевантностью нашего устройства — отсутствием когнитивных недееспособностей. Одна из восхитительных особенностей этого разделения заключается в том, как две значительные теоретические системы физики — общая теория относительности и стандартная модель физики частиц — требуют преодоления каждой из форм мета-нерелевантности. Эйнштейну в работе над общей теорией относительности потребовалось преодолеть рамочное пренебрежение, чтобы начать рассматривать пространство и время как неотъемлемую часть механизма Вселенной. В квантовой механике Бору и другим требовалось преодолеть пренебрежение устройства и изобрести новую рациональность. При познании Вселенной в ее величайших масштабах результат диктуется системой отсчета. При восприятии реальности в ее бесконечно малых величинах увиденное строго определяется вашей когнитивной биологией. В обоих случаях невозможно понять основные принципы, не помыслив себя как часть воспринимаемой системы.
Другими словами, наша когнитивная биология нерелевантна только по отношению к когнитивным установкам классических (наследственных) проблематических экологий. Это объясняет, почему для становления релятивистской теории определяющим элементом было сущностное восприятие, в то время как для стандартной модели был важен эксперимент. Релятивистская теория, которая принадлежит классической механике, лишь в крайней степени «растягивает» мета-нерелевантность (принуждает нас анализировать собственные когнитивные способности). Квантовая механика с ходу разносит ее в пух и прах. Чтобы решить проблемы мета-нерелевантности, потребовалось признать несостоятельность как методологии, так и интуиции. Это произошло до того, как физики смогли описать «квантовый мир» со множеством соответствующих оговорок. Понимание того, какие классические вопросы в квантовой механике можно или нельзя задавать, эквивалентно измерению мета-нерелевантности — степени, в которой нашей когнитивной биологией (наряду с когнитивной историей) можно пренебречь. Ограничения классического описания представляют собой ограничения нашей когнитивной биологии, оказавшейся лицом к лицу с микромиром — в точке, где многие (но не все) наши интуитивные физические представления приходят к месту крушения (crash space).
Суть общеизвестного спора между Эйнштейном и Бором заключается в попытке решить, является ли квантовая механика полной и раскрывает ли, таким образом, исключительную (классически несостоятельную) Природу, либо же ее можно назвать неполной — в таком случае нам открываются скрытые переменные и несколько поразительных сходств с дискуссиями о природе опыта и познания. Если, как утверждал Бор, квантовая механика является полной, то будет уместным говорить о влиянии когнитивной биологии на понимание нами микромира. Если же принять точку зрения Эйнштейна, то наша базовая когнитивная биология не играет роли в контексте понимания микромира — проблема в нашей когнитивной истории, то есть в теориях, которые мы привыкли строить. Другими словами, центральный вопрос совпадает с предметом, вокруг которого строятся споры о природе знания и опыта: является ли явно исключительная природа квантовых представлений — аналогично исключительной природе опыта и знания — артефактом какой-либо фундаментальной неспособности с нашей стороны? То есть, главный вопрос заключается в том, что именно является ключевым для решения задач как квантовой механики, так и знания и опыта — наша точка зрения или наше внутреннее устройство.
(Стоит заметить, что это сравнение, кажется, противоречит тому, как я обычно использую квантовую механику в качестве аргумента в пользу необходимости отбросить наши биологически закреплённые предчувствия. Но если квантовая механика одновременно исключительна (поскольку нарушает классическую механику) и научно подтверждена, не может ли интенционалист утверждать то же самое? Между тем как интенционалисты применяют для обоснования собственной объективности эмпирическую силу операционализаций интенциональных первопринципов (таких, как убеждения), квантовые реалисты используют для этого эмпирическую силу квантово-механических первопринципов (таких, как волновые функции). Однако есть два принципиальных различия, которые подрывают эту, казалось бы, оптимистичную аналогию: во-первых, интенционализм является строго интуитивной системой взглядов, в то время как квантовая механика, мягко выражаясь, таковой не является; во-вторых, квантовая механика — самая мощная и широко применимая теория за всю историю науки, в то время как интенционализм страдает от проблем с экспериментальной воспроизводимостью и обобщений, выходящих далеко за рамки любого эксперимента.)
На примере квантовой механики коллапс мета-нерелевантности — необходимость распознавать и приостанавливать действие когнитивных рефлексов (осознанно выбирать вопросы) — вызван глубокими информационными когнитивными экологиями, которые сконструированы физиками. С упрощением объекта исследования снижается применимость аппарата человеческого познания. Можно сказать, что мета-нерелевантность последнего задает направление нашей «скалярной структуры пренебрежений» — степени, в которой знание и опыт пригодны для решения фундаментальных проблем и задач, разделенных на элементарные кирпичики. Наука дала нам протезы, необходимые для расширения наших скромных способностей к решению макроскопических проблем. Несмотря на наследственные структуры пренебрежний, наши базовые познавательные способности обрели всекосмическую применимость — чтобы это осуществить, нам потребовался лишь гений Эйнштейна. Но когда мы пришли к микроскопическому, интуитивное стало помехой. «Мы все согласны, что ваша теория безумна», — сказал Бор однажды Вольфгангу Паули. — «Вопрос в том, достаточно ли она безумна, чтобы претендовать на истинность».
Согласно обрисованному взгляду, фундаментальное расхождение между общей теорией относительности и квантовой механикой состоит в биологической релевантности последней. Это позволяет утверждать, что квантовая механика — если не более общая теория — функционирует в такой проблематической экологии, где релятивистская теория попросту не представляет никакой пользы. Большинство физиков рассматривают квантовую механику как более общую теорию, однако их обоснования тяготеют к формализму и онтологичности и мало связаны с экологической точкой зрения. Как показано выше, эвристическая независимость — предположение о мета-нерелевантности — является базовым для всего нашего когнитивного ориентирования. Это в равной степени справедливо как по отношению к физикам, так и ко всем остальным. Иными словами, физики при осмыслении сути дискуссии часто упускают из виду релевантность своей когнитивной биологии и поэтому рассматривают разрыв между общей теорией относительности и квантовой механикой только лишь математически и понятийно. Сбой биологической нерелевантности, однако, демонстрирует физические измерения проблемы — то есть, как эта проблема укореняется в устройстве человеческого мышления.
Физики-теоретики всегда понимали: как и все живые организмы, люди — это физические системы и каналы энтропии. Но понимание факта существования когнитивной биологии совсем не означает понимание принципов ее работы. Если отсечь помехи второго порядка, квантовая механика — это деятельность живых организмов, поведенческий продукт самой Природы, которую открывает квантовая механика. Наша когнитивная природа — то есть, унаследованные предустановки для оптимизации унаследованных обстоятельств — систематически заводит в тупик наши попытки познать Природу. Квантовая механика показывает — мы являемся продуктом Природы, и наша сущность мешает нам познать ее, не прибегая к теоретическим махинациям в форме продуманного экспериментального взаимодействия.
Возникает дурное предчувствие, что человеческое познание по своему устройству неспособно объединить общую теорию относительности и квантовую механику. Вполне возможно, что некая неклассическая макроскопическая теория могла бы вытеснить общую теорию относительности и поглотить квантовую механику. Однако без экспериментальных данных вроде тех, которыми располагали пионеры квантовой механики, у нас попросту нет возможности выделить полезный сигнал из шума и определить вопросы, которые можно задавать. Истина может быть «где-то рядом», за пределами наших биологических возможностей. Она может занимать пространство, которое смогут осознать только наши машины. Представим, что разработка квантовой теории гравитации провалилась и стало ясно, что квантовая механика лишь эвристически применима к классическим условиям. В этом случае вполне возможно, что нам, согласно обозначенной здесь когнитивно-биологической точке зрения, придется стать чем-то иным, если мы хотим осознать Вселенную как целое. Перепайки нейронных схем посредством одного лишь обучения (создания теорий) может оказаться недостаточно.
Сбой когнитивной биологической релевантности в квантовой механике подчеркивает то, что можно назвать проблемой снижающейся применимости: чем дальше наше устройство отходит от унаследованных экологических зон комфорта (естественных ареалов обитания — систем, которые мы в ходе эволюции приучились принимать как данность), тем меньше мы можем предполагать мета-нерелевантность и тем больше нам следует ожидать, что наше биологическое наследство потребует некого исправления, чтобы избежать крушения.